История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима

Бауэр Сьюзен Уайс

Предание о путешествии Гильгамеша в кедровый лес не особо отличается от первого. Снова Гильгамеш демонстрирует стремление упрямо идти напролом, подчиняясь лишь своим желаниям.

Великана Хуваву я покорюи славу свою навсегда утвержу —

говорит он совету старейшин Урука. Они пытаются сдержать его амбиции:

Ты молод еще – Гильгамеш,Влечет тебя сердце твое,Но не смертен гигант, как мы.

Встретив его упорство, старейшины уступили. Гильгамеш и Энкиду отправляются сражаться с великаном – причем Энкиду получает от старейшин наставление оберегать царя.

Путешествие Гильгамеша на север происходит по его желанию, с целью завоевать славу – по тому же самому желанию, которое побудило его вести своих людей

на войну. Но опять опасность для мирной жизни Урука представляется некой посторонней силой. Дьявол таится не в душе царя, а в северных лесах.

Там притаилась и еще одна опасность. В самом древнем повествовании Гильгамеша уже посещала мысль о смерти. Еще до отъезда он размышляет о своей смертности. Похоже, он смиряется с неизбежным:

Может, уйду я на небо?Одни только боги бессмертны,Человека же дни сочтены.Если паду я, родится слава,А слава жить будет вечно.

Но вероятность гибели крепнет у него в мозгу. По пути к Хуваве, к великану Хугенессу, он три раза видит сны, каждый раз просыпаясь в слезах: «Бог исчез, моя плоть дрожит!» Третий сон самый тревожный:

День затихает, тьма расширяется,Свет гаснет, костер разгорается,…Смерть разливается.

Он напуган настолько, что готов повернуть назад, но Энкиду убеждает его продолжать путь. Затем, перед самой битвой с Хувавой, Гильгамеш проваливается в такой глубокий сон, что Энкиду едва удается добудиться его вовремя.

Несмотря на предзнаменования, смерть предотвращена. К концу повествования Урук спасен, а великан Хугенесс лежит мертвый. Но признание Гильгамеша, что его дни сочтены, и страх, который возникает из-за осознания своей смертности, становится ядром, вокруг которого строится остальная часть эпической поэмы. Когда бы ни были сложены в единый рассказ остальные истории, каждая показывает рост озабоченности по поводу приближения смерти, растущее желание избежать ее. Гильгамеш отправляется в сад богов в надежде, что как-нибудь сможет вернуть к жизни павшего Энкиду; он узнает о потопе во время поисков причины бессмертия; ему удается найти Долину Молодости и цветок, который отодвигает, если не совсем уничтожает смерть – но затем допускает, чтобы ценную добычу украл водяной змей. Стараясь избежать смерти, он интригует, путешествует, просит, ищет, но так и не достигает успеха. [47]

47

Шумерский Мир мертвых был весьма неприятным местом. Насколько мы можем судить, загробная жизнь шумера проходила в некоем подземном царстве без настоящего света, но и не в полной темноте, без тепла, но и не совершенно холодном, пища там была безвкусной, а питье – жидким; все обитатели этого места (согласно одной шумерской поэме) бродили абсолютно голыми. Это было место, куда добирались через реку, которая пожирала плоть – мир, настолько далекий, что Гильгамеш отказывался отпустить туда Энкиду целую неделю после смерти последнего, пока потребность в захоронении не превратилась в настоятельную.

Энкиду, друг мой…Шесть дней и семь ночей рыдал я над ним,Не позволяя похоронить,– пока черви не поползли уже из его носа.

(Таблица Х «Эпоса о Гильгамеше» в переводе Стефании Дейли, «Мифы Месопотамии», с. 106)

Судя по всему, вечное пребывание в этой серой и безрадостной местности было ужасной перспективой для любого шумера. (Прим. авт.)

Все складывается очень хорошо для шумеров. Похоронные стенания, которые заканчивают поэму, являются частью истории древнейших дней. Они не включены в копию Ашшурбанапала – очевидно, ассирийцы находили такой финал не слишком подходящим для истории о поиске бессмертия. Но стенания облекают тревоги шумеров по поводу царской власти в ряд строчек, приближающих ее более решительно, чем что-либо еще.

Дана тебе царская власть была,а вечная жизнь – не твоя судьба.Право имел ты держать, давать волю,высшую власть над людьми ты имел,победу в битве тебе даровали.Но не используй ту власть во зло —Будь справедлив к своим слугам дворцовым.Царь сложил с себя обязательства,когда отправился в горы далекие,чтобы уже никогда не вернуться.Враг, ни рук, ни ног не имеющий,не пьющий воды, не вкушающий мяса,враг тяжело на него навалился.³

В Шумере Гильгамеша стали считать богом поразительно быстро после его смерти. Но его превращение в бога, очевидно, заработанное его огромными усилиями на благо своего города (в конце концов, это было функцией и царя, и бога – защищать города, превращать их в процветающие) ограничено смертью. Подобно Бальдуру в гораздо более поздней норвежской мифологии, Гильгамеш стал божеством – но это никак не соответствует бессмертию.

Именно безмерная энергичность Гильгамеша сделала его смерть еще более существенной. Даже если бы он оставался плохим правителем, его власть все равно пришла бы к концу. Даже самый сильный царь Шумера умирает. «Враг без рук и ног» ограничивает ту пугающую власть, которая может служить на пользу или во вред своему народу. В первой в мире эпической поэме, как и в самом Шумере, царь Гильгамеш или наносил поражение, или отодвигал в сторону, или уговаривал красноречием, но так или иначе убирал со своего пути все препятствия – кроме последнего.

Глава одиннадцатая

Первая победа над смертью

В Египте с 2686 по 2566 года до н. э. Третья и Четвертая династии фараонов строят дома для мертвых

снова в Египте, где фараоны Третьей династии начали создавать собственную версию героического поиска победы над смертью.

В период относительного мира фараон древней Третьей династии Джосер совершил экспедицию к медным и бирюзовым рудникам Синая. [48] Египетская бюрократия начала формироваться в устоявшуюся структуру; Египет разделили на провинции, каждой из которых управлял наместник, отчитывавшийся перед фараоном. Джосер внес свой вклад в построение империи, отодвинув южную границу Египта до самого Первого порога. Согласно более поздней традиции, запечатленной в надписи в Асуане, он посвятил часть этой вновь завоеванной земли местному божеству Хнуму [49] в благодарность за окончание семилетнего голода.¹ «Семь лет» может быть лишь традиционным эвфемизмом для «очень долго»; но в любом случае был проделан длинный путь от существовавшего ранее царского статуса, так как уменьшившиеся разливы Нила создали новым фараонам трудности при утверждении в народе своей божественной власти.

48

Кроме Джосера, другие цари Третьей династии неизвестны – так же, как цари Второй династии. (Прим. авт.)

49

Хнум – в древнеегипетской мифологии бог плодородия, сын Нуна; демиург, создавший мир на гончарном круге; его священное животное – баран, с головой которого он изображался. (Прим. ред.)

Ко времени Джосера роль фараона как воплощения стабильности закостенела в ритуале. На одном из рельефов есть изображение Джосера, принимающего участие в юбилейных празднествах хеб-сед, когда царь совершал церемониальный забег вокруг стадиона. Считалось, что он обязан выиграть это физическое состязание, так как некоторым образом его личная сила связывалась с состоянием всей страны. Победа в беге хеб-сед вновь подтверждала мощь фараона, необходимую для защиты Египта и обеспечении непрерывного регулярного подъема и спада вод Нила.

Тот факт, что египтяне вообще ощущали необходимость в регулярном повторении праздника, позволяет предположить о возникновении определенного страха, что сила фараона может исчезнуть, если ее не подкреплять ритуально. Фараона, без сомнения, все еще обожествляли – но борьба первых двух династий сделала его человеческую суть очень уж очевидной. Когда идея божественности начала постепенно терять свою первичную силу, ее начали окружать ритуалами и некой структурой, поддерживающей впечатление сакральности – чего не требовалось ранее. В этом случае харизматическое обоснование лидерства уступило место обряду и системе наследования. Демонстрация сверхъестественной силы облачалась в форму празднества; смертная суть фараона прикрывалась от взглядов проявлением народной воли.

Когда Джосер умер, он не был похоронен на традиционном кладбище в Абидосе. К этому времени он уже построил собственную гробницу на севере, в Саккаре. Он также отверг традиционный грязевый кирпич гробниц Второй династии. Его гробница будет каменной и сохранится навеки, потому что она не просто место отправки его духа в путь в другой мир. Она станет местом, где фараон все еще жив.

Вокруг гробницы Джосера расположился целый город для его души. Проход хеб-сет уходил на юг, чтобы царь мог продолжать свой восстанавливающий силы бег. Вокруг комплекса гробницы каменные постройки образовывали традиционные египетские строения: стены из камня, вырезанного так, чтобы выглядеть как тростниковые циновки; каменные колонны в форме связок тростника; даже деревянный забор с приоткрытыми воротами был вырезан из камня. Такие тростник и дерево не распадутся; они останутся на земле навечно. И так же сохранится душа фараона. В маленькой камере, называемой сердаб, лицом на восток сидит статуя фараона в натуральную величину, она завернута в белый плащ из известняка. Стена сердаба имела два отверстия для глаз, пронизывающих всю толщу камня, чтобы статуя могла видеть восход солнца. Под отверстиями для глаз находился алтарь, где священники оставляли пищу; дух Джосера мог наслаждаться хотя бы ее ароматами.