Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II
Шрифт:
Этой речью Александр ясно подчеркнул свою давнюю приверженность к конституционным идеям, понимание того, что Польша уже созрела для конституции, а Россия созреет в недалеком будущем, ограниченном, по крайней мере, рамками жизни самого Александра.
Его конституционные намерения очень четко накладывались и на планы в области освобождения крестьянства от крепостного права, которые продвинулись быстрее в экономически более развитых районах России — Эстляндии, Лифляндии, Курляндии, но которые, как это показывает разработка секретных проектов Аракчеева и Гурьева, рано или поздно должны были дойти и до России.
Чуть позднее, как бы развивая мысли, высказанные весной в Варшаве, император заявил в беседе с прусским генералом Мезоном буквально следующее: «Наконец все народы должны освободиться от самовластия. Вы видите, что я делаю
И хотя эта речь, как и всякие публичные выступления любого властителя, содержала в себе некоторые демагогически-патетические ноты, она тем не менее отразила одну любопытную деталь: Александр признал в ней, что в течение всей своей жизни не расставался с помыслами, появившимися у него еще в юности и много раз обговоренными в беседах с Лагарпом, Чарторыйским, в Негласном комитете.
Его жизненная линия, обозначенная в царскосельской тиши, по существу, не прерывалась, как не прерывалось и осознание своей самодержавной власти, внушенной ему с детства, власти, которая давала право и возможность даровать свободы своим подданным.
В этих противоречивых тенденциях был весь Александр, но надо понимать, что сами эти противоречия были сотканы системой и трудно было бы требовать от человека того, что он не мог совершить. Александр предпринимал шаги, направленные на конституционное переустройство России, но не так уж далеко отдалялся от трона, крепко держался за него обеими руками, и эта роковая связь и возвышала, и тяготила, и мучила его.
Как и в случае с колебаниями Александра в крестьянском вопросе, его проконституционные действия в Польше и заявление о намерении ввести конституционное правление и в России вызвали восторг передовых людей и повергли в шок консервативное дворянство.
Будущие декабристы приветствовали эти шаги царя. Н. М. Карамзин в одном из своих писем к другу отмечал, что речь Александра «сильно отразилась в молодых сердцах: спят и видят конституцию». Зато среди крепостнически настроенных слоев дворянства эти действия и эти заявления царя немедленно были связаны с намерением освободить крестьян. Не случайно живший в это время в Пензе и хорошо чувствовавший психологию провинциального дворянства Сперанский писал в одном из своих писем в столицу, что слухи о скором освобождении крестьян взбудоражили страну — и не только помещиков, существует опасность возникновения «в черном народе мнения, что правительство не только хочет даровать свободу, но что оно уже ее даровало и что одни только помещики не допускают или таят ее провозглашение».
Так уже на исходе второго десятилетия XIX в. российская молва связала с именем Александра весьма радикальные для своего времени, особенно в сравнении с политикой предшествовавших царствований, намерения.
А Александр продолжал давать пищу для новых слухов и нового недовольства российского дворянства. Там же, в Варшаве, он поручил группе своих советников во главе с бывшим членом Негласного комитета, одним из своих «молодых друзей» Н. Н. Новосильцевым разработать проект конституции для России. Вскоре появился ее предварительный набросок — «Краткое изложение основ», а позднее проект и самой конституции под названием «Государственная Уставная грамота Российской империи», основной смысл которой заключался в превращении России в конституционную монархию. Этот первый в истории развернутый конституционный проект России имел в виду введение в стране двухпалатного парламента, местных представительных органов — сеймов, разделение законодательной и исполнительной власти между императором и выборными органами.
Конституция декларировала свободу слова, печати, вероисповеданий, равенство всех граждан империи перед законом, неприкосновенность личности.
По поводу собственности в этом документе говорилось: «Всякая собственность на поверхности ли земли находящаяся или в недрах оной сокровенная, какого бы рода ни была, в чем бы ни состояла и кому бы ни принадлежала, признается священною и неприкосновенною. Никакая власть и ни под каким предлогом посягнуть на нее не может. Посягающий на чужую собственность осуждается и наказывается как нарушитель общественного спокойствия».
И хотя «Уставная грамота» сохраняла суверенитет императорской власти и тем самым лишь несколько подкрашивала облик самодержавия, оставляла в неприкосновенности все дворянские привилегии,
Таким образом, к 1820 г. Александр был весьма близок к тому, чтобы ввести в России конституционное правление.
Однако этого не произошло. И этот проект, как и другие благие секретные (и прогрессивные в условиях российской действительности) начинания Александра I, канул в лету, что и дало повод его позднейшим критикам обвинять императора во всех смертных грехах.
Заметим, что за три недели до смерти, в Севастополе, после обеда с адмиралами Черноморского флота, во время беседы с начальником Главного штаба И. И. Дибичем Александр заметил: «А все-таки, что бы ни говорили обо мне, я жил и умру республиканцем». Барону Дибичу, будущему палачу Польши, император таких слов мог бы и не говорить, они, видимо, вызвали у него лишь удивление.
Говоря об истории царствования Александра I, нельзя не сказать о его соратниках, о тех людях, которых он приближал к себе, на которых опирался. Они, их умонастроение, их идеалы во многом характеризуют и самого императора.
Как известно, уже к середине 1801 г. он освободился от титулованных участников заговора, консервативных аристократов Панина, Палена, братьев Зубовых и их сторонников. Уцелел лишь генерал Беннигсен, но и ему некоторое время было запрещено жить в столице. На политической сцене заблистали его «молодые друзья». А. Чарторыйский возглавил, пусть и ненадолго, иностранное ведомство, В. П. Кочубей сменил его на этом высоком посту. Постоянно рядом, в числе членов Негласного комитета, были Н. Н. Новосильцев и П. А. Строганов. В России появился Лагарп; все они были сторонниками конституционной монархии, их идеалом стало английское государственное устройство, они были очевидными противниками крепостного права, но проводить реформы предлагали осторожно, постепенно, примеряясь к реальной российской действительности. Александр постоянно советовался в делах со своими молодыми генерал-адъютантами, представителями высшего дворянства, но настроенными весьма либерально, — князьями П. М. Волконским и П. П. Долгоруким. Уже с 1803 г. он привлек к себе М. М. Сперанского и сделал официальным историографом Н. М. Карамзина.
Сперанский слыл также сторонником конституционной монархии, принципа разделения властей. Карамзин полагал, что просвещенный монарх, строго соблюдающий закон, — это идеал правителя для России, но именно просвещенный и законопослушный. Позднее его оценка царствования монарха-деспота Ивана Грозного в IX томе «Истории государства Российского» потрясла петербургских ретроградов.
При Александре выдвинулся и граф С. С. Уваров, ставший сначала попечителем Петербургского учебного округа, а позднее президентом Академии наук и министром просвещения (уже в николаевское время). Воспитанник Геттингенского университета, владевший свободно несколькими европейскими языками, почитатель французских и немецких просветителей, он, будучи поклонником идеологической философии, считал, что историей народов, «великой эволюцией человечества», руководит Провидение. Смысл этого руководства заключается в том, чтобы примирить права личности как создания Бога с правами гражданина в государстве. Он был безусловным сторонником распространения гражданских и политических свобод по западному образцу и считал их высшим выражением исторического развития «морального порядка» или «общего прогресса». В своей речи в Петербургском педагогическом институте в 1818 г. он заявил, что политическая свобода — это «последний и наиболее прекрасный подарок Бога». Но движение к этой свободе должно происходить органично, без насилий и революций. Просвещенный монарх же является организатором и гарантом этого движения. Только тогда, когда Россия вступит в период зрелости в смысле социально-экономическом, политическом, культурном, и будет возможен переход к ликвидации ее общественных язв и к наступлению царства гражданских свобод. «Истинная монархия», правовое государство (по Сперанскому), идеи Монтескье, Бенджамена Констана, английских конституционалистов — вот концепционная опора Уварова — создателя теории «Православие, самодержавие, народность», проникнутой этими идеалами. Для Уварова Александр I, выступивший с близкими идеями в польском сейме в 1818 г., и был носителем «естественного прогресса политической свободы», которая будет осуществлена в России. Для Александра Уваров был ярким и убежденным интерпретатором его собственных мечтаний.