История дипломатии. Том 3
Шрифт:
В тот же день Чемберлен обратился с письмом и к Муссолини. «Я надеюсь, — заискивал он перед главой фашистской Италии, — что ваше превосходительство сообщит германскому канцлеру о том, что вы готовы принять участие в совещании и что вы убедите его согласиться с моим предложением, которое предохранит наши народы от войны. Я уже поручился, — добавлял английский премьер, — что обещания Чехословакии будут выполнены, и я уверен, что полное соглашение может быть достигнуто в течение одной недели».
Правительственный телефон между Парижем, Берлином и Лондоном работал непрерывно. Боннэ слал инструкции в Берлин Франсуа Понсэ и в Лондон Шарлю Корбену. Понсэ получил полномочия представить Гитлеру новые предложения, означавшие безоговорочное принятие всех требований, предъявленных им в Годесберге. Корбену поручалось сообщить англичанам о согласии французского правительства при посредстве Муссолини начать новые переговоры с Гитлером.
Мюнхенское
Разнузданное выступление Гитлера было явно рассчитано на то, чтобы окончательно напугать Европу и подавить последние попытки противодействия его замыслам. Впоследствии стало известно, что рано утром 26 сентября президент США Рузвельт обратился к Гитлеру и Бенешу с призывом мирно разрешить их спор. За 3 часа до открытия собрания в Спорт-паласе и Чемберлен прислал к Гитлеру на самолёте своего представителя Вильсона с письмом, в котором предлагал созвать новую конференцию держав по чехословацкому вопросу. Но Гитлер уже закусил удила. Послание Рузвельта даже не было сообщено германской прессе. Кровожадная речь в Спорт-паласе была ответом на обращение Рузвельта и Чемберлена. На другой день после этой речи Вильсон вторично посетил Гитлера. Но тот заявил, что его позиция неизменна и что германская «акция» начнётся завтра. По улицам Берлина в этот же день мрачно маршировали непрерывные колонны солдат, вооружённых с ног до головы.
27 сентября Гендерсон получил инструкцию из Лондона ещё раз встретиться с Гитлером и уведомить его, что английское и французское правительства потребовали от Чехословакии немедленно приступить к передаче Германии Судетской области. В тот же день Геринг и Нейрат совместно с Гитлером обсуждали предложение Муссолини отложить общую мобилизацию немецких войск на 24 часа. Вечером, вызвав к себе Гендерсона, Гитлер милостиво объявил ему: «По просьбе моего большого друга и союзника сеньора Муссолини я откладываю мобилизацию на сутки».
В этот день итальянский посол в Берлине говорил с Гитлером четыре раза и не менее двадцати раз связывался с Римом по телефону. В четвёртой беседе с Гитлером итальянский посол сообщил ему, что Муссолини дал согласие лично прибыть в Мюнхен.
28 сентября состоялось экстренное заседание английской Палаты общин. С речью выступил Чемберлен. Докладывая Парламенту о переговорах с Гитлером в Берхтесгадене по чехословацкому вопросу, премьер подчеркнул якобы «чрезвычайно серьёзное заверение» главы германского правительства, что после удовлетворения его требований Германия не будет больше иметь никаких территориальных притязаний в Европе.
В этот момент курьер подал лорду Галифаксу, сидевшему в ложе правительства, спешный пакет из Министерства иностранных дел. Галифакс немедленно вскрыл конверт. Пробежав глазами находившийся в нём документ, он показал его Болдуину. Затем, подойдя к трибуне, он передал бумагу самому премьеру. Взглянув на документ, Чемберлен тут же обратился к Палате. «Я сказал ещё не всё, — заявил он, — я должен сделать Палате дополнительное сообщение. Господин Гитлер извещает, что он приглашает меня встретиться с ним завтра утром в Мюнхене». Члены Парламента, мечтавшие о соглашении с Гитлером, встретили заявление премьера шумными аплодисментами.
29 сентября «неутомимый» Чемберлен в третий раз сел в самолёт, чтобы отбыть в Германию. В 12 часов 45 минут в Мюнхене в Коричневом доме открылась, конференция полномочных представителей Германии, Великобритании, Франции и Италии. Германия была представлена Гитлером, Англия — Чемберленом, Франция — Даладье, Италия — Муссолини. Переговоры закончились ночью около двух часов. Условия Годесбергского меморандума были приняты полностью. Чехословакии предлагалось передать Германии все пограничные с ней районы. Таким образом, речь шла не только о Судетской области, но и о районах, пограничных с бывшей Австрией. Передаваемые районы Чехословакия должна была очистить в срок с 1 по 10 октября. Все военные сооружения, находившиеся в этих областях, передавались Германии. В соглашении указывалось также на необходимость «урегулировать» вопрос о польском и венгерском национальных меньшинствах в Чехословакии. Таким образом, имелось в виду отторжение от Чехословакии ещё некоторых частей её территории в пользу Польши и Венгрии. После «урегулирования» этого вопроса оставшейся части Чехословакии должны быть предоставлены гарантии Англии, Франции, Германии и Италии против неспровоцированной агрессии.
Судьбы Чехословакии решались в Мюнхене без всякого её участия. Чешский посланник и представитель Министерства иностранных дел Чехословакии прибыли в Мюнхен лишь для того, чтобы «ожидать результатов конференции». Ни тот, ни другой не были допущены в зал совещания.
Перед отъездом из Мюнхена Чемберлен посетил Гитлера и подписал с ним следующую декларацию: «Мы, германский фюрер, имперский канцлер и британский премьер-министр… согласились в том, что вопрос об англо-германских отношениях имеет первостепенную важность для обеих стран и для всей Европы. Мы считаем, что соглашение, подписанное вчера вечером, равно как и англо-германское морское соглашение, символизируют волю обоих наших народов никогда впредь не воевать друг с другом».
В ту же ночь Гендерсон в упоении успехом своей миротворческой деятельности в Берлине восторженно писал Чемберлену: «Миллионы матерей будут благословлять ваше имя за то, что вы спасли их сыновей от ужасов войны».
В свои столицы Чемберлен и Даладье въезжали как триумфаторы. На аэродроме огромная толпа встретила Даладье кликами: «Да здравствует Даладье! Да здравствует мир!»
Первым миротворцем считал себя Бонна. Действительно, Даладье послушно следовал внушениям пронырливого министра иностранных дел, хотя и был хорошо осведомлён об истинных причинах заинтересованности Бонна в мире с Германией. Тайная полиция представила Даладье ряд документов, изобличавших министра иностранных дел как спекулянта на фондовой бирже и участника тёмных махинаций, успех которых зависел от уступки немцам. Некоторые члены французского кабинета знали об этих аферах министра иностранных дел и ставили вопрос о его отставке. Но Даладье и президент республики сознательно закрывали глаза на эту сторону деятельности Боннэ, ценя его усердие как наиболее ловкого проводника политики соглашения с Германией. Между прочим было известно, что Боннэ представил правительству явно неверные данные о превосходстве вооружённых сил Германии. Из этого доклада вытекало, что французская, русская и чехословацкая армии, вместе взятые, не могли бы противостоять военной мощи «третьего рейха». Между тем французский генеральный штаб имел достоверные сведения, что германской армии потребуется ещё не меньше года, чтобы привести свои вооружённые силы в состояние боевой готовности. Но изменникам, подкупленным агентам немцев и спекулянтам, подобным Боннэ, нужно было во что бы то ни стало внушить правительству и общественному мнению уверенность в невозможности борьбы с гитлеровской Германией. Значительная часть французской прессы во главе с агентством Гавас получала от немцев огромные деньги и вела кампанию в пользу Гитлера. Сообщение агентства Рейтер от 28 сентября о германской мобилизации и воинственных замыслах Гитлера было встречено этой частью французской печати как злостное измышление. 29 сентября Леон Додэ выступил в фашистской газете «Action Franchise» против «кровавой сволочи», которая распространяет ложные слухи. Через два дня после речи Чемберлена, который официально объявил о намерении Гитлера мобилизовать германскую армию, во французской печати появились опровержения этого факта. 30 сентября в газете «Liberte» был воспроизведён краткий диалог, якобы имевший место между Даладье и депутатом Марэном по этому поводу:
«Марэн: Но сообщение о германской мобилизации?
Даладье: Ложь!
Марэн: А телеграмма Рейтера?
Даладье: Ложь!».
Когда в эти дни во Францию прибыл Уинстон Черчилль, часть французской прессы открыла против него кампанию, объявив этого политического деятеля Англии «поджигателем войны номер первый».
5 октября, выступая в Палате общин, Черчилль дал уничтожающую оценку деятельности англо-французской дипломатии. «Мы испытываем бедствия первостепенного значения, выпавшие на долю Великобритании и Франции, — говорил лидер парламентской оппозиции. — Не будем закрывать на это глаза. Мы должны ожидать, что в ближайшее время все страны Центральной и Восточной Европы придут к соглашению с торжествующей фашистской властью. Сметён ряд союзов в Центральной Европе, на которые Франция опиралась для обеспечения своей безопасности».