Истории о Гонзу Читателе, бывшем аферисте и хакере
Шрифт:
Ах, Агнесс, ты полна сюрпризов.
Ну она по дорожке к дому пошла, а мы с этим утырком двинули.
– Прикинь, брат, мало того, что этих туристок возишь, их еще и.., – я завернул самое грязное словцо, эвфемизм слова «секс», – неделю, говорю, с ней катаюсь. Но она, знаешь, щедрая, да, что есть, то есть, ботинки мне купила, «Эктив Кэмэл» настоящий, супер, сто тридцать стоят. Я домой их принести не могу, жена спросит, где взял. И деньги тоже показать не могу, так и вожу их в багажнике в коробке с ботинками.
Баки ему заливаю, весь сияю от самодовольства. Тут он мне говорит:
– Не надо в Санту-да-Серра, давай дальше чуток, в Камашу.
А
– Нет, брат, – говорю, – в Камашу не поеду. Чего вдруг? Ты ж до Санту-да-Серра подряжался.
И вот тут я по-настоящему испугался. А кто бы не испугался, когда ему сзади в шею лезвие ножа уперлось? И ждешь вроде, а в самый момент страх возьмет, тем более знаешь, что там за спиной торчок, которого ломает. Я газанул резко, чтоб его назад отбросило, пригнулся и тут же по тормозам, ключ от машины в карман и выкатываюсь наружу, этот – за мной. Нож в руке, выкидуха, а держит, ну чесслово, кино насмотрелся, держит в кулаке высоко перед грудью, так только сверху бить. А бить-то надо снизу-вверх, под ребра, либо в печень, либо в сердце. Как он сумел того таксиста завалить, вообще непонятно, видно, впрямь, случайно получилось. Ну, я пячусь от него, верещу:
– Не надо, брат, не убивай, я все тебе, все тебе… Вот часы возьми, тоже она подарила.
И с руки часики снимаю, они у меня теперь на правом кулаке, ему протягиваю. Он – на меня, я – шаг навстречу, левой рукой – за запястье, блокирую нож, а правой, часами этими, циферблатом, как кастетом, ему в челюсть шмяк… Часики мне, и правда, Агнесс подарила, это я не соврал, подарила на наше расставание двадцать лет назад. Откуда ему знать, что стекло на них пуленепробиваемое, им не то, что орехи колоть, им бетонные сваи заколачивать можно. Он покачнулся, а я его придержал, не падай дружок, и ребром браслета по горлу ему чиркнул. Откуда ему знать, что при некоем движении из пары сегментов лезвия выскакивают, острые как бритва, убить – не убьешь, но кровь пустишь.
– А-а-а! – завопил, нож бросил, за горло схватился, – ты убил меня, убил!
– Да, я убил тебя, – говорю и, напоследок, часами же ему в висок въехал, загасил. Ну, он брык с катушек, как у одного писателя: «лежит, скучает».
Ножичек я подобрал аккуратно за лезвие салфеточкой, в пакетик целлофановый сунул – это штукенция важная, вещдок – клиента связал тросиком фирменным стилем и в багажник загрузил. Ну еще шею ему какой-то ветошью из хозяйских запасов замотал, чтоб машину кровью не угваздал.
Возвращаюсь за своей подругой, думал: она там у калитки стоит, подъезжаю – нет ее. Я посигналил. Тут в домике отрывается дверь оттуда выглядывает тетка в фартуке и рукой мне машет, кричит:
– Заходите, заходите, сеньора вас ждет!
Что еще за хоровод? Захожу. В зале, где, наверняка, собираются только на Рождество, за столом все семейство, человек пять, во главе стола Агнесс с толстым фотоальбомом в руках, рядом бабулька сморщенная примостилась, что-то ей там показывает и, судя по всему, рассказывает всю фамильную историю. Тетка в фартуке мне улыбается:
– Слава богу, вы приехали. Сеньора была так расстроена. Подумать только, вышла прогуляться из гостиницы и заблудилась. Хорошо, что вы оставили ей свой номер телефона.
– Да, – говорю, – эта сеньора крайне рассеянна, вчера она ухитрилась потеряться внутри отеля, забыла номер своей комнаты, плача, бродила по пустым коридорам, пока не забрела в прачечную, там моя дочь работает, она ее спасла, отвела к стойке администратора.
Агнесс поднялась из-за стола, начался обряд прощания: объятия, пожимания рук, прикладывания щечка к щечке, все наперебой что-то втолковывали ей, хозяева улыбались, я улыбался, она улыбалась так, будто после многолетней разлуки встретила своих родных. Наконец, мне удалось заполучить ее, я стал подталкивать свою напарницу к выходу, шипя сквозь улыбку, что не худо бы побыстрее, но она два раза уворачивалась и вновь кидалась в раскрытые объятия семейства.
– Такие отзывчивые люди, я хочу отблагодарить их, – она полезла в свою сумочку.
– Много не давай, не больше двадцатки. Не надо смущать невинные души, а то они начнут бездельничать, предаваться пьянству, пороку, распутству и сами не заметят, как закончат свою загубленную жизнь на панели.
Двадцать евро быстро перекочевали из холеных пальцев Агнесс в натруженную, перевитую венами лапку старушки с фотоальбомом, и мы отчалили.
Уже сидя в машине, она спросила:
– Ну, получилось?
– Груз в багажнике.
– А что теперь?
И правда, что теперь? Не повезешь же его прямиком в полицию. Заходишь в отделение, а там, как раз, Алипиу дежурит, и так небрежно ему: «Привет, Алипиу, как дела, как жизнь? Да, я тут тебе привез убийцу, возьми в машине, в багажнике», а он спокойно: «Само собой, сейчас вот статейку в газете дочитаю и пойду заберу. Ты ведь не торопишься?»
– Надо бы его где-то поближе к полиции сгрузить. Потом тебя отвезу.
За квартал от отделения, там, где потемнее, у заброшки, старого дома, с провалившейся крышей, еще каменного, а не как нынешние из бетона, я остановил машину, открыл багажник. Клиент зашевелился, тросик на горле стал затягиваться, утырок захрипел, я еще раз двинул ему в висок, чтоб затих, потом выгрузил его в узкий проулок. Пакет с ножом сунул ему за пазуху. Отогнал машину подальше и снова остановился.
– Агнесс, дай мне твой телефон.
– Зачем?
– В полицию позвоню. Я быстро, они не отслеживают, да у тебя и номер иностранный. И платочек свой тоже дай.
Взяв ее мобильник, я прикрыл микрофон розовым платочком, двумя пальцами слегка сжал себе горло там, где связки, и вполне натуральным женским голосом сказал в трубку:
– Полиция? В переулке Девушки Сюзет возле заброшенного дома вас ждет убийца таксиста. Нет, не шутка, пройдите десяток метров, не поленитесь. Кто говорит, кто говорит, сестра Ирма говорит, – и дал отбой.
***
Когда таксисты вернулись из столицы, у нас на площади чуть ли не митинг случился. Педру с горящими глазами, размахивая руками, рассказывал:
– Представляете, едем мы сначала по набережной, потом на авениду сворачиваем, медленно так едем, всю проезжую часть занимаем, сигналим, полиция на перекрестках остальным машинам дорогу перегораживает, все честь по чести, солидно. И вот доезжают первые из наших до президентской резиденции, и тут, на тебе, впереди дорогу перегораживает полицейский фургон с громкоговорителем и начинает орать: «Внимание! Просим остановить все машины!» Ну все, думаю, приехали, дальше не пропустят, конец нашему маршу протеста. А громкоговоритель орет: «Внимание! Просим тишины! Сейчас к вам обратится господин Президент автономии!» И так раз пять подряд, пока все машины сигналить не перестали. Из-за фургона выезжает открытый автомобиль, а в нем стоит наш президент.