Истории, нашёптанные Севером (сборник)

The anthology is prepared with the support from the Swedish Arts Council.

Засунув

кулачок в рот, малыш мерно ударяется спиной о мою грудь, а сам внимательно смотрит вслед взрослым, уходящим по коридору. Они идут, слегка подавшись вперед, будто боятся случайно остановиться, собирают на кухне последние ведерки, контейнеры и пакеты, оставляют за собой цепочку грязных следов. Меня никто не просит помочь все отнести. Они видят, что я обнимаю мальчика — на другую поддержку с моей стороны они не рассчитывают, я ведь просто воспитатель в садике, куда ходит Юн-Эрик.

Он ищет взглядом старшую сестру среди почти неузнаваемых, грязных, пахнущих бензином и дымом тел. В грязных следах остаются волоски оленьего и собачьего меха, листики, раздавленные лисички, вереск и камешки. Брошенные на пол брюки и куртки сохраняют форму.

С трудом протиснувшись к двери, я с мальчиком на руках выхожу во двор, чтобы никому не мешать, и, возможно, чтобы увидеть ее немного пораньше. Сейчас три часа ночи, воздух сырой и холодный, но солнце уже поднялось над горой Рийбуоварддуо и даже начинает греть. Мы садимся на каменную плиту и ждем. Комары вылетели из своих укрытий и кусают все, до чего могут добраться. Мальчик никак не успокаивается, изо всех силенок таращит глазки, чтобы не заснуть. Я прижимаюсь подбородком к его голове и чувствую, как он постепенно расслабляется. Мы ждем, что она вот-вот появится; начинают петь утренние птицы, веки снова распухают от комариных укусов. Сидя с мальчиком на руках, я чувствую, что и во мне растет нетерпение, желание увидеть человека, которого до этого видел только издалека. Малыш растет, и вместе с ним растут горы, деревня, я и его старшая сестра — мы растем одинаково быстро во все стороны.

Забрался мне под кофту, пригрелся и уснул; я глажу его по спинке и почесываю комариные укусы. Не бужу, хотя уже давно слышу звук мотора за оградой — хочу увидеть ее своими глазами, одну, без чужих мнений и ожиданий.

Девушка слезает с мотоцикла и кладет его на бок — и она, и мотоцикл почти целиком покрыты грязью и семенами. Снимает шлем и опускается на колени на траву рядом с нами. Темно-каштановые волосы торчат в разные стороны, более или менее гладкие только на шее. Сквозь сетку морщинок, комариные укусы, веснушки и грязь просвечивают крупные, напряженные черты лица. Может, она и не спала несколько дней, но все равно выглядит достаточно сильной и бодрой, чтобы при необходимости догнать и сбить с ног быка.

Она снимает перчатки, придвигается к нам, бережно забирает у меня братишку. Ее руки испещрены морщинками от яркого солнца, под ногтями грязь и земля. Немного отодвигается от меня, не вставая с коленей и оставляя после себя сильный запах пота, бензина, оленей и дыма. Прижимается ко лбу младшего брата губами, тихо заговаривает с ним, и он просыпается. Ее слова текут рекой — вместо ответа он сжимает в руке конец ее платка. Она смотрит на меня поверх головы ребенка — взмокшие от пота волосы обнажили обгоревший на солнце лоб. Кулачок малыша разжимается, платок выскальзывает из пальцев, и он снова засыпает.

Мне кажется, что мышцы ее лица создают новый рельеф прямо у меня на глазах, натягивают кожу так сильно, что она блестит над скулами, медленно двигаются крылья носа, подрагивает кончик, короткий желобок между носом и верхней губой становится глубже и вытягивается, змеятся потрескавшиеся губы. По ресницам бродит мошка.

— Ты что, влюбиться в меня собрался?

— До беспамятства.

Грязь у морщинок в уголках глаз трескается. Все, что ей говорил малыш, и намного-намного больше, отражается в ее прищуренных глазах. Я пытаюсь оправдаться.

— Братишка так тебя расхвалил, что я очарован заочно.

— Ха! Та же история.

У меня за спиной открывается дверь, я вздрагиваю — от этого звука безумный, возникший всего за минуту мир рушится. Грета надевает деревянные башмаки, выходит на площадку, забирает Юна-Эрика у Эйи, многозначительно смотрит на меня, но потом уходит и оставляет нас во дворе вдвоем.

Эйя шмыгает носом и кладет руки на пояс. Куртка шуршит, от рукавов отваливаются куски засохшей грязи. Она разговаривает с животом.

— Чувствуешь? Тут кто-то пытается появиться. Выбраться из-под земли, цепляясь ручонками за корни вереска.

Сон окружает Эйю со всех сторон и отделяет ее от меня. Глаза прикрываются, руки опускаются на колени, тело покачивается туда-сюда. Нормальный мужик почувствовал бы себя лишним, узнав, что у нее будет ребенок от другого, воспринял бы это как сигнал отойти в сторону.

А вот во мне разливается приятная теплая тяжесть. Эйя только что рассказала мне то, о чем еще никому не говорила, доверилась мне, хотя я этого совершенно не заслужил. Мы сидим в нескольких метрах друг от друга, но я спрашиваю почему-то шепотом:

— Тебе страшно?

Она с трудом приоткрывает веки и внимательно смотрит на меня. Поеживается от холода. Я хочу подхватить ее, чтобы она не упала, но не приходится. Я тут не нужен. Она едва заметно кивает.

Грета снова выходит во двор, забрать дочку. Ничего страшного, я успел побыть с Эйей наедине. Мы подходим к Эйе с двух сторон, кладем ее руки себе на плечи и ведем ее в дом. Она противоестественно тяжелая, вес тянет меня вниз, ее горячий висок вровень с моим, ее дыхание щекочет мое ухо. От нее пахнет вереском и костром. Сажаем на стул, снимаем верхнюю одежду. Прядь волос прилипла к платку. Кусочки засохшей грязи падают на пол, когда мы расстегиваем куртку и стаскиваем с плеч, меня ударяет теплой войной. Под шерстяной поддевой живот еще не заметен. Мы снимаем с нее пояс с ножнами, стягиваем штаны. Она протягивает руки, но не ко мне. Грета бросает на меня взгляд, означающий, что мне пора уходить, помогает дочери встать и уводит ее в полумрак.

В передней пахнет так сильно, что щиплет нос и глаза. Не мой воздух, не для моих органов чувств. Я отвел домой Юна-Эрика, больше мне у этих людей делать нечего. Одежда Эйи медленно падает на пол, потеряв опору тела.

Обезлюдев, двор становится неузнаваемым. С мотоцикла Эйи падает гравий, выхлопная труба потрескивает. Чистыми остались только ручки и небольшое пятно на сиденье. Беру велосипед, выхожу на дорогу. Детское кресло, в котором я привез сюда Юна-Эрика, дребезжит на стыках асфальта. Оглядываюсь: за мной бежит пара бродячих собак, останавливаются, садятся, смотрят мне вслед, разворачиваются и трусят обратно.

Съезжаю с горы, на перекрестке кто-то едет мне навстречу, и метров за сто я понимаю, что это Айлу. Он полулежит на руле, вихляет, подъезжает поближе ко мне и поднимает левую руку в приветственном жесте. Он уже скрылся из виду, а запах и звук остаются. Он местный, и та близость, которую я только что ощущал с его девушкой, сменяется явным ощущением собственной чужеродности. Мы с ним особенно-то и незнакомы, все, что я о нем знаю, мне рассказал Юн-Эрик. Когда Айлу проезжает мимо меня, я вдруг четко понимаю, что они с Эйей вместе, что у них будет ребенок.