История дипломатии. Том 2
Шрифт:
Дальше отмалчиваться было уже невозможно. 23 октября 1876 г. германский посол Швейниц получил, наконец, предписание канцлера передать русскому правительству ответ, имевший буквально неисчислимые политические последствия.
«Из внимания к дружеским отношениям трёх императоров, — писал Бисмарк, — мы сначала сделаем попытку убедить Австрию, чтобы в случае русско-турецкой войны она поддерживала с Россией мир. Эти усилия не безнадёжны, судя по всему тому, что известно о намерениях Австрии. Если бы они не увенчались успехом и если бы, несмотря на все наши старания, мы не смогли предотвратить разрыв между Россией и Австрией, и тогда для Германии ещё не было бы оснований выйти из состояния нейтралитета. Но нельзя наперёд утверждать, что такая война, особенно если в ней примут участие Италия и Франция, не приведёт к последствиям, которые заставят нас выступить на защиту наших собственных интересов. Если счастье изменит русскому оружию перед лицом коалиции всей
Практически этот ответ означал, что Бисмарк не позволит России разгромить Австро-Венгрию.
Только в одном случае Бисмарк готов был пожертвовать Австро-Венгрией. В инструктивном разговоре со Швейницем, перед его отъездом в Петербург, канцлер заявил, что согласен активно поддержать Россию в случае, если она гарантирует Германии обладание Эльзас-Лотарингией. В интимной беседе с одним из близких людей Бисмарк ещё откровеннее формулировал свои замыслы. «При нынешних восточных осложнениях, — заявил канцлер, — единственной выгодой для нас могла бы быть русская гарантия Эльзаса. Эту комбинацию мы могли бы использовать, чтобы ещё раз совершенно разгромить Францию». Уверенности, что такая комбинация удастся, у Бисмарка не было. Всё же он осторожно нащупывал почву — слишком уж соблазнительна была такая перспектива.
Швейниц подробно изложил Горчакову первую часть ответа Бисмарка. «Мы ждали от вас больших вещей, — разочарованно ответил русский канцлер, — а вы привезли нам только то, что мы и так знаем давно». В дальнейшем разговоре Швейниц прямо намекнул на то, что русская гарантия Эльзаса и Лотарингии, зафиксированная в договоре, могла бы коренным образом изменить позицию Германии. Но Горчаков решительно отклонил такое соглашение. «Это принесло бы вам мало пользы — заявил он. — В наше время договоры имеют очень малую ценность». «Однако вы сами только что выражали сожаление, что мы не связаны с вами никаким договором», — ядовито отпарировал Швейниц.
В приведённых дипломатических переговорах нагляднее, чем где-либо, наметилась та расстановка сил, которая постепенно стала определяться в результате франко-прусской войны: Россия и Франция, с одной стороны, Германия и Австро-Венгрия — с другой. В 1876 г. обе эти группировки ещё не нашли своего оформления в каких-либо договорах, однако они уже достаточно отчётливо обозначились на международной арене.
Миссия барона Мюнха. В результате запроса, сделанного царём через посредство Вердера, русское правительство убедилось, что воевать с Австрией — значитрисковать войной с Германией. Следовательно, воевать с Турцией можно не иначе, как предварительно обеспечив себе австрийский нейтралитет. Цена этого нейтралитета в Рейхштадте была только намечена. Надлежало её уточнить.
Австро-русское соглашение представлялось желательным и для Австрии. Дело в том, что австро-венгерское правительство через специального уполномоченного барона Мюнха задало Бисмарку почти тот же самый вопрос, какой царь поставил перед ним через Вердера. Мюнх указал Бисмарку на крайнюю опасность, которую, по мнению его правительства, будет представлять оккупация Болгарии русскими войсками. Канцлер отвечал, что никакой особой опасности он в этом не видит и советует в таком случае Австрии оккупировать Боснию. Если же Австрия захочет противодействовать России, она может договориться с Англией. Бисмарк дал понять, что на Германию Австрии рассчитывать нечего. Хотя Бисмарк и не желал допустить разгрома Австро-Венгрии Россией, он отнюдь не склонен был и воевать против России за балканские интересы Австро-Венгрии. С другой стороны, стараясь предотвратить австро-русскую войну, канцлер вовсе не собирался мешать России начать войну против Турции. Напротив, Бисмарк считал полезным даже разжечь эту войну. Это запутало бы Россию в ближневосточных осложнениях и ещё более испортило бы её отношения с Англией.
Константинопольская конференция. 31 августа 1876 г. на турецкий престол вступил султан Абдул-Гамид II, будущий «кровавый султан», прославившийся армянской резнёй. Это был человек жестокий и трусливый. В то же время он отличалсячрезвычайной хитростью: никто лучше него не умел играть на соперничестве великих держав. Не сумев договориться об условиях мира на Балканах» Державы по инициативе России снова потребовалиу Порты, чтобы она немедленно, не дожидаясь, пока они столкуются друг с другом, заключила перемирие с Сербией. На это выступление «европейского концерта» турецкая дипломатия ответила своеобразным маневром. 10 октября Порта не только согласилась предоставить Сербии перемирие, но и выразила готовность обеспечить его сразу на срок в 5–6 месяцев. Это выглядело крайне миролюбиво, на деле же означало длительную оккупацию сербской территории и затяжку переговоров о мире в расчёте, что обстановка может измениться в благоприятном для Порты смысле. Россия посоветовала Сербии отказаться от столь длительного перемирия. Тогда турки, поощряемые Англией, возобновили наступление. Сербы потерпели новые поражения; положение Сербии стало критическим. Ввиду этого 31 октября русское правительство вручило Порте ультиматум с требованием немедленно заключить перемирие сроком на 4 или 6 недель. Для ответа давался 48-часовой срок. При этом указывалось, что в случае отклонения русских требований последует разрыв дипломатических отношений России с Турцией. Одновременно Россия провела частичную мобилизацию — всего до 20 дивизий. Напуганная Порта поспешила принять предъявленные ей требования.
После достигнутого успеха русская дипломатия сделала ещё одну попытку решить без войны балканский вопрос. В конце октября и в начале ноября в разговорах между английским послом лордом Лофтусом, Горчаковым и царём в Ливадии была выдвинута мысль о созыве международной конференции; в случае её срыва русское правительство заранее оставляло за собой свободу действий. Царь при этом заверил Лофтуса, что Россия не стремится к захвату Константинополя. Против конференции не возражали и прочие участники Парижского трактата. Конференция должна была состояться в Константинополе. Уполномоченным России был назначен граф Игнатьев. От Англии на конференцию прибыл лорд Солсбери, который занимал в кабинете Биконсфильда пост министра по делам Индии. Солсбери считался представителем умеренной группировки кабинета, склонной к соглашению с Россией. По прибытии в Константинополь Солсбери сразу же установил контакт с Игнатьевым.
Конференция открылась 11 декабря 1876 г. Игнатьев играл на ней руководящую роль. Представители держав сошлись на проекте автономии для Боснии, Герцеговины и Болгарии; последняя в угоду австрийцам была разделена в меридиональном направлении на восточную и западную. Россия отказывалась от военной оккупации этих территорий; за введением автономного устройства в каждой провинции должен был наблюдать комиссар, назначенный всеми великими державами.
Но в день, когда конференция готовилась официально объявить своё решение, султан, с благословения английского посла Эллиота проделал ошеломляющий маневр. Прежде всего он назначил великим визирем Митхата-пашу, сторонника конституционного правления. Вскоре после этого, 23 декабря, состоялось заключительное заседание конференции; на него в первый раз были допущены представители турецкого правительства. Внезапно во время заседания его участники были оглушены артиллерийскими салютами. Изумлённые делегаты не успели опомниться, как турецкий представитель, министр иностранных дел Саффет-паша, поднялся со своего кресла. «Великий акт, — торжественно провозгласил паша, — который совершился в этот момент, изменил форму правления, существовавшую в течение 600 лет: провозглашена конституция, которой его величество султан осчастливил свою империю». Труды конференции были объявлены Саффетом совершенно излишними: ведь конституция уже дарует все необходимые реформы. На этом основании Турция отклоняет решения конференции. Английский посол Эллиот был душой разыгранной комедии; с ним Биконсфильд вёл личную переписку через голову лорда Солсбери и своего министра иностранных дел. Русский делегат предложил силой принудить Турцию принять решение держав. Но Солсбери получил из Лондона категорическое предписание отклонить всякое давление на Турцию.
Конференция пребывала в крайнем смущении. От угроз она перешла к просьбам; Порте было предложено принять её проект хотя бы в урезанном виде. Но явная слабость держав лишь раззадоривала турок. Порта вторично отвергла предложения конференции. Чтобы кое-как «спасти лицо», державы ответили отозванием своих послов из Константинополя. Этот шаг, однако, не означал разрыва дипломатических отношений: в турецкой столице оставлены были поверенные в делах. Таким образом, вся демонстрация оказалась холостым выстрелом. Бисмарк советовал русским начать войну против Турции. Он рекомендовал им при этом не церемониться с Румынией и обещал посодействовать достижению полюбовного соглашения с венским кабинетом.
Будапештская конвенция. После неудачи миссии Вердера и Мюнха, т. е. ещё осенью 1876 г., между Россией и Австрией начались переговоры относительно позиции Австро-Венгрии в случае русско-турецкой войны. 15 января 1877 г. в Будапеште была, наконец, подписана секретная конвенция, которая обеспечивала России нейтралист Австро-Венгрии в войне против Турции. В обмен Австро-Венгрии предоставлялось право оккупировать своими войсками Боснию и Герцеговину. При этом Австро-Венгрия обязывалась не распространять военных операций на Румынию, Сербию, Болгарию и Черногорию, а Россия — на Боснию, Герцеговину, Сербию и Черногорию. Австро-Венгрия давала, впрочем, согласие на участие Сербии и Черногории в войне на стороне России.