История абдеритов

Виланд Кристоф Мартин

В другой раз они приобрели прекрасную статую Венеры из слоновой кости, считавшуюся шедевром Праксителя. [22] Она была высотой приблизительно в пять футов и ее следовало установить на алтаре богини любви. Когда статую привезли, то вся Абдера пришла в восхищение от красоты своей Венеры, ибо абдериты считали себя знатоками и восторженными почитателями искусств. Она слишком прелестна, утверждали они единодушно, чтобы стоять на столь низком месте. Шедевр, приносящий такую честь городу и стоивший таких денег, нужно поднять как можно выше. Это первое, что должно бросаться в глаза иностранцам при въезде в Абдеру. И воодушевленные счастливым замыслом, они установили небольшую чудесную статую на обелиске высотой в восемьдесят футов. И хотя теперь невозможно было разглядеть, что она собой представляет – Венеру или морскую нимфу, – они все же заставляли всех иностранцев соглашаться, что ничего более совершенного не встретишь на свете.

22

Пракситель (IV в. до н. э·) – великий древнегреческий скульптор.

Нам кажется, что эти примеры достаточно свидетельствуют, почему абдериты не без основания слыли людьми с непутевыми головами. И вряд ли что-нибудь могло бы охарактеризовать их характер ярче, чем следующее происшествие. [23] По свидетельству Юстина, они дали лягушкам возможность расплодиться в Абдере и вокруг нее настолько, что, в конце концов, были вынуждены сами уступить город своим квакающим согражданам и до разрешения этого затруднительного дела переселиться под покровительство царя Кассандра в другое место. Несчастье постигло абдеритов не внезапно. Один мудрый человек среди них уже давно предсказывал, чем все это закончится. Но они не нашли верных средств против напасти, а поздней ни за что не хотели в этом признаться. Между тем их мог бы научить кое-чему один случай. Спустя несколько месяцев после их ухода из Абдеры, из Герании [24] прилетело огромное количество журавлей, и они так усердно очистили всю область от лягушек, что на целую милю вокруг Абдеры не осталось ни одной из них, которая могла бы приветствовать наступающую весну своим «Бреке-кек, коакс, коакс». [25]

23

Рассказ о трагикомическом конце Абдеры развернут в последних главах романа (кн. V). Виланд опирается на свидетельство римского историка Марка Юстина (II в.), сохранившего выписки из утраченной «Всеобщей истории» Трога Помпея (I в. до н. э·)· Согласно этому источнику, после того как жители Абдеры покинули свой город, македонский царь Кассандр (IV в. до н. э·) разрешил им поселиться на его землях.

24

Герания – город во Фракии, название которого восходит к греческому слову «геранос» (журавль).

25

«Брекекек, коакс, коакс» – подражание крику лягушек, заимствованное из комедии Аристофана «Лягушки» (405 г. до н. Э·)·

Глава вторая

Демокрит из Абдеры. Мог ли и в какой степени гордиться им его родной город?

Ювенал утверждает, что нет воздуха, столь вредного, народа, столь глупого, места, столь бесславного, чтобы иногда даже в этих условиях не рождался великий человек. [26] Пиндар и Эпаминонд родились в Беотии, Аристотель в Стагире, Цицерон в Арпинуме, Вергилий в деревушке Анды близ Мантуи, Альберт Великий в Лауингене, Мартин Лютер в Эисле6ене, Сикст V в деревне Монтальто в Анконской марке, а один из самых превосходных королей, живших на земле, – в По, в Беарне. [27] Что ж удивительного в том, что и Абдере случайно выпала честь стать городом, в чьих стенах впервые увидел свет величайший естествоиспытатель древности.

26

Виланд пересказывает то место из сатиры Ювенала (X, 49–50), где говорится о Демокрите:

…величайшие люди, пример подающие многим,

Могут в бараньей стране и под небом туманным рождаться.

(Перевод Д. С. Педовича и Ф. А. Петровского).

27

Виланд перечисляет знаменитых людей древнего и средневекового мира – древнегреческого поэта Ниндара (518–452 гг. до н. э·). древнегреческого полководца Эпаминонда (420–362 гг. до н. э·), Аристотеля (384–322 гг. до н. Э·)) Вергилия (70–19 гг. до н. р.), средневекового ученого-схоласта Альберта Великого (собственно, граф Больштедт, 1193–1280), Мартина Лютера (1483–1546), римского папу Сикста V (1521–1590), сына крестьянина. Один из самых превосходных королей – французский король Генрих IV (1588–1610), которого просветители, и Виланд в их числе, считали идеалом просвещенного монарха.

Я не понимаю, почему какое-либо место может использовать подобное обстоятельство и притязать на славу великого человека. Кому суждено родиться, тот ведь где-нибудь и родится, а остальное – дело природы. Весьма сомневаюсь, чтобы, кроме Ликурга, [28] существовал какой-нибудь законодатель, который распространял бы свое попечение о человечестве вплоть до ребенка и предпринимал бы меры для того, чтобы государство имело здоровых, красивых и умных детей. Следует признать, что только Спарта имела некоторое право гордиться достоинством своих сограждан. Но в Абдере (как почти и во всем мире), это предоставляли произволу Случая и Гения – па-tale comes qui temperat astrum. [29] И если из среды абдеритов вышли Протагор [30] или Демокрит, то славный город Абдера был к этому совершенно не причастен, так же, как Ликург и его законы, если в Спарте рождался какой-нибудь дурак или трус.

28

Ликург – полулегендарный царь Спарты; «Законы Ликурга» строго регламентировали правила вступления в брак и воспитания детей, вплоть до умерщвления новорожденных, признанных недостаточно здоровыми.

29

Звезду направляющего нашу с рожденья (лат.). Гораций, «Послания», II, 2, 187 (перевод Н. С. Гинцбурга).

30

Знаменитый софист из Абдеры (несколько старше Демокрита), которого Цицерон ставит рядом с Гиппием, Продиком, Горгием, а следовательно, с величайшими представителями своей профессии. [Протагор (480–411 гг. до н. э·) – философ, развивавший формальную сторону ранней диалектики, основоположник софистики, был уроженцем Абдеры. В этом примечании Виланда названы крупные софисты V в. до н. э., из которых Гиппий стал действующим лицом его романов «История Агатона» (1773) и «Аристипп и некоторые из его современников» (1801).]

С такой беспечностью, хотя она и касается в высшей степени важного государственного дела, еще можно было бы примириться и простить ее абдеритам. Если природе дают возможность свободно проявлять свои силы, она делает излишней всякую дальнейшую заботу о том, чтобы ее творения оказались удачными. Редко забывая снабдить свое любимое творение всеми теми способностями, которые необходимы для совершенства человека, она как раз и предоставляет развитие этих способностей искусству. Следовательно, любое государство располагает достаточными возможностями завоевать право на заслуги и достоинства своих граждан. Однако и в этом отношении абдеритам сильно недоставало ума. Трудно было бы в целом мире найти место, где менее заботились бы о воспитании чувства, разума и сердца будущих граждан.

Воспитание вкуса, то есть тонкого, верного и просвещенного чувства прекрасного – лучшее основание для той славной сократовой калокагатии, [31] или внутренней красоты, доброты души, которая делает человека любезным, благородным, полезным и счастливым существом. И ничто лучше не развивает в нас безошибочное чувство красоты, как все то прекрасное, что видим и слышим мы с детских лет. Родиться в городе, где искусства достигли совершенства, в городе, великолепно построенном и полном художественных шедевров, например в Афинах, – уже немалое преимущество. И если афиняне времен Платона и Менандра [32] отличались большим вкусом, чем тысячи иных народов, то, бесспорно, они обязаны этим своей родине.

31

Калокагатия – одно из основных понятий древнегреческой эстетики и этики, изменявшее свой смысл на протяжении длительной истории античных философских учений. Сократ (469–399 гг. до н. э·) и его ученики Платон (427–347 гг. до н. э·) и Ксенофонт (ок. 430–354 гг. до н. э·) понимали калокагатию как гармонию внешнего и внутреннего в человеке. Аристотель (384–322 гг. до н. э·) в «Этике» развил Это представление, объясняя калокагатию как цельность человеческой личности и величие души. В своем истолковании античного термина как обозначения внутреннего благородства, совершенства нравственных качеств и эстетического чувства Виланд в значительной степени опирался на мнение английского философа Э· Шефтсбери, который переосмыслил калокагатию в духе прогрессивных идей Просвещения как цель нравственного самосовершенствования человека. См. статью.

32

…афиняне времен Платона и Менандра… – т. е. периода наивысшего расцвета Афин в V–IV вв. до н. э·; Менандр (ок. 342–292 гг. до н. Э·) – афинский комедиограф, отличавшийся тонким психологизмом и изяществом стиля.

В одной греческой пословице (о значении которой, как обычно, спорят ученые) Абдера заслужила прозвище «прекрасной», которое и ныне украшает в Италии Флоренцию. Мы уже упоминали, что абдериты были страстными почитателями изящных искусств. И, действительно, в период высшего расцвета Абдеры, то есть именно тогда, когда абдериты на некоторое время уступили город лягушкам, в нем имелось множество зданий с колоннами, изобиловавших произведениями живописи, прекрасный театр и музыкальный зал ( [33] ), короче, это были своего рода вторые Афины – но только во всем лишенные вкуса. Ибо, к несчастью, те странные их причуды, о которых мы упоминали, давали знать себя также и в их понятиях о прекрасном и приличествующем. Латоне, [34] покровительнице их города, был посвящен самый худший храм. Напротив, Ясону, золотым руном которого они, якобы, владели, – самый великолепный. Их ратуша напоминала складское помещение, и прямо перед залом, где обсуждались государственные дела, расположились все городские торговки зеленью, овощами и яйцами. Здание же гимнасия, где юноши упражнялись в искусстве борьбы и фехтования, было, напротив, окружено тройной колоннадой. Фехтовальный зал украшали только картины ¹⁰, изображавшие разные совещания, и статуи в спокойных, задумчивых позах. [35] Но зато ратуша доставляла отцам отечества более восхитительное наслаждение. Ибо куда бы они ни обратили свой взор, повсюду в зале заседаний они могли любоваться фигурами прекрасных нагих бойцов, купающихся Диан или спящих вакхантов. [36] А большую картину, висевшую как раз напротив места архонта, [37] которая откровенно изображала перед всеми обитателями Олимпа позор Венеры, пойманной вместе с любовником в сеть Вулкана, [38] они показывали иностранцам с такой торжественностью, что она могла бы рассмешить даже необычайно серьезного Фокиона. [39] Царь Лисимах, [40] рассказывали они, предлагал им за нее шесть городов и обширную область, но они не могли решиться расстаться с таким великолепным произведением, особенно потому, что по высоте и ширине оно как раз занимало целую стену ратуши. Кроме этого, говорили они, один из их художественных критиков в обширном и необыкновенно ученом труде весьма остроумно истолковал отношение аллегорического смысла этой картины к тому месту, где она висела.

33

Одеон (греч.). Одеон – здание для музыкальных состязаний в Афинах, послужившее образцом для аналогичной постройки в Абдере.

34

Латона (Лето) (греч. миф.) – мать Аполлона (Феба) и Днаны (Артемиды).

35

То, что говорится здесь об абдеритах, рассказывают и другие древние писатели о городе Алабанде, см. Coel. Rkodog. Lect. Ant. L. XXVI, Cap. 25 [Целий Родогин. Античные чтения кн. XXVI, гл. 25 (лат.)].

Виланд ссылается на труд итальянского филолога Целия Родогина (Родигина) «Античные чтения» (1516), где передавалась легенда о простаках из малоазийского города Алабанда.

36

Вакханты (рим. миф.) – спутники бога вина и веселья Вакха (Диониса).

37

Архонт – старейшина, высшее должностное лицо в греческом полисе.

38

Комический эпизод из VIII книги «Одиссеи»: ревнивый супруг Венеры (Афродиты) бог-кузнец Вулкан (Гефест) накидывает сделанную им железную сеть на свою жену и ее возлюбленного Марса (Ареса).

39

Фокион (IV в. до н. Э·) – афинский полководец, отличавшийся суровостью нрава.

40

Лисимах (IV в. до н. э·) – военачальник Александра Македонского и затем царь Фракии.

Мы никогда не кончили бы своего повествования, если бы стали рассказывать о всех многочисленных нелепостях в этой республике. Однако мимо одной мы пройти не можем, так как она касается существенной особенности их государственного устройства и оказала немалое влияние на характер абдеритов. В древнейшую пору существования города, – по-видимому, в соответствии с орфическим культом [41] – номофилакс, или блюститель законов (одна из высших городских должностей) являлся одновременно предводителем священного хора и главой музыкантов. Тогда это имело свои основания. Однако с течением времени основания законов изменяются и буквальное исполнение их становится смешным, поэтому законы следует приводить в соответствие с изменившимися обстоятельствами. Но подобная мысль никогда не осеняла абдеритские умы. И часто случалось, что избирался номофилакс, который более или менее сносно следил за законами, но плохо пел или вовсе не разбирался в музыке. Что оставалось делать абдеритам? После долгих совещаний было издано, наконец, постановление: отныне лучший певец Абдеры должен быть всегда также и номофилаксом. И это соблюдалось до последних дней существования города… Но ни одна душа в течение двадцати публичных заседаний не додумалась до того, что номофилаксом и предводителем хора могут быть два разных человека.

41

Орфический культ – религиозные обряды мистической секты орфиков, возникшей в VII в. до н. э·; легендарным основателем культа считался певец и музыкант Орфей, обладавший волшебной силой (первоначально, по-видимому, местное божество или мифический герой фракийцев).

Легко понять, что при таком положении дел музыка в Абдере была в большом почете. Все в этом городе были музыкантами, все пели, играли на флейтах и лирах. Их мораль и политика, их теология и космогония были основаны на музыкальных принципах. Даже их врачи лечили болезни различными музыкальными ладами и мелодиями. В данном случае они, видимо, руководствовались взглядами и теориями величайших мудрецов древности – Орфея, Пифагора, Платона. [42] Но в практическом их применении они очень далеко отходили от строгих требований этих философов. Платон изгоняет из своей республики все мягкие и изнеженные лады. [43] Музыка не должна вызывать у граждан ни радости, ни печали. Вместе с ионинскими и лидийскими созвучиями, [44] он запрещает все вакхические и любовные песни. Даже музыкальные инструменты кажутся ему настолько неравноценными, что он отделял от них многострунные инструменты и лидийские флейты как опасные орудия сладострастия, и позволяет своим гражданам пользоваться только лирами и цитрами, а сельским жителям и пастухам – тростниковыми свирелями. Абдериты столь строго не философствовали. У них разрешались все лады и инструменты и, следуя весьма правильному, но часто ложно понимаемому ими принципу, они утверждали, что все серьезные дела нужно исполнять весело, а все веселые – серьезно. Это положение, примененное к музыке, привело к большим нелепостям. Их богослужебные гимны звучали, как уличные песенки, [45] но зато мелодии их танцев были самыми торжественными. Музыка к трагедии была обычно веселой, а военные песни звучали настолько печально, что годились, пожалуй, лишь для люден, отправляющихся на виселицу. Подобные несуразности давали себя знать во всем их искусстве. Играющий на лире считался у них виртуозом, если он трогал струны так, что, казалось, будто слышишь флейту. А певица, чтобы заслужить восхищение, должна была заливаться трелями, как соловей. Абдериты не имели никакого понятия о том, что музыка является музыкой лишь тогда, когда трогает сердца людей: они были вполне довольны, если звуки приятно щекотали слух или же оглушали ничего не выражающими, но звучными и частыми аккордами. Коротко говоря, при всей восторженной любви к искусству, у абдеритов отсутствовал всякий вкус, и им было невдомек, что Прекрасное имеет более глубокие основания, чем то, что им заблагорассудилось считать таковым.

42

В учении Пифагора (ок. 571–497 гг. до н. э·) и его школы наряду с математикой и астрономией играли определенную роль ранние представления о теории музыки и о связи музыки и математики. Строго избирательное отношение к музыке, выразившееся в сочинении Платона «Государство» (Виланд ссылается на парижское издание 1578 г.), автор «Истории абдеритов» считает такой же нелепой крайностью, как и музыкальные пристрастия абдеритов. Тема музыки, неоднократно возникающая в романе, связана с современными Виланду дискуссиями о дальнейших путях развития этого искусства: в 70-х годах XVIII в. X. В. Глюк, которого Виланд высоко ценил, осуществлял в Париже реформу оперной музыки.

43

Plato, De Ropubl L. III. Tom opp. Ill, p. 198. [Платон. Государство. Сочинения, КН. Ш, стр. 198 (лат.)).

44

Лидийский лад древнегреческой музыки соответствовал гамме до-мажор; ионийский лад – позднейшее название той же гаммы.

45

Виланд имеет в виду распространенную в его время так называемую «уличную» песню-балладу большей частью юмористического содержания; сравнение церковной музыки с «уличными песенками» нацелено, по всей вероятности, против католического богослужения. Ниже высмеивается также итальянская традиция пения, ее формальные, не соответствующие содержанию приемы.

Тем не менее, соединенные усилия природы и счастливого случая позволили, наконец, одному абдериту обрести человеческий разум. Но следует признать, что Абдера здесь была вовсе ни при чем. Ведь истинным мудрецом в Абдере мог стать лишь тот, кто менее всего был абдеритом: нетрудно понять, почему абдериты были самого низкого мнения о том из своих сограждан, кто более всего делал им чести. И это была не обычная их глупость. Она имела свою причину, настолько понятную, что было бы несправедливо их упрекать.