Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II
Шрифт:
Александр II вошел в историю как царь-освободитель, единственный из русских самодержцев, удостоенный этого «титула». Он не был назван I современниками и историками Великим, как Петр или Екатерина, но реформы его осознаны и определены как великие. Тем интереснее попытка выявить его роль в том историческом переломе, который пережила Россия в 60-е гг. XIX века и последствия которого сказались в потрясениях XX века.
Характерны и знаменательны хронологические рамки жизни и царствования Александра II, органично вплетенные в ткань истории страны. Он родился в 1818 году 17 апреля. По признанию Н. М. Карамзина и многих будущих декабристов, образованная Россия тогда была взволнована обещаниями императора Александра I дать конституцию русским подданным, публично заявленными в его речах по случаю открытия первого сейма дарованной им Польше конституции. Великий князь Александр Николаевич стал наследником престола 14 декабря 1825 г., в день выступления и поражения декабристов. Император Александр II погиб от рук народовольцев 1 марта 1881 г., в тот день, когда он наконец решился дать ход проекту М. Т. Лорис-Меликова, сказав своим сыновьям Александру (будущему императору) и Владимиру: «Я не скрываю от себя, что мы идем по пути
Первенец великокняжеской семьи, Николая Павловича и Александры Федоровны, дочери прусского короля Фридриха-Вильгельма III, родился 17 апреля 1818 г. в Москве, в Кремле, был крещен в Чудовом монастыре. Особое расположение к первопрестольной столице и «добрым москвичам» в нем проявлялось на протяжении всей жизни. Подростком тринадцати лет, собираясь отправиться в Москву, он запишет в дневнике: «Я весьма рад быть с моими родителями в моей родине». Поэт В. А. Жуковский, близкий к императорской семье, приветствовал новорожденного возвышенно и пророчески:«…Да встретит он обильный честью век! Да славного участник славный будет! Да на чреде высокой не забудет святейшего из званий: человек!» Через несколько дней после появления на свет Александр назначен шефом лейб-гвардии гусарского полка, в семь лет пожалован чином корнета и далее в детском и отроческом возрасте чинами подпоручика, поручика, штабс-ротмистра, ротмистра. А при крещении был награжден высшим российским орденом Святого Апостола Андрея Первозванного.
Известный поэт и критик, профессор русской словесности с 1832 года, редактор и издатель «Современника» (1838— 1846), один из преподавателей великого князя Александра Николаевича, П. А. Плетнев в своих воспоминаниях о воспитании наследника утверждает, что никогда до императора Николая Павловича «воспитание и учение великих князей не совершали на тех простых и твердых началах», какие приняты были при нем.
Суровый и властный монарх считал, что наследник его «не должен рано отказываться от счастливого своего детского возраста», что будущий «государь тоже человек, как и все», что задача его обучения заключается «не в исключительных успехах по каким-нибудь наукам, а в общем развитии и образовании ума деятельного, светлого и многообъятного». Такой просвещенный взгляд монарха определил выбор воспитателя, наставника и всего штата учителей для наследника престола.
Придавая огромное значение нравственному становлению своего первенца, он избрал воспитателем «не знатного вельможу, не могущественного государственного человека — на что обращает внимание Плетнев, — но одного бедного офицера в капитанском чине, лично известного ему по примерной нравственности, по благородству и нежности сердца, по преданности к исполнению долга и к высоким христианским правилам». Это был Карл Карлович Мердер, в прошлом боевой офицер, награжденный за храбрость, проявленную при Аустерлице, неоднократно раненный, затем служивший в 1-м кадетском корпусе и Школе гвардейских юнкеров и подпрапорщиков, где «приобрел навык и умение обращаться с детьми». Современники единодушны в оценке Мердера как человека высоконравственного, доброго, умного, уравновешенного, волевого (что подтверждает и его дневник). Твердость и строгость характера сочетались в нем с гуманностью: в дневниковой записи 1831 г., отмечая в своем воспитаннике недостаток сострадания к бедным, он расценивал это как свое горе и ставил задачей достигнуть «того, что он будет считать единственным истинным наслаждением, — помогать несчастным». «Не избалованный счастьем в продолжение прежней своей жизни, — пишет Плетнев, — привыкнув равнодушно переносить разные лишения, соединенные с бедностью, Мердер и в новом своем положении умел сохранить во всем благородную простоту, прекрасную умеренность и трогательную предупредительность в отношении ко всем, кто бы к нему ни обращался. Он определял достоинство человека только по его внутренним качествам». В постоянном общении и безотлучном пребывании с таким воспитателем в течение десяти лет наследник «ежеминутно получал все высокие правила нравственности и жизни… С детского возраста трудная наука долга и обязанностей незаметно, постепенно развивалась и неизгладимо печаталась на сгибах молодого сердца», — уверенно заключал Плетнев.
В наставники по учебной части Николай I избрал для сына Василия Андреевича Жуковского, которого одно имя составляло «честь и славу России», считали современники. Выбор этот всех обрадовал. «Все заранее уверены были, что из этих уст не могут излиться наставления, как только служащие к благу и чести человечества». Достоинства Жуковского были хорошо известны царской семье. В 1817— 1820 гг. он преподавал Александре Федоровне, тогда еще великой княгине, русский язык по рекомендации императрицы-матери Марии Федоровны — вдовы Павла I, при которой состоял чтецом. В течение полугода Жуковский составил специальный «План учения», рассчитанный на двенадцать лет и одобренный Николаем I. Целью воспитания и обучения провозглашалось «образование для добродетели». Жуковский считал, что «его высочеству нужно быть не ученым, а просвещенным. Просвещение должно познакомить его со всем тем, что в его время необходимо для общего блага и в благе общем для его собственного. Просвещение в истинном смысле есть многообъемлющее знание, соединенное с нравственностью».
Мердер и Жуковский, взаимно уважая друг друга, с одинаковой искренностью и преданностью отдались общему делу. Согласованность их действий никогда не нарушалась. Николай I этим выбором показал, отмечает Плетнев, «как высоко ценил он в человеке ум, нравственное достоинство и любовь к простоте жизни». Религиозное воспитание, порученное законоучителю Г. П. Павскому, также гармонично сочеталось с принципами, которых придерживались Жуковский и Мердер.
В результате наследник престола получил довольно разностороннее образование. Набор предметов обширен: русский язык, история, география, статистика,
Большое место в процессе воспитания и в жизни ребенка и подростка занимали занятия с духовным наставником Павским, регулярное чтение Евангелия (как правило, ранним утром), постоянное посещение вместе с родителями церковных служб, молебнов, участие в ритуале главных православных праздников, ежегодное причастие и исповедь. Иногда Павский читал на своих занятиях «нравственные отрывки», а четырнадцатилетний Александр, стыдясь, констатировал, что не мог взяться за работу, «ибо тело преодолевало душу». Другая запись свидетельствует: «Жуковский читал нам законы, по которым мы должны вести себя».
Нельзя сказать, чтоб наследник любил читать, но ему постоянно читали учителя, репетиторы, воспитатели. Не достигнув десяти лет, он сам прочел «Робинзона Крузо», в десять лет со своими товарищами по учебе (Паткулем и Виельгорским) слушал «Илиаду», «Дон Кихота», «Недоросля» в исполнении Жуковского, также и сочинения Карамзина. Любопытно, что точно в том же возрасте его сверстники (а в период царствования и сотрудники), братья Николай и Дмитрий Милютины, сами прочли всего Карамзина. В одиннадцать лет ему читали трагедию «Дмитрий Донской», «Полтаву» Пушкина, «Гулливера», сам Крылов читал ему свои новые басни, а в сентябре 1830 года дарит издание своих сочинений. В двенадцать лет Жуковский знакомит его с «Борисом Годуновым», а один из учителей — с «Энеем» Вергилия, Плетнев — с русскими народными повестями. Сам Александр предпочитал читать о путешествиях, великих географических открытиях. С детства он приучался ходить в концерты, слушать музыку, итальянскую и русскую оперы, смотреть театральные постановки (один из видов наказаний было лишение театра), видел «на собрании у Мама актера Щепкина, который представлял разные сцены». И досуг был построен так, что продолжал процесс обучения. Находясь с родителями в Москве, он читает книгу по истории города, посещает с матерью достопримечательности: Донской монастырь, где «все любопытное осмотрели с Мама», Семеновский монастырь, выставку промышленных изделий, Дом труда и многое другое. Праздность в семье Николая I порицалась, бездарное времяпрепровождение даже в течение часа считалось недопустимым, хотя детей вовсе не лишали забав, игр, увеселений, общения с друзьями. Наследника не лишали детства и отрочества.
Мальчик рос впечатлительным, очень чувствительным и вместе с тем веселым, резвым. «Был вне себя от радости», «от радости прыгал» — часто мелькает в дневнике. Он бурно радуется возвращению домой из путешествия, жаворонку в небе, цветам в поле, прогулке в саду в 5-6 часов утра, целует сестру Ольгу «так крепко, что она заплакала», а известие о рождении еще одного брата, Михаила, приводит его в такой восторг, что он «не мог заснуть, движимый чувством необыкновенной радости». Он любит веселье («милая веселость, ему одному свойственная», по признанию Мердера) и осуждает в себе плохое настроение или скуку, что, впрочем, случалось редко, напротив, запись «день провел весело» обычна для дневника.
Но не менее обычна другая — он часто плачет и по разным поводам: «плакал, ибо не хотел держать пера, как должно», «озябли руки, плакал», «скакал на диване, разбил нос и плакал», «сердился и плакал», «зажег порох, обжег руку, не мог удержаться, плакал», «на занятиях плакал», «ленился и оттого плакал», «плакал потому, что был невнимателен», часто мелькает — «плачу без причины». 31 декабря 1827 г. он запишет: «Надеюсь, в будущем году не буду столько без причины плакать». Но не удержится, 24 мая 1828 г. признается: «К. К. (Карл Карлович Мердер. — Л. 3.) сказал мне, что я на каждую безделицу плачу», а спустя месяц: «Вел себя весьма неприлично. Плакал о том, что я должен был выучить урок». 25 апреля 1828 г. десятилетний Александр записал в дневнике: «Прощался с Папа. Он едет в Тульчин. Папа мне сказал, что когда мне захочется плакать, то вспомнить, что я солдат». С годами слезы в дневнике становятся не так обильны, но вспышки гнева настораживают и пугают наставников и учителей. Характерна запись 3 января 1828 г.: «Вечером, когда мы играли, Карл Карлович меня похвалил, ибо когда я кинул в Петю Мердера (сын воспитателя. — Л. 3.) мячик и попал прямо в лицо и когда потом он в меня также кинул, то я не рассердился и не кинулся как бешеная собака на него». В этом месте на полях помета рукой Жуковского: «Мне это было больно читать. Видно, что Вам часто случается сердиться на шутку, как Вы этот случай записали, как хорошее дело». Вспыльчивость и несдержанность были характерны для Александра Николаевича и, как правило, сменялись раскаянием. Он мог крикнуть на лакея, быть невежлив со старшим. Будучи десяти лет, он как-то на уроке отвлекся, глядя на кошку, учитель Юревич хотел ее прогнать, на что ученик ему сказал: «Лучше пойдите прочь, нежели взять кошку» — и тут же «сожалел о своей грубости». Эта неуравновешенность с годами не сгладилась. Уже императором он мог плюнуть в лицо незадачливому собеседнику, раскричаться, но тут же обнять, обласкать, просить прощения за свой необузданный порыв.