Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III
Шрифт:
Прошел еще год, и весной 1711 года началась война с Турцией — мощным южным соседом. Эта война была тяжелой для России: воевать на два фронта — со шведами и турками — было опасно. И Петр устремился на юг, чтобы увести войну с турками подальше от Украины и Польши — основного театра военных действий Северной войны. Дурные предчувствия мучили царя перед этим походом, «которого конец Бог весть», как писал он Меншикову, оставшемуся в Петербурге. Перед самым отъездом — а в поход он взял с собой Екатерину — он сделал то, к чему был давно готов, — объявил о помолвке с ней и уже с дороги писал Меншикову, в петербургском дворце которого бегали его дочери Аннушка и Лизонька, чтобы верный Александр позаботился о них, если девочки останутся сиротами. Ну а если Бог будет милостив и дарует победу или хотя бы благополучное возвращение домой, то гулять им на свадьбе Петра и Екатерины в «парадизе» — так называл царь
В начале июня 1711 года турки сумели окружить русскую армию в Молдавии на реке Прут. Их численное превосходство, непрерывный плотный огонь, нехватка боеприпасов, продовольствия и воды у русской армии — и все это под палящим молдавским солнцем — сделали несколько дней блокады сущим адом для триумфаторов Полтавы, рассчитывавшим на легкую победу. Наиболее драматичной стала ночь с 10 на 11 июля, когда, после долгих переговоров и переписки, Петр, отчаявшись заключить с турками сколько-нибудь приемлемый мир, прервал многочасовой военный совет и приказал генералам готовиться наутро к прорыву. Это было смертельно опасно, для ослабленной русской армии прорыв через позиции турок мог кончиться катастрофой, гибелью лучших войск, пленением самого царя и крушением для новой России всех достижений, а также надежд на будущее.
В этот момент Екатерина проявила мужество, волю и находчивость. Пока Петр отдыхал перед утренней атакой, она, не спросясь у мужа, вновь собрала военный совет, которой показал крайнюю опасность принятого решения о прорыве. Затем она разбудила Петра и уговорила его написать еще одно, последнее письмо турецкому главнокомандующему — визирю Мехмет-паше. К этому письму, как свидетельствует легенда, тайком от царя Екатерина приложила все свои драгоценности. Возможно, это и решило дело — утром визирь дал согласие на переговоры и заключил с русскими мир. Кошмар Прута для русских закончился.
Двадцать четвертого ноября 1714 года, награждая жену только что учрежденным орденом Святой Екатерины, Петр сказал, что этот орден «учинен в память бытности Ея величества в баталии с турки у Прута, где в такое опасное время не яко жена, но яко мужская персона видима всем была», Позже, в указе 1723 года о коронации Екатерины, он вновь вспомнил злосчастный Прут и мужество своей боевой подруги. К этому времени супруги совершили немало походов и только что вернулись из дальнего и опасного военного путешествия в Персию— Персидского похода, где Екатерина была, как всегда, спокойна, терпелива и рассудительна. Тяжелее всего Екатерине давались морские походы — очевидно, она не выносила морской качки, так что царь часто отправлялся в плавание один, регулярно посылая ждущей его на берегу жене записки о своих делах и самочувствии, благодарил за присланные сладости, бутылочку вина или клубнику.
По возвращении из Прутского похода, в феврале 1712 года произошло долгожданное событие — венчание и свадьба Петра и Екатерины. Это была нетрадиционная царская свадьба с ее пышными и долгими церемониями, а скромная свадьба контрадмирала Петра Михайлова — под таким именем проходил Петр службу на флоте. В посаженые отцы он, как почтительный служака, пригласил своего непосредственного морского начальника, вице-адмирала Корнелия Крюйса, а также других адмиралов и высших офицеров. Среди немногочисленных гостей, приглашенных на венчание в придворную церковь дворца Меншикова, были моряки, кораблестроители и их жены. Ближними девицами, которые несли за Екатериной шлейф, выступали две прелестные, изящные и важные особы. Одной было пять, а другой — три года: это были дочери Анна Петровна и Елизавета Петровна. Обойдя с матерью вокруг аналоя, они становились законными детьми супругов. «Но так как вся церемония слишком бы утомила этих малолетних принцесс, — с искренним огорчением отмечает английский посланник Чарльз Уитворт, — они показались только на короткое время, а затем были заменены двумя племянницами царя».
Памятный февральский день 1712 года царь провел так, как всегда мечтал: собрал приятных ему гостей, венчался в уютной церкви, а потом, опередив всех, помчался в свой дворец, где был накрыт свадебный стол, и вместе со слугами вешал над столом новую люстру на шесть свечей, которую долгие месяцы точил на токарном станке. «Общество было блистательным, — закончил свое донесение о свадьбе русского адмирала Уитворт, — вино превосходное, венгерское, и, что особенно приятно, гостей не принуждали пить его в чрезвычайном количестве… Вечер закончился балом и фейерверком…»
Итак, уже никто не имел права обращаться к Екатерине иначе как к «Ее царскому величеству», и как бы знатен ни был подданный царицы, он считался ее рабом. Екатерина не была красивой женщиной — об этом говорят многочисленные
Наблюдатели поражались ее неутомимости, терпению и силе. Один из очевидцев рассказывал, как был посрамлен австрийский посланник, проигравший Екатерине на какой-то свадьбе состязание по подъему одной рукой тяжелого жезла свадебного маршала. Другой наблюдатель, Бассевич, услышал слова царя о том, что тот никак не надивится той легкости, с которой Екатерина превращается в царицу, не забывая при этом о своем происхождении. Вывод из всех этих наблюдений делает Бассевич такой: своими успехами в жизни Екатерина обязана «не воспитанию, а душевным своим качествам. Поняв, что для нее достаточно исполнять важное свое предназначение, она отвергла всякое другое образование, кроме основанного на опыте и размышлении».
Несомненно, Екатерина обладала природной гибкостью ума, тем чутьем, которое позволяло ей вести себя естественно, просто и достойно. До наших дней дошло более сотни писем Екатерины и Петра, и, хотя прошло уже больше двух с половиной веков, их трудно читать как просто исторические документы. От этих писем веет интимной теплотой, они несут в себе следы глубокого и взаимного чувства, которое связывало мужчину и женщину два десятилетия. Намеки и шутки, часто — почти непристойные, трогательные хлопоты о здоровье, безопасности друг друга и более всего — постоянная тоска и скука без близкого человека — вечная тема писем для всех любящих на свете. «Гораздо без Вас скучаю», «Для Бога приежжайте скоряй, а ежели за чем невозможно скоро быть, отпишите, понеже не без печали мне в том, что ни слышу, ни вижу»… Такими признаниями пересыпаны письма царя. Да и Екатерина скучает без Петра. «Очень хорош, — пишет она об „Огороде" — Летнем саде, — Только без вас гулять неприятно, и почитаю к моему несчастию, что в сии времена лишилась давно с вами здесь веселитца“. — „А что пишешь, — отвечает Он, — что скучно гулять адной, хотя и хорош сад, верю тому, ибо теж вести и за мною. Только моли Бога, чтоб уже сие лето было последнее в разлучении а впредь бы быть вместе“. И Она вновь подхватывает эту тему в своем письме: „Токмо молим Бога: да даст нам, как по вашему намерению, чтоб сие лето уже в последние быть в такой разлучении и паки просим его Божескую милость, дабы совершил общее желание наше“.
В 1717 году Петр, путешествуя за границей и мечтая сделать жене истинно королевский подарок, решил заказать в Брюсселе знаменитые кружева. Он написал ей об этом и просил прислать образец рисунка для брюссельских кружевниц. И Екатерина ответила, что ей ничего особенно не нужно, «только б [в] тех кружевах были зделаны имена — Ваше и мое, вместе связанные".
Мы не можем сказать, что жизнь Екатерины-царицы была безмятежна. Петр был человек тяжелого, недоброго характера, Екатерине все время приходилось думать о том, как сохранить его привязанность. Царь, в традициях того времени и в соответствии со своим темпераментом, не пропускал ни одной юбки и, как в прежние времена, возил с собой метресс. Екатерина нашла единственный удобный для себя способ поведения: она не преследовала мужа бесполезной ревностью, а… сама поставляла ему метресс. Восемнадцатого июня 1717 года Петр писал жене из Спа: «Иного объявить отсель нечего, только что мы сюды приехали вчерась благополучно, а понеже вовремя пития вод домашней забавы дохторы употреблять запрещают, того ради я метрессу свою отпустил к вам, ибо не мог бы удержатца, ежели б при мне была". Третьего июля Екатерина отвечала, что отсылка метрессы, очевидно, не по требованию докторов, а потому, что та заболела нехорошей болезнью, «и не желала бы я (от чего Боже сохрани!), чтоб и галан (любовник. — Е.А.) той метресишки таков здоров приехал, какова она приехала».