Истории о Призрачном замке. Ожерелье Пальмеи
Шрифт:
Черная Пантера еще раз понюхала бумагу, притянула к себе вора и что-то шепнула ему на ухо. Только что гордо восседающий на стуле с видом победителя парень сразу стал серым и выбежал вон на негнущихся ногах. Хронвек поднял бровь:
– Что ты ему такое сказала?
Дака Кад-Хедарайя пожала плечами.
– Что Милена беременна. Подумаешь, событие.
В овечьей шкуре
Солдаты плоско шутили и нервно смеялись, стоя в ожидании начала атаки. Первая волна уже штурмовала восточную стену города, защитники успешно отбивались. Как сказал ротный, в задачу атакующих
Городок Хикард был небольшим, но захватить его было важно – под защитой его стен укрывался большой гарнизон противника, который мог ударить в спину, когда армия короля Дурма Злого продвинется вглубь Морантаны.
Воины во втором ряду зашевелились, позвякивая железными накладками на кожаных куртках пехоты. Местный балагур, Ватэк Зулия, почувствовал, что его кто-то теснит, оглянулся и увидел крупного мужика в видавшем виды мятом и ржавом доспехе. На голове у него сидел шлем, по которому когда-то ударили чем-то тяжёлым, котелок был выгнут вовнутрь. Мужик был бородатый и хмурый, он глядел вокруг вытаращенными глазами. Ватэк потеснился, пропуская новенького в первый ряд, и спросил:
– Что, решил побыстрее сдохнуть, приятель?
Остальные заржали. Никто не хотел идти в наступление первым на свежего противника, но солдат не выбирает, где ему стоять. Смех у однополчан был нервный, надсадный. Но это все равно было лучше, чем запах дерьма. Ватэк ненавидел его потому, что так пахла смерть. Если солдат ходил под себя перед боем, значит, не надеялся выжить, значит, знал, что его ведут на скотобойню. А смех – это хорошо.
Мужик вытаращил на Зулию глаза и замычал. Ватэк спросил:
– Чего?
Пехотинец снова издал мычание и принялся трясти алебардой. Ватэк с видом знатока кивнул:
– А-а, немой, значит. Да не боись, выдюжим. Нас вон сколько, а их всего ничего.
Солдаты согласно загудели. Откуда-то сзади послышался голос:
– Говорят, там у них маг!
По рядам прошла волна шёпота, но тут ротный развернулся и рявкнул:
– А ну, заткнитесь, пустомели! Маг, не маг, какая разница! Как увидите мага – суйте ему в рожу алебарду! Дохлые маги колдовать не умеют!
Его речь возымела должный эффект – пехотинцы снова заржали, крепче стиснув пики. Раздался звук горна.
– Приготовьсь!
Слева, вдоль первого ряда, к ним приближался пеший рыцарь в полном доспехе. Он вышел из-за спины ротного и остановился рядом с Ватэком. Ротный вытянулся и отдал честь. Закованный в блестящую броню воин наклонил голову и бросил:
– Командуйте.
Ротный коротко кивнул и крикнул:
– Со вторым горном выдвигаемся! Мы должны взять ворота!
Едва он закончил, как над полем разнёсся протяжный звук рога. Ряды вздрогнули, алебарды наклонились вперёд, и огромная человеческая масса, клацая железом, поползла в сторону городских ворот. Немой бородач снова что-то замычал и попытался отстать, но его сразу же толкнули в спину из заднего ряда. Ватэк злобно буркнул:
– Не ссы, Немой. Все там будем. Я тебя прикрою, но и ты не зевай.
Мимо с жужжанием пролетели первые арбалетные болты, сзади раздались крики боли.
***
Зеваки собрались со всей деревни. Оно и понятно. Когда ещё увидишь такое?
Война зацепила деревню самым краем, фуражиры не зверствовали, мародёры тоже прошли мимо. Бои шли левее, ближе к Хикарду. Противник форсировал реку и довольно шустро захватил четыре пограничные крепости, а теперь теснил Морантанскую армию вглубь страны. Так что у местных крестьян дела шли просто прекрасно, особенно в сравнении с деревнями на линии фронта, от которых вообще ничего не осталось. А тут ещё и казнь, детишкам на потеху.
На помост вывели четверых солдат со связанными руками. Обычно туда загоняли скот, чтобы покупателям животных можно было хорошенько их разглядеть. Сверху было прилажено бревно, за которое привязывали коров с лошадьми, теперь на нем болтались верёвочные петли. Офицер принялся прилаживать их к тонким немытым шеям приговоренных.
Тут откуда-то из-за пустых прилавков, на которых в воскресные дни раскладывали зелень крестьянки, вышел мужик в черном балахоне. Кметы расступились, не сговариваясь – ткань плаща была очень высокого качества, а сам человек держался прямо и уверенно. Он хмуро спросил у офицера, не снимая капюшона с головы:
– За что их вешают?
Тот был занят и не оглянулся, только буркнул:
– Дезертиры.
Мужик не отставал:
– Ты не ответил на мой вопрос. За что их вешают?
Солдат оставил в покое шею обреченного, повернулся и изучил выскочку взглядом.
– Они бежали из расположения своей части. Мы поймали их, когда они направлялись в сторону границы. Дезертиры. По закону военного времени их повесят.
По-прежнему не обнажая головы, незнакомец спросил:
– Значит, их казнят за то, что они просто хотели жить?
– Все хотят жить, но не все дезертируют.
Тут человек в капюшоне подошел к помосту и сказал:
– А ты? Хочешь жить?
На площади находилось еще как минимум десять солдат из отряда военной полиции, но офицер почему-то испугался.
– Мы исполняем свой долг. Не мешай.
– Твой долг – убивать безоружных людей?
Солдат смутился, но ненадолго. Он махнул рукой, привлекая внимание остальных, и крикнул:
– Уберите его отсюдова!
За его спиной петля, накинутая на шею последнего из четверых приговоренных, медленно слезла с шеи беглого солдата и, будто змея, изогнулась, целясь в офицера патруля. Она покачивалась, совсем как живая очковая кобра. По площади прокатился вздох удивления. Палач обернулся как раз в тот момент, когда петля устремилась вперед точным броском. Дезертир, чью шею она только что покинула, упал на задницу и попытался отползти подальше, суча ногами. Веревка затянулась на шее офицера, он выпучил глаза и начал синеть. Изо рта у него вырвался хрип, а мужик в балахоне заметил:
– Думаю, тебя тоже стоит повесить согласно законам войны. Пока остальные штурмуют замки, ты разъезжаешь по деревням в тылу, жрешь мясо и пьешь пиво. Настоящий дезертир.
Никто не шелохнулся. Даже тогда, когда фигура в капюшоне удалилась, ни один человек не бросился на помощь к офицеру, тело которого подергивалось, вцепившись в удавку обеими руками. По законам военного времени сейчас каждый был сам за себя.
***
– Нет, нет, нет и нет!!!
Стурастан несколько раз ударил по столу кулаком, чтобы подчеркнуть безапелляционность своего решения.