Истории старой сосны (сборник)
Шрифт:
Натянула беретку, чтобы насекомая мелкота в волосы не лезла, взяла большую эмалированную миску и двинулась по пружинящему белёсому ягелю в сторону россыпей сизо-фиолетового счастья.
Каждый, кто хоть однажды собирал ягоды, хорошо знает о неравномерности движения времени. Вначале, очень быстро, плодики покрывают дно сосуда и образуют слой толщиной в два-три сантиметра. Потом их уровень замирает, процесс тянется и тянется, и конца этому нет. Словно становишься героем в фильме с замедленной съёмкой. А в какой-то момент вдруг – рраз! И они уже горкой возвышаются над краем.
Я пребывала во второй, самой занудной, стадии действа. Механически работала руками, а сама глазела по сторонам.
Тайга… Раньше, услышав это слово, я представляла себе густой дремучий
Заметила краем глаза, что рыжие ветви куста колеблются от ветра, как перья на прабабушкином веере, быстро и мягко… Хотя, позвольте, при чём же здесь ветер? Сучья довольно толстые, а движение воздуха – слабое. У хвойных, вон, только самые макушки подрагивают, а тут… Удивительное явление! Я замерла и уставилась на него. И вдруг, с громким треском, куст раскололся надвое. На землю полетели листья, – и нечто громадное, тёмно-бурое начало медленно выдвигаться наружу, надсадно и тяжело пыхтя. Оно закрыло палатку. Оно было совсем близко – я увидела, как под влажной от росы кудлатой шкурой мощно перекатываются бугры мышц. Почувствовала острый звериный запах. Хотела закричать. Не смогла. И как-то вскользь ощутила недовольство собой: надо же, голос пропал, именно когда нужен.
Неожиданно земля – действительно круглая! – мячиком катнулась под ноги. Сама, вроде бы даже помимо моего желания. Я только отметила эту, очередную, странность. Где-то на периферии зрения и сознания, ускоряясь, побежали назад деревья, и в лицо ударил воздух, неожиданно плотный и густой, как сироп или клей.
Потом – провал. Ничего не помню.
Острая боль и солёный вкус во рту. Хлопнулась, споткнувшись о корень. Не могу подняться! Нет сил, колет в боку и совсем запыхалась. Похоже, бежала долго.
Осторожно села и прислушалась: если не считать моего собственного шумного дыхания, всё тихо. Слава те, Господи! Никто не гонится. Можно спокойно возвращаться, ребята заждались, небось. Правда, миски с ягодами нет как нет, похоже, посеяла. Жалко. И беретка. Где любимая беретка? Чёрненькая, с хвостиком-торчочком посередине, заслуженная модель шестидесятых! Непромокаемо-непродуваемая, незаменимая! К тому же папина, между прочим. Ладно, надо подниматься. Больно-то как. Крепко ушиблась: колено ломит, плечо ноет, а скула так и пульсирует, горячо и щекотно. Зря не таскаю в кармане зеркальце, посмотрела бы, что с лицом. Потрогала щёку пальцем – липко. Кровь. Совсем хорошо. Ох, и влетит же мне.
Надо идти, однако…
Надо идти.
Надо!
А куда, собственно?
Однообразное, чуть холмистое, светлое редколесье тянулось во все стороны. Лагеря видно не было. Журчанье реки тоже исчезло. Никаких стёжек-дорожек. Здесь даже звериные тропы – наперечёт, их на карты наносят. Серое небо, серый ягель и свечки-деревья… Ягель – не мох, это лишайник, грибоводоросль. Если на него наступить, он примятым не остаётся. Будто резиновый, расправляется, выпрямляется – и опять новый. Никаких следов, по которым возвращаются назад герои Майн Рида и Джека Лондона. Очень некстати в голове зазвенел припев популярной песенки:
Мой адрес – не дом и неЯ заблудилась.
Однажды, когда мне было шесть лет, отец принёс домой микроскоп. Он взял пипеткой каплю воды из аквариума, поместил её на небольшое тонкое стёклышко, добавил чуточку раствора марганцовки. Накрыл получившуюся лужицу вторым, ещё меньшим кусочком стекла. И, хитро блестя глазами, сказал: «Посмотри!» – Я послушно заглянула в окуляр. Там проворно кувыркались и ползали крохотные живые комочки. Изумившись, посмотрела на стёклышки без аппарата: никого! Просто розоватая раздавленная капля. Снова приникла к трубке: надо же! Они тут как тут. Помню, потрясла мысль, что они живут себе – и даже не подозревают о том, что их рассматривают…
Вот и сейчас возникло ощущение: опять смотрю в микроскоп. Только на себя. Из невыразимой дали абсолютного спокойствия. Страха не было. Вообще не было никаких чувств. Я даже подумала, что это странно. Но подумала опять же умом, без эмоций, как-то абстрактно и отвлечённо. Словно надо было решить задачку: что делать этому живому комочку, который потерял дорогу в огромной для него капле тайги? Как ему выбраться к своим?
На земле, снулой огромной рыбиной в зеленоватой чешуе лишайников, постепенно разрушался давно упавший ствол. Села на него. Больше всего хотелось прилечь и закрыть глаза. Не думать ни о чём. Зачем? Какое мне дело до этой задачи… Решения-то наверняка нет. Только устроиться надо поудобнее, разуться, что ли? Я взялась за шнурки, они были такие потёртые, совсем растрепавшиеся на кончиках. Отжили своё. Как и я? И неожиданной волной накатило возмущение: что же это получается? Я – как вещь, как пара дырявых кроссовок, что ли? Выбросить – и забыть? Ну уж нет! Шалишь, судьба, фиг тебе с маком! Так просто – не сдамся.
Вдох. Выдох.
В школе, получив задание, мы делили клетчатую тетрадную страничку вертикальной чертой. Слева – «дано», справа – «решение». Кто не разделил, тому пара, запись в дневник и родители в школу завтра же. Будь ты хоть гений. Ученики потихоньку роптали. Теперь я поняла: зря! Так и надо. Иначе непременно забудешь, что там у тебя есть. Тем более, если нет почти ничего.
Итак, что мы имеем?
В карманах отыскалось немного. Перочинный ножичек с зелёной пластиковой ручкой, самый дешёвый и простой, даже без штопора. Запаянный в полиэтилен коробок спичек. Кусочек сахара. Мда… Впрочем, спички могут пригодиться, молодец папочка, что заставил всех взять по такому сувениру на всякий пожарный – вот он, этот случай-то! А ножиком даже ветку не срезать, он сам раньше сломается. Игрушка, чтоб ему! Ладно. Сахар – за щёку. Надо съесть, он, говорят, умственные способности стимулирует. Утешительно то, что сейчас август месяц, ягоды, орехи, грибы – маслят здесь навалом – хоть с голоду не помру. Сразу, по крайней мере. Вчера вечером, у костра, проводник Серёга рассказывал: один геолог три недели по тайге блуждал, дарами леса питался. И ничего, отощал, правда, одичал, но вполне живого местные оленеводы нашли. Только умом тронулся немножко, ловить его пришлось, всё норовил вырваться и снова пойти, куда шёл. Причём в глубину леса, прочь от жилья. Эх, что-то не то вспоминаю, не утешает. На языке – сладенько, а на душе – гаденько…
С чего же начать? Неплохо бы хоть стороны света определить. Помнится, на природоведении классная дама рассказывала, что это не так уж сложно. Стволы деревьев обрастают мхом с северной стороны, а ветви гуще растут с южной. Как славно, что я это помню! Смотрим направо, смотрим налево. Вот и дерево подходящее, чин по чину. А вот ещё. И ещё. Да. Только, похоже, сама-то учительница сроду в лесу не бывала! Вот два кедра рядом, у одного ветки с одной стороны гуще, а у соседнего – с противоположной. И мох на всех лесинах – где придётся: то даже сучья затянул шубой, то вроде неряшливой шевелюры пятнами торчит в разных направлениях, а то и совсем его нет, кора как отмытая! Дерева вы мои, дерева… Качаются себе, словно кивают, насмехаются.