Истории московских улиц
Шрифт:
Но тут на лето 1722 года пустой нарышкинский дом снял герцог Голштинский, он на свой счет обставил его мебелью. В.А.Капустин называет герцога "первым дачником" прияузских деревень.
В конце ХVIII века наследники Плещеевых продали Свиблово генерал-майорше Высотской, и Высотские владели имением до начала 1820-х годов.
С конца ХVIII века Свиблово перестало быть помещичьим хозяйство, и барский дом, и дома в окрестных деревнях сдавались под летние дачи.
В 1801 году в Свиблове снимал летом дачу Н.М.Карамзин.
"Прекрасный сельский домик и в прекрасных местах", - так
– В.М.) очень мила, и если бы узнали ее лично, то, конечно, полюбили еще более, нежели по одной обязанности родства".
В первое лето пребывания в Свиблове Карамзин был счастлив; рядом была любимая и беззаветно любившая его жена, они ожидали ребенка. "Я благодарю ежеминутно Провидение, - пишет он брату, - за обстоятельства моей жизни, а всего более за милую жену, которая делает меня совершенно счастливым своей любовью, умом и характером. Вам я могу хвалить ее. Бог благословляет меня и с других сторон. Я через труды свои имею все в довольстве; желаю только здоровья Лизаньке и себе; желательно, чтобы Бог не отнял у меня того, что имею; и нового мне не надобно".
Лиза в марте благополучно родила дочь, которую назвали Софьей. "Я уже люблю Софью всею душою и радуюсь ею", - пишет Карамзин ближайшему своему другу И.И.Дмитриеву.
Однако вскоре обнаружилось, что у Лизы развилась чахотка, что она "слаба грудью" и потому никак не может поправиться после родов. Доктора советовали вывезти ее за город. Карамзин снимает дачу опять в Свиблове. На этот раз он ехал туда с тяжелым сердцем. "Здоровье есть великое дело и без него нет счастья, - писал он перед отъездом брату, - а еще прискорбнее, когда болен тот, кого мы более себя любим. Бог видит, что мне всякая собственная болезнь была бы гораздо легче".
Хотя Карамзин и надеялся, что "сельский воздух поможет Лизаньке", но дела шли все хуже и хуже. Полторы недели спустя после переезда в Свиблово он сообщает брату: "Она очень нездорова, и самые лучшие московские доктора не помогают ей. Она день и ночь кашляет, худеет - и так слаба, что едва может сделать два шага по горнице. Я не могу теперь радоваться и дочерью; все мне грустно и постыло; всякий день плачу, потому что живу и дышу Лизанькою".
Елизавета Ивановна Карамзина скончалась 4 апреля 1802 года. Карамзин был в отчаянии. "Остается в горести ожидать смерти в надежде, что она соединит два сердца, которые обожали друг друга" - так писал он о своем состоянии брату.
Карамзин живет воспоминаниями о жене, и на следующее лето он снимает ту же дачу, где был так счастлив и пережил такое горе, но где все было полно "милой Лизанькой". "Бываю по большей части один, - рассказывает он брату о своей жизни на даче, - и когда здорова Сонюшка, то, несмотря на свою меланхолию, еще благодарю Бога! Сердце мое совсем почти отстало от света. Занимаюсь трудами, во-первых, для своего утешения, а во-вторых, и для того, чтобы было чем жить и воспитывать малютку..."
Работой Карамзин спасался от тоски и отчаяния. Он работал круглые сутки, даже во сне его не оставляли мысли о работе. Поражает объем написанного за этот год, библиографический перечень включает более ста названий произведений различных жанров - от крупных вещей до хроникальных журнальных заметок.
В 1803 году Карамзин написал повесть "Марфа-посадница, или Покорение Новгорода", более десятка статей и очерков, среди них "Исторические воспоминания и замечания на пути к Троице и в сем монастыре", ради которых он специально ездил в Сергиеву лавру, подготовил для издания Собрание сочинений своих произведений в восьми томах.
Кроме того, он задумывает взять на себя еще одну огромную работу. В том же письме, в котором говорит об утешении работой, Карамзин сообщает о новом замысле: "Хотелось бы мне приняться за труд важнейший: за Русскую Историю, чтобы оставить по себе отечеству недурной монумент. Но все зависит от Провидения! Будущее - не наше..."
В 1821 году генерал Николай Петрович Высотский продал Свиблово за 240 тысяч рублей ассигнациями трем московским купцам - Кожевникову, Шошину и Квасникову. Главным покупщиком был Иван Петрович Кожевников - сын чаеторговца; он привлек компаньонов, потому что не имел в наличии полной суммы, необходимой для уплаты за имение. Фактически Шошин и Квасников (возможно, связанные с Кожевниковым родственными узами, во всяком случае, Кожевников был женат на Шошиной) давали ему деньги в долг, и включение их имен в купчую было формой обеспечения. В 1823 году, два года спустя, Кожевников выкупил у компаньонов их части, заплатив каждому по 85 тысяч.
Отец Кожевникова начинал приказчиком и, разбогатев, продолжал жить по-прежнему: ходил в тулупчике, ел щи да кашу, сына держал в строгости при своей торговле и женил рано для того, чтобы тот "не избаловался". Но Иван Петрович имел другое представление о направлении своей деятельности и об образе жизни.
В Свиблове и соседнем Леонове (также им приобретенном) он завел фабрики. В Свиблове была построена суконная фабрика, для которой Кожевников выписал из Англии самое лучшее оборудование. Его фабрика считалась образцовой, так что император Александр I выразил желание посетить ее.
Кожевников хорошо подготовился к визиту императора: в усадьбе и на фабрике все было вычищено, дорожки посыпаны песком, вдоль них высажены молодые березки, привезенные из леса, рабочие были одеты в новые щегольские красные рубахи.
Побывав на фабрике, Александр I остался доволен организацией производства и пожаловал ее хозяину орден святой Анны третьей степени.
Сопровождавший императора в его посещении Свиблова генерал-адъютант К.К.Мердер записал в дневнике: "Вчера, 29 июля, мы были на суконной фабрике мануфактур-советника Кожевникова; на фабрике ежедневно работает 3000 человек, и выделывается сукна 300 000 аршин, различных доброт, некоторые не уступают иностранным. Фабрика и дом хозяина построены на живописном месте; Яуза обвивается вокруг зданий".