История Древнего мира: от истоков цивилизации до падения Рима

Бауэр Сьюзен Уайс

Разграбление храма было вызвано исключительной необходимостью: Антиох был разбит и нуждался в священных сокровищах. Проходя через Иудею, он не только растащил храмовые сокровища и убил неимоверное количество жителей Иерусалима, но также оставил в Иерусалиме гарнизон, чтобы гарантировать лояльность иудеев.¹⁵

Гарнизон был стандартной мерой для завоевателя – но план Антиоха Епифана по удержанию верности оказался ужасающе ошибочным. Он ничего не знал об иудейской религии; его план о более тесном включении иудеев в состав державы Селевкидов (и удержания их вне сферы влияния Птолемеев) включал смену храмовой культуры, чтобы Яхве стал идентичен Зевсу. Этому главному богу затем стали бы поклоняться, как и его собственной личности: имя Епифан происходило от «epiphany» – «богоявление» или откровение Зевса-Яхве на земле.¹⁶

Это было в известной степени стандартной смесью

греческого пантеона с персидскими идеями о божественности царя – а чего же еще можно было ожидать от греческого правителя древнего персидского царства? Для иудеев, которые, в отличие от большинства людей античности, верили не только в единого бога, но и в отличие сути этого Бога от человека, такой подход был страшным богохульством. Антиох хотел, чтобы они приносили жертвы Зевсу в храме и праздновали день рождения царя как религиозный праздник.

Иудеи Иерусалима начали прятаться, избегая выполнения указа. Антиох, обозленный их упрямством, объявил их религию вне закона. Каждый, кто отказывался есть свинину, когда требовалось (а это противоречило иудейской религии) или был застигнут с иудейской священной книгой, приговаривался к смерти. «Привели двух женщин, которые хотели совершить обрезание своим детям, – фиксирует книга Маккавеев [271] . – Эти женщины были публично проведены по всему городу с детьми у груди, а затем сброшены головой вниз со стены».¹⁷

271

Книги 1 и 2 Маккавеев – это исторические рассказы в апокрифических песнопениях, набор библейских книг, которые располагаются между Старым и Новым Заветами в христианской Библии. Эти книги не были безоговорочно приняты отцами ранней церкви как священное писание, и дебаты об их месте в каноне продолжались до XVI века. В 1546 году католический собор в Тренте объявил апокрифические песнопения «священными и канонизированными», но протестанты обычно эти книги отвергают. (Прим. авт.)

Зверства продолжались около года, а затем среди иудеев вспыхнул мятеж. Его предводителями были пять братьев – членов одной семьи, происходившей из древнего рода священников. Самый старший брат, Иуда, возглавил сопротивление, он прошел по стране, собирая возмущенных, пока не набрал шесть тысяч мужчин, желавших присоединиться к нему в грядущей партизанской войне против оккупантов-селевкидов. «Приходя без предупреждения, – говорит Вторая книга Маккавеев, – он приносил огонь в города и деревни. Он захватывал стратегические посты и заставил бежать немало врагов. Удачнее всего при таких нападениях он сражался ночью, и разговоры о его доблести распространились повсюду».¹⁸ Он заработал себе свободу – и боевое прозвище Иуда Маккавей – то есть «Молот», а восстание стало известно под названием войны Маккавеев.

Ярость иудеев и собственные трудности Антиоха в других областях (ему пришлось отослать войска на север, чтобы отразить вторжение парфян) продлили срок мятежа. Этому же способствовал и другой фактор: Иуда Маккавей создал «лигу дружбы с римлянами», как представляет это Иосиф; а Рим жаждал продолжить проверку мощи Селевкидов.¹⁹

Иудейско-римский альянс не продержался долго, но он помог Иерусалиму вырваться из рук Антиоха на целых четыре года. [272] К концу этого времени Антиох Епифан умер, и в империи началась обычная внутренняя борьба за наследование. Ни у кого не хватило сил послать дополнительные войска в Иерусалим, и Иуда объявил себя царем города, первым из династии Хасмонеев в Иерусалиме. В конце концов племянник Антиоха, Деметрий I (которого не смущало существование греко-бактрийского и македонского Деметриев), смог объявить себя царем империи Селевкидов. Когда корона твердо села ему на голову, он послал армию на юг, чтобы снова покорить Иерусалим. Иуда Маккавей был убит в бою, и Иерусалим снова стал частью Келесирии под властью Селевкидов. Но Деметрий I, учтя ошибки своего покойного дяди, предоставил брату Иуды Ионафану достаточное количество свободы, чтобы управлять иудеями по своему усмотрению, пока он будет оставаться верным наместником империи. Ионафан, как пишет Иосиф, «вел себя с большой осмотрительностью» – он был политиком, а не борцом за свободу с горячей головой, как его старший брат.²⁰ Он платил вежливым уважением чиновникам Селевкидов и смог оставаться у власти в Иерусалиме почти двадцать лет.

272

В 165 году до н. э. Иуда Маккавей смог вернуть храм под контроль иудеев и провел его ритуальное очищение (алтарь

был осквернен поклонением Зевсу, принесением на нем в жертву свиней). Согласно I книге Маккавея, 4, очищение было окончено и храм переосвящен в декабре 164 года до н. э. – это событие празднуется позднейшими иудеями как Ханука. По Талмуду (сборник записанных комментариев к священным текстам иудаизма), у Маккавеев не оказалось достаточного количества чистого оливкового масла для ритуала очищения, но всего одна бутыль, которую они использовали, волшебным образом горела восемь дней. (Прим. авт.)

Рим же тем временем процветал.

Нечто необычное случилось в 180 году: город Кумы в Кампании попросил разрешения изменить свой официальный язык со старого осканского диалекта на латынь.

Люди в Кумах уже имели привилегию «civitas sine suffragio» – гражданства без права голоса, это было больше похоже на союз, чем на что-либо другое, и не предусматривало суверенитета подобных городов.²¹ Теперь население города Кумы просило о новом уровне «ассимиляции» с Римом. Они не становились полностью римлянами, и не совсем прекращали говорить на оскане. Не отрекаясь от себя как от куманцев, они добровольно устанавливали идентичность не просто с римской политикой, а с римской культурой.

Грекам никогда не приходилось осуществлять такого формального внешнего заверения в единстве, так как они все говорили по-гречески. Может быть, именно их общий язык сохранил их как нацию, не позволив пан-эллинской самоидентификации превзойти их идентичность как спартанцев, коринфян, фиванцев. Но официальный статус латинского языка позволил Кумам остаться куманцами. Латинский не стал их единственным языком, но он использовался в торговле и в администрации, связывая Кумы с другими городами и людьми, которые сохраняли местное своеобразие, но наводил на него специфический глянец.

Рим просьбу удовлетворил. Кумы получили право использовать латынь в качестве своего официального языка и в этом смысле быть римлянами. Римляне пока не ощущали нужды в дальнейшем стирании старой идентификации подчиненных им городов, в замене старых обычаев римскими, старых связей на исключительную верность Риму, старых богов – римскими богами.

Но дар самоидентификации с римлянами шел лишь до этого предела. Завоеванные народы вливались в Рим, и в результате свободные иностранцы постепенно стали представлять опасность для империи, так как их количество превысило количество свободных уроженцев Рима. В 168 году цензор Семпроний Гракх начал регистрировать всех свободных иностранцев как отдельное племя. Они могли стать римлянами, как куманцы. Они могли даже получить право голоса. Но, вне зависимости от того, как много их явилось в Рим, они никогда не могли забаллотировать урожденного римлянина.

Сравнительная хронология к главе 74

Глава семьдесят пятая

Между Востоком и Западом

Между 200 и 110 годом до н. э. династия Хань открывает Шелковый Путь

Гао Цзу, первый император империи Хань, [273] был рожден крестьянином; теперь он правил Китаем, в котором после жесткого порядка Цинь начали поднимать голову старые знатные семьи государств. Старая проблема с единством не исчезла.

273

Период с 206 года до н. э. по 9 год н. э. историки относят к династии Западная (или Ранняя) Хань, короткий перерыв между 9 и 25 годами н. э. отделяет этот период от династии Восточная (или Поздняя) Хань (25–220 годы н. э.). (Прим. авт.)

С другой стороны, китайские государства устали от войны, и Гао Цзу смог удерживать империю удачным сочетанием твердой руки с обещаниями автономии. Он направлял армию против любого князя, который выказывал признаки мятежа – но также объявил всеобщую амнистию по всей империи, подразумевая, что все знатные семейства, которые не планируют восстания, могут жить без страха случайного ареста и казни. Тем, кто помогал ему устанавливать власть, он даровал свободу от налогов и службы. В одном восставшем городе, который он держал в осаде больше месяца, был обещано полное прощение каждому, сражавшемуся против него; только те, ко проклял его, подлежали смерти.¹ Императоры Цинь сжимали свой имперский кулак крепче и крепче; царь же Хань распрямлял пальцы и давал в качестве награды свободу от надзора.