История Андрея Петрова
Шрифт:
– Вот такая история, – закончила она рассказ, сделав второй за весь вечер глоток вина. Андрей не сразу понял, что повесть подошла к концу, он просто сидел, смотрел куда-то вдаль, представляя себя в далекой стране Индонезии, где он никогда не бывал. «Интересно, там есть слоны или море? Да есть там море вообще?» – подумал он, вернувшись в реальность.
За разговорами, ароматным кофе, наверное, лучшим в жизни (или по пьяни любой кофе кажется лучшим в жизни?), молодые люди просидели почти до часа ночи. Зал опустел, официанты нарочито зевали, дружелюбные маски сменились на злые, усталые лица, глядя на которые почему-то вспоминаешь слово «скальп». Освещение из легкого и даже интимного вмиг превратилось в настоящий мрак. Оставаться здесь дольше не имело
Захмелевший уставший молодой свежеуволенный и красивая стройная мулатка Инна шли, взявшись за руки, вдыхая казавшийся теплым воздух. Шли молча. Оба хотели обнять друг друга, оба хотели лежать сейчас без одежды и предаваться любви. Но, конечно, ничего такого никто их них себе не позволит, ведь это игра, негласные правила которой знают все взрослые люди. Это совсем не страстное выжидание, обещающее еще большее наслаждение, – совсем нет. Все это не более чем тайные знаки, полувздохи и незаконченные фразы, другим словами – это начало влюбленности. Это чувство куда легче описывать, чем любовь. Про любовь мы знаем совсем немного (так говорят, когда ничего не знают). Она бывает без обладания (по секрету – только она и есть любовь, но тс-с.) и наоборот – с маниакальной ревностью и жаждой контролировать объект воздыхания каждую секунду. Высшая любовь – это просто любить, и пусть даже без ответа, высшая любовь – это радость видеть, слышать и чувствовать человека без обладания им. Немногие понимают это, прячась за избитыми словечками типа «страсть», «секс» или «инстинкт», а то и «Леша, ну ты же самый лучший!», но так думают либо полные идиоты, либо люди, которым просто не суждено узнать про любовь вообще ничего, а значит, эх, да ладно…
Иногда они останавливались и целовались, долго и медленно. Наверняка каждый думал: «А не похож ли я на того героя из какой-нибудь знамений голливудской галиматьи?» или: «А как мы смотримся в свете подрагивающей лампы уличного освещения?» Да мало ли вопросов возникает в такой ситуации. Привычка думать, по заверению великих мыслителей, – неизлечима… Но это не у всех, разумеется.
Примерно через час неспешной прогулки Андрей с сожалением подумал, что еще квартал – и там за большим нелепым супермаркетом, покажется высотка Инны, а что делать дальше он просто не знал, да и не хотел об этом думать. Что там еще может быть? Дурацкие прощания с не менее идиотскими предложениями «а не зайдешь ли ты ко мне на чай?!» выводят из равновесия всех нормальных людей с тех самых пор, когда появился чай. «Что я отвечу в таком случае?» – думал он. На небольшом дереве он увидел немного набухшие почки, отчего стало приятно и легко на душе. Весна будто создана, чтобы всем стало хоть немного легче.
Последний квартал Инна заметно прихрамывала, и скрывать это дальше, по всей видимости, просто не имело смысла.
– Натерла, не знаю даже как, это просто невозможно! – растерянно пояснила положение девушка. – Просто я…
– Я вообще не понимаю, как можно на каблуках идти полтора часа, – перебил ее Андрей, – это же твой дом вроде?
– Да, конечно, не забыл?
Ничего не ответив, он взял девушку на руки и пошел как ни в чем не бывало дальше. На самом деле каждый шаг давался с трудом. Долгое отсутствие тренировок дает свои плоды: мышцы становятся слабыми, появляется одышка. Разумеется, с виду это выглядело так, будто ребенок мирно засыпает на руках отца, но на самом деле журналист Андрей Петров молил всех известных богов, дабы ему хватило сил донести девушку хотя бы до подъезда.
– Тебе не тяжело? – спросила Инна, видимо, только очнувшись от неожиданного поступка молодого человека.
– Да ну брось, ты весишь как ребенок, – ответил он и подумал, как же это удивительно, что руки еще на месте.
Перескочив ступеньки (точнее, умело сделав вид полупрыжков) и подойдя к лифту, он отпустил ее и почувствовал, как онемели руки. С другой стороны, это было блаженство в чистом виде. Тут же он вспомнил рассказ о бегунах-марафонцах, вроде бы у них этот мышечный экстаз случается в конце каждого забега. Инна смотрела ему прямо в глаза. За спиной девушки загорались красным круглые никелированные кнопки: 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16… Они зашли в квартиру. Никто не произнес ни слова…
Глава 7
Он лежал на мягкой двуспальной кровати, рассматривая большой портрет сына Инны Макса. Застывшая улыбка, карие глаза, такая же смуглая, как у мамы, кожа, кепка набекрень – славный малый, а главное, видно, что ему нравится улыбаться. Взгляд скользнул ниже. Аккурат под большой фотографией мальчика стоял низкий, но широкий книжный шкаф. Был он метра три шириной, и от него пахло свежим деревом. Книги стояли неровными рядами, в разных переплетах, новые и старые – сразу видно, что их читают. Плохое зрение Петрова не давало шансов пробежаться по названиям, но любимых Лондона, Уэллса, Шоу он все же разглядел. Да, вкус у девушки совершенно точно имелся. Понятно, что если в библиотеке есть такие фамилии, думал Андрей, вряд ли остальные книги окажутся дерьмом. Ему хотелось встать и рассмотреть все поближе, но приятные часы отдыха и легкое похмелье не позволяли даже шелохнуться. Телефон сел и мирно ждал на тумбочке, когда через электрический кабель и розетку он получит еще одну жизнь.
В квартире было тихо. Андрей вспоминал подробности ночи и поймал себя на мысли, что описать это вряд ли получится. Они заснули почти под утро. Снова и снова они начинали и, обессилев, падали, тяжело дыша, закинув головы; разговаривали об всем, смеялись и начинали по новой. «Может, мы вообще не спали? – подумал Андрей, – да точно, мы ведь вообще не спали!» Возле двери стоял небольшой комод, на нем еле слышно тикали крошечные часы с будильником, рассмотреть расположение стрелок которых не представлялось невозможным.
Ранний подъем давался тяжело, как тяжело дается все, что связано со сном после 35 лет. К ногам будто привязаны свинцовые гири, голова кружится, и непонятно, от чего больше: от выпитого или от бурной ночи. Андрей обошел кровать, проследовал в ванную, умылся и почистил зубы. На кухне работал телевизор и пахло свежим кофе. «Где же Инна?» – подумал он. Наливая из небольшого кофейника чашку ароматной жидкости, Андрей увидел записку, прижатую сахарницей. Написанная от руки, на обычном листе А4 с черным пятнышком от кофе посередине.
«Доброе утро! Извини, что убежала, я пошла краситься. Вчера я побывала в раю, спасибо!
P.S. Ключи в замке, если уйдешь, оставь их у себя. Позвони мне. Целую».
В раю! Андрей улыбнулся. Два слова, сказанные красивой девушкой, могут значить больше, чем тысяча самых отважных мужских поступков. Немного странно все это. Рядом с хлебницей лежала черная подзарядка с испачканным то ли молоком, то ли сливками проводом. Дрожащей рукой он воткнул штепсель в розетку. Неотвеченных вызовов не было, только Штейн в сообщении просил перезвонить. «Но это не срочно», – как всегда написал он в конце. Когда было срочно, он звонил ровно столько, пока телефон не начинал садиться. Зеленые часы в форме яблока, висевшие над дверью, показывали ровно двенадцать. Солнце играло с занавеской, облака плыли медленно и томно, словно пытаясь разъяснить, что все, зима уплыла и на смену ей пришли хорошие новости, настроение и все такое прочее. Андрей выпил кофе, съел апельсин, заботливо оставленный или просто забытый хозяйкой, и набрал Сашу.
– Привет, я тут проспал немного.
– А я еще вчера знал, что ты немного проспишь, – сказал Штейн, посмеиваясь. – Слушай, да я Носову звонил недавно, и знаешь, первый раз в жизни мы с ним поговорили как люди. Видимо, он тоже с похмелья. Ты подъехать сможешь в редакцию часам к трем?
– Да, буду. О чем говорили?
– Он сказал, поговорим в нормальном деловом ключе, но не о вашем бывшем издании – так и сказал, ну ладно, давай, я за тобой в половине заеду, – сказал Штейн, откашлялся, видимо, подавившись сигаретным дымом «Парламента» и отключился.