Истории московских улиц
Шрифт:
В своей революционной работе Нечаев провозгласил принцип: для достижения цели хороши все средства, и поэтому его не сковывали никакие моральные запреты.
Образцом партийной организации он считал тайный орден иезуитов, идеалом руководителя - Игнатия Лойолу.
Исходя из своих понятий революционной морали, главным методом вовлечения новых членов в организацию он сделал обман. Вербуя молодых людей, он расписывал им многочисленность и силу "Народной расправы", говорил, что ее руководители, составляющий Комитет, люди очень известные и значительные, но имена их - пока тайна, причем время от времени он предъявлял решения и приказы Комитета, скрепленные
Все это было ложью - вся организация и Комитет состояли из него одного, он же сочинял и приказы.
Постоянно говоря о необходимости конспирации, Нечаев заставлял членов кружка наблюдать друг за другом - не является ли кто-нибудь проникшим к ним шпионом полиции.
Во флигеле на Мещанской Нечаев обдумывал различные вопросы революционной тактики и теории. Здесь у него родилась идея использовать в боевых действиях революции "подонков общества", уголовников, и он направил несколько студентов на Хитровку для организации там кружка. Была у Нечаева и теория устройства будущего коммунистического общества - государства трудящихся, основой которого признавался всеобщий обязательный труд и в котором отказ от работы наказывался смертной казнью.
Нечаева снедала жажда власти и славы, у него была мечта путем революции добиться того и другого. И более всего он боялся, что в случае разоблачения его лжи он лишится власти над вовлеченными им в "Народную расправу" людьми, тем более что, по отчетам, в кружки уже было завербовано более трехсот человек.
Один из студентов Петровской академии по фамилии Иванов - "прекрасный человек", по характеристике В.Г.Короленко, почувствовав обман, стал настойчиво расспрашивать Нечаева о Комитете, просил назвать хотя бы одно имя, говорил, что иначе выйдет из организации, так как не может быть чьим-то слепым орудием. Нечаев предъявил членам главного кружка письмо из Комитета, в котором говорилось, что Иванов является провокатором и его следует ликвидировать.
Нечаеву удалось склонить товарищей к убийству Иванова. Иванов был убит.
Но вскоре убийство было раскрыто, "нечаевцев" арестовали. Самому Нечаеву удалось скрыться за границу.
На суде, материалы которого публиковались в газетах, открылась вся правда о Нечаеве, "Народной расправе", его деятельности, взглядах и теориях. Общество было поражено и возмущено.
Ф.М.Достоевский пишет роман "Бесы" о русских революционерах - Нечаеве и нечаевщине.
Нечаев и нечаевщина вызывали в широких кругах революционного движения осуждение. "Проходимец", - отозвался о Нечаеве Карл Маркс, "революционным обманщиком" назвал его В.Г.Короленко.
Но после Октябрьской революции в 1920-е годы выходит ряд исторических работ, в которых Нечаев изображается как герой, пламенный революционер, сильная личность. В последней по времени подобного направления работе статье кандидата исторических наук Ю.А.Бера, опубликованной в журнале "Вопросы истории" в 1989 году (и надобно сказать, в последующих номерах журнала вызвавшая много критических откликов), содержится отгадка послереволюционного поворота к героизации образа Нечаева. Автор для подтверждения своей правоты обращается к авторитету В.И.Ленина, но не совсем обычно.
"В.И.Ленин в своих произведениях, - пишет Ю.А.Бер, - не упоминает Нечаева. Но В.Д.Бонч-Бруевич, ряд лет работавший с Лениным и, возможно, не раз говоривший с ним о Нечаеве, настаивает на том, что характеристика Нечаева частью русских революционеров была неправильной".
Бонч-Бруевич в своих воспоминаниях пишет об отношении Ленина к Нечаеву в совершенно определенный период ленинской биографии в начале 1900-х годов, когда он, находясь в эмиграции в Швейцарии, "занимался организацией партии нового типа".
"Относясь резко отрицательно к "Бесам", он (Ленин.
– В.М.), - пишет Бонч-Бруевич, - говорил, что здесь отражены события, связанные с деятельностью не только С.Нечаева, но и М.Бакунина... Дело критиков разобраться, что в романе относится к Нечаеву и что к Бакунину". Совершенно ясно, что Ленин пытается смягчить образ Нечаева, созданный Достоевским, путем списания части присущих Нечаеву мерзостей на Бакунина.
Бонч-Бруевич пишет, что к Нечаеву "в эмиграции большинство относилось с предубеждением". Возможно, Ленин поэтому и не упоминает его в своих сочинениях, чтобы не идти против общественного мнения, но, пишет Бонч-Бруевич, Нечаевым Владимир Ильич "сильно интересовался", ходил в библиотеку читать его работы и прокламации, рекомендовал переиздавать их с предисловиями.
И, что особенно любопытно, Бонч-Бруевич отмечает устремленность занятий Ленина в будущее, изучение литературы для практического применения: "Вообще Владимир Ильич обращал очень серьезное внимание на образ поведения каждого революционера, на его личную жизнь, на проявления его в обыденное время и во время революционной работы, и, наблюдая за этими периодами жизни, он делал, очевидно, вывод для себя самого, насколько приготовлен тот или другой товарищ для работы в подпольной нелегальной и боевой обстановке. И я думаю, что эти выводы и эти наблюдения помогли ему, когда пролетариат взял власть в свои руки и когда наша партия должна была возглавить управление страной".
Дом № 7, соседний с перловским и примыкающий к нему стена к стене, принадлежит к иной эпохе и иному стилю: это дом советского, сталинского времени. Он очень велик, занимает три прежних владения и состоит из трех объединенных корпусов, его стены (в отличие от зданий предшествующего этапа советской архитектуры - конструктивизма) украшены декоративной лепниной, но совсем иного характера, чем декоративные детали дома Перлова. Этот дом характерный образец начинавшегося тогда и нащупывающего свой путь архитектурного стиля, впоследствии получившего неофициальное, но общепринятое название сталинского.
Дом начали строить в 1937 году, им началась советская реконструкция 1-й Мещанской.
Дом строили как ведомственный для руководящего состава Министерства связи, поэтому он имел улучшенную планировку, отдельные квартиры и, естественно, все удобства.
Возводился дом по проекту архитектора Д.Д.Булгакова, того самого, который на Большой Сухаревской площади выстроил в 1936 году ведомственный дом для работников Наркомтяжпрома - "командиров бурно развивающейся в те годы тяжелой индустрии" в виде некоего индустриального сооружения. Дом на 1-й Мещанской он украсил большим количеством декоративных деталей, которые, видимо, должны были тоже выразить в художественном образе профессию его обитателей. Кроме советской символики - изображения эмблемы серпа и молота, тут были развернутые свитки, цветочные орнаменты, геометрические фигуры в виде заклепок. В рецензии, помещенной по завершении его строительства в 1944 году, в журнале "Архитектура СССР" об этих украшениях было сказано: "Весь фасад представляет собою образчик фальшивой, насквозь ложной декорации". А местные жители прозвали его "дом с бородавками". Фасадом дом повернут в боковой проход на 2-ю Мещанскую, так как здесь предполагалось проложить улицу.