Истории Эписа. Некромант
Шрифт:
– У вас сын, Эрик. Три с половиной килограмма, пятьдесят четыре сантиметра. Чудесный светлый мальчик. Это большая удача, – доктор вздохнул и привалился на кушетку, – очень большая удача. Слава Всевышнему, он ваша копия. По правилам я должен вызвать сестер Дома, чтобы они внесли мальчика в Список, – принимающий жизнь тяжело вздохнул.
– Мы принимаем его в семью. Ты никуда не будешь сообщать, – мой голос отчеканил слова, будто монеты.
– Он Рабос, Эрик. Это правила, – постарался смягчить друга Бак.
– Мне плевать на правила. Сестры вносят в книгу тех, чьи пути идут в Дом.
– Если ты забыл, Валери пронумерована. Ваш сын – результат смешения крови Осирис и Рабоса. Пусть он и будет расти в семье, но у них обоих свой путь. Не лишай своего сына возможности искупить вину.
– Эрик, прошу прощения, но я не переступлю через закон. Ваш друг прав. Мальчику суждено получить номер, – доктор Жерард поднялся с места, – ему очень повезло с отцом, Эрик. Не совершайте ошибок, ему потом с этим жить. Каждый Рабос имеет свой номер. Каждый из них живет с этим. Не давай другим еще одного повода показывать пальцем на сына. Дети очень жестоки, Эрик. Люди не станут терпеть особенного, когда придёт его время поступить в Дом, – принимающий жизнь направил взгляд на дверь. – Сестры с минуты на минуту будут здесь.
Лампочка в коридоре противно мигала, из-за чего казалось, будто сами черти пляшут по стене, отмечая день, когда еще одна невинная душа, только появившись на свет, уже принадлежала им. У ребенка впереди целая жизнь, но после смерти он встанет в очередь к Вратам. Я поднял взгляд на доктора Жерарда.
– Она… – сглотнул, не в состоянии договорить мысль до конца. Боялся спросить. Страх услышать ответ сковывал горло. Перед глазами замелькали черные пятна.
– Жива, – принимающий жизнь хотел опустить взгляд в пол, но пересилил себя и, сжав губы, посмотрел прямо в бесцветные глаза, – но я ничего не могу обещать. Она слаба, Эрик.
Расследование
Глава 1
Спина разнылась, и я недовольно заерзала, прислонившись к стене. Привыкнув за пять лет спать на жестких кроватях, соблюдая режим ночного бодрствования, сейчас ощущала себя очень странно. Новый день вроде бы уже начался, а старый как бы и не заканчивался. Организм всеми силами противился такому ходу вещей, но изменить ничего сейчас было нельзя. Я перекатила голову с одного плеча на другое. Позвонки противно хрустнули, напоминая, что некромантам нужно питаться не только жизнью. Живот заурчал, подтверждая, что голод точно не тетка.
А вообще в подвалах Башни Смотрящих на первом уровне было очень даже классно. Приятная прохлада окутывала кожу. Впервые после возвращения в Эпис чувствовала себя как в родном подземелье. Холодно, сыро, трупы вокруг. Конечно, очень подходящее место для морга. Но, боюсь, что старательно не смотрящая на меня Осирис Жанна Прик не разделяла моего восторга.
Прижимая к носу, похожему больше на картошку, кружевной платочек, явно изготовленный где-то на самом юге Эписа самыми умелыми мастерицами статуса не ниже самой Осирис, Прик боролась с материнским инстинктом и брезгливостью, вшитыми ей под кожу. Едва касаясь пальцами-сардельками, усыпанными кольцами с блестящими камнями, лица Лилиан, Прик сдерживала слезы. Взлохмаченные белые волосы, собранные в неаккуратную косу, сползали по объемной спине и терялись там, где у обычных женщин была талия. Как можно испытывать к человеку и жалость и отвращение одновременно, я не знала. Но вот сейчас передо мной был яркий пример, что и на такие эмоции я способна.
Жанна прилетела сюда посреди ночи, требуя, чтобы ей отдали дочь. А так как семья Осирис была из Правящих, отказать ей не могли. И пока та выламывала дверь морга – по старинной традиции Рабосов, которых презирала, плечом, прикладываясь к крепкой двери всем своим мощным телом, Смотрящие не придумали ничего лучше, чем вызвать того, кто хотя бы был близок по статусу их семьи. Ну а что, звонить главе семьи Прик в такое время значит остаться без работы. Естественно, то, что Крейн уже давно не входил в круг высших, а уж тем более не занял место среди Правящих, как мечтал его отец, никого в столь интересный час не беспокоило. Ну или лишь немного, так как следом за нами, удивленно глядя на меня, вошел заспанный Георг.
Старшая Прик, закончив поток своих излияний и перестав наконец душить Крейна, молчала уже добрых двадцать минут. Эрик все еще пытался отдышаться, но периодически падавшая ему на грудь Жанна старательно не давала приступить к сути разговора. Хорошо еще, что Крейн дал мне освежиться в душе перед тем, как выехать сюда. Да и часть одежды была в моей старой комнате. Правда, подняться туда я так и не осмелилась, все принесла Анна. Пятнадцать минут на сборы спасали сейчас наше обоняние.
Повисшую тишину разорвал Георг. Осирис, чей век был уже опасно долог, протер очки и еще раз внимательно оглядел всех присутствующих.
– Осирис Прик, мои соболезнования. Чем я могу быть полезен? – доктор смерти прошел к железному столу, где рядом с тонким и стройным телом дочери пыталась сохранять лицо мать.
– Уберите! Уберите эту дрянь отсюда! – войдя в состояние бешенства, Жанна снова начала тыкать в меня пальцем. Ну началось.
– Это все только ее вина, Осирис Георг! Вы же понимаете, что Эрик и Лилиан были такой прекрасной парой, – Жанна закатила глаза, приложив руку туда, где под внушительной грудью предположительно было сердце, – сожри твою душу Безмолвная! Из какой выгребной ямы мой мальчик тебя вытащил, неблагодарная тварь?
Честно? Я уже минут двадцать потихоньку вдыхала ее эмоции. Говорить сейчас Жанна могла что угодно, пока это позволяло мне перекусить. Со смертью близкого родственника у каждого появляется приличная пробоина в энергии, примерно размером с кулак, посередине груди. Конечно, на таком расстоянии, не прикасаясь, я не могла забрать себе весь поток того, что щедро выливала в пространство Жанна. Но понемногу втянуть и хотя бы выпасть из состояния сна – этого было вполне достаточно. И нет, я не бессердечная тварь, а очень даже наоборот. Ведь от того, что я питалась, старшей Прик становилось лишь лучше. Думаю, она даже это поняла. Не осознавала, каким образом, но не противилась. Именно поэтому сейчас она уже могла устраивать высосанный из пальца концерт, а не сходить с ума. Как мать, я очень ее понимала. Насколько это вообще возможно, когда твой ребенок жив.
Конец ознакомительного фрагмента.