История Древней Греции
Шрифт:
Испытания Сиракуз после прибытия Диона повторялись в большинстве городов по всей империи Дионисия: освобождение означало конец организованного правления, наступили времена межпартийной борьбы, тирании и анархии. Многие крупные города захватили авантюристы, которые с помощью наемников-варваров нападали на соседние города, чтобы расширить свои владения. Бедствия, обрушившиеся на Сицилию, описаны в одном из платоновских писем как порочный круг, ведущий к катастрофе: «Ничто никогда не кончается; то, что кажется концом, на деле лишь звено, ведущее к новому началу, и в итоге порочный круг вражды приведет к полной гибели обеих партий – и партии тирана, и демократической партии; греческий язык покинет Сицилию, когда та станет провинцией Карфагена или Италии». В 344 г., когда Тимолеонт прибыл спасти Сицилию от грозившей ей участи, на улицах Сиракуз росла трава, а из других греческих городов некоторые были покинуты в результате войны, иные же оказались в руках наемников-варваров, оставшихся без нанимателя.
В Италии, где власть Дионисия объединяла греческие города, защищая их от варваров, крушение империи привело
В конечном счете причиной этих бедствий являлось пятидесятилетнее самодержавие, извратившее политическую жизнь: оно уничтожило политическую ответственность, привело к переселению городов, разоружению греков и появлению на Сицилии множества наемников-варваров. Закономерным итогом стали анархия, междоусобицы и деморализация в ужасающих масштабах. Толчком, который привел к падению самодержавия, стали действия Диона, публично одобрявшиеся если не самим Платоном, то ведущими членами академии. Однако Дион не обладал такими качествами политика, которые могли бы спасти Сицилию от анархии, – пусть его побудительные мотивы с философской точки зрения были достойны восхищения, он был жестким сторонником интеллектуальной и политической аристократии, безжалостно и презрительно относился к пролетариату, а в своих отношениях с Гераклидом проявил себя слабым и коварным человеком.
Поведение Платона в связи с сицилийской катастрофой также небезупречно. В первую очередь он виноват в том, что ошибся в Дионе как в человеке и неверно оценил его как политика. Занятия Платона с Дионисием не имели особых практических последствий, и правление Дионисия в первые десять лет под влиянием Платона и его идеалов могло бы быть более гуманным. Однако отношение Платона к Диону, пусть и достойное восхищения в смысле личной преданности, привело к пагубным политическим последствиям. Когда Платон понял, к чему идет дело, – а именно к революции и насилию, которые он не одобрял по интеллектуальным соображениям, – он не стал публично осуждать Диона и даже пытался помирить Диона с Дионисием, хотя надежды на примирение были ничтожными. Платона защищает открытое письмо, сочиненное, по-видимому, вскоре после его смерти, когда сицилийские дела все еще вызывали живой интерес. В этом письме практические вопросы отходят в тень философских отступлений, а Дион идеализируется до самого конца [62] . Но сам Платон наверняка гораздо острее переживал деградацию Диона и свое разочарование результатами его действий, за которые в несовершенном мире практической политики он должен нести часть ответственности.
62
Путаница при описании ситуации на Сицилии дает основания утверждать, что это письмо не подлинное, хотя многие платоноведы думают по-иному.
Глава 4
Социально-экономическое положение Греции в смутную эпоху
Жизнь Ксенофонта (ок. 430–354 гг.) совпала с периодом политического разочарования. Ни одно государство не было в состоянии надолго стать общегреческим лидером, а без такого лидера греческие государства почти непрерывно сражались друг с другом. Мир наступал лишь благодаря верховенству одной или двух держав – Афин и Спарты во время Никиева мира, а затем одной Спарты. Неудачная попытка обеспечить своими силами мир в 362/61 г., создав Полисную лигу, стала тому наглядным подтверждением. В 355 г., когда Ксенофонт писал «О доходах», а Исократ – «Мир», они оба советовали Афинам договориться со всеми греческими государствами и возглавить движение за мир. Ксенофонт советовал Афинам принять на себя роль посредника не только между государствами, но и между партиями в отдельных государствах. Подобная политика была разумной, но тогда пришлось бы пожертвовать непосредственными интересами Афин в пользу Фив. После 355 г. эта задача оказалась Афинам не под силу. Неудача греческих государств в целом обеспечить свое политическое спасение требует углубленного изучения.
Как отмечал Фукидид, имперскому государству требуется значительное превосходство в военной силе и финансовых ресурсах над противниками. В IV в. у Спарты, Афин и Фив этого превосходства не наблюдалось. Спартанским гоплитам приходилось сражаться с наемными войсками, а затем с превосходно обученными фиванскими гоплитами. У Афин даже на море находились соперники в лице Беотии, Фессалии и Карии, а на суше Фивам бросали вызов Фессалия, Аркадия и даже Фокида. Причина была не в том, что Спарта, Афины и Фивы ослабели по сравнению с V в. Спарта и Фивы, безусловно, стали богаче, а Афины строили столько же боевых кораблей, сколько и раньше. Скорее дело в том, что усилились другие государства Греции. В V в. демократическое устройство и процветание Афин и Сиракуз почти не имело аналогов. В IV в. социально-экономическая революция произошла в большинстве государств Греции и Сицилии, и они присоединились к компании Афин и Сиракуз. «Военные корабли, бойцы, финансовые источники, изобилие припасов и все остальное, из чего полис черпает свою силу, – в обладании всем этим нынешние греки и количественно, и качественно намного превосходят греков прошлого», – говорил в 341 г. Демосфен, сравнивая свое поколение с поколением Персидских войн.
Процветание, основанное на торговле и капитализме, распространялось через греческие колонии до таких отдаленных земель, как средиземноморское побережье Испании, внутренние области Сицилии, берега Адриатического моря, Балканы и южная Россия. Богатства Массилии и ее колоний, Сицилии при Дионисии, крымского Пантикапея при Спартоке, Карии при Мавсоле и Кипра при Эвагоре вносили свой вклад в процветание всего Средиземноморья. Ведущие государства материковой Греции поддерживали дипломатические отношения с далекими державами. Например, Фивы дружили с Карфагеном и с Персией. В первой половине IV в. появляются многие признаки национальной и международной торговли и капитализма: торговые договоры, торговые представительства, монетарные пакты, торговые привилегии, банки, арбитраж, морское страхование, ипотека и т. д. Потоки товаров, рабов и наемников достигали Испании и Ирана, России и Кирены, пересекая полуостровную Грецию, служившую важнейшим перевалочным пунктом. Заинтересованность Персии в греческих делах вызывалась отнюдь не альтруизмом. Мир в Греции ускорял потоки межконтинентальной торговли, особенно это касалось греческих солдатнаемников, около 50 тысяч которых служили в Персии в 336–330 гг. Купцы наживали огромные состояния. Коммерческая прибыль в торговле с Крымом достигала 30 процентов, а обычный процент по займам составлял 12 процентов. Греки, зарабатывавшие за границей деньги как наемники или купцы, возвращаясь, обогащали свою родину. Это и вправду была эпоха изобилия (aphthonia). Такое маленькое государство, как Мегара, пользовавшееся выгодами своего положения для сухопутной и морской торговли, стало баснословно богатым, потому что сохраняло нейтралитет.
Культура также получила широкое распространение. Драмы Еврипида пользовались спросом на Сицилии; в Македонии он поставил «Вакханок», а после смерти его творения стали популярны в любой греческой общине. В прошлом философы и софисты ездили главным образом в Афины, где обменивались прогрессивными идеями. В IV в. они изъездили весь греческий мир, их можно было найти в любом городе Пелопоннеса. Благодаря тому, что софисты и книготорговцы распространяли новые идеи, стабильно развивалась единообразная культура. Капитализм нес с собой аттическое торговое право, аттический алфавит из 24 букв (позаимствованный Афинами из Милета в 403 г.) и аттический литературный диалект. В сочинениях афинского эмигранта Ксенофонта и командира аркадских наемников Энея Тактика мы встречаем разновидность аттического литературного диалекта, которая позже превратится в общий язык (koine) грекоговорящего мира. Центром этого стремительного роста процветания и культуры были Афины. В 380 г. Исократ утверждал, что благодаря афинскому влиянию «имя «грек» отныне обозначает не народ, а мировоззрение, и применимо к тем, кто имеет одну с нами культуру, а не одну кровь».
Одновременно и внешний облик греческих городов подстраивался под общий стандарт. Когда Эней писал свой труд «Об обороне укрепленных позиций» (ок. 357–356 гг.), в каждом городе среднего размера имелись театр, общественный центр и открытые площадки для стадиона, или гимнасия. Города были защищены аккуратными массивными стенами и имели тщательную планировку. Например, Мавсол в Галикарнассе повторил полукруглую планировку Родоса, центром которой являлись гавань и рынок. В Олинфе новая часть города была построена по прямоугольному плану, который Гипподам применял в V в. при планировке Милета, Фурий и Пирея. В середине IV в. это был «современный стиль». Сердцем греческого города являлся общественный центр: (agora). Здесь находились храмы, алтари, фонтаны и сады, могли быть лавки и киоски, работающие в особые рыночные дни, здесь можно было увидеть и услышать процессии, праздники и выступления ораторов. Афинская агора служила образцом. После Персидских войн ее постепенно перестроили. Приблизительно около 350 г. с Гефестеона открывалась следующая панорама (см. рис. 14): Стратегион, где совещались полководцы, Толос – место проведения пританий, Булевтерион, где собирался совет, и старый Булевтерион, используемый как архив; за ними возвышались статуи героев-эпонимов на постаменте, служившем доской объявлений. Левее – храм Афродиты Небесной и святилище дема и граций; далее храм Аполлона Патроя, покровителя аттических фратрий, перед статуей Зевса на круглом постаменте длинная Стоя, где заседали архонт-басилевс и Совет Ареопага, а позади нее Алтарь двенадцати богов и Эсхара, или жертвенный очаг. Севернее – стоя Герм и Поикильская стоя, где под настенными росписями Полигнота и других художников прогуливались философы и прочая публика. Через Панафинейскую дорогу – храм дочерей Леоса. На южной стороне располагались юго-западный фонтанный дом и длинное святилище Тесея, где около 475 г. были перезахоронены кости героя; за ним девятиструйный фонтан, Эннеакрунос, построенный Писистратом, и монетный двор Афинского государства.
Строительство укреплений, общественных центров и целых городов, таких, как Мессена и Мегалополис, могло осуществляться лишь в эпоху исключительного процветания. В частных руках также находились значительные богатства. Тимофей и Мидий построили себе дома, которые в шутку называли «башни» или «затмевающие свет», а в Олинфе, например, зажиточные люди построили новый квартал удобных домов. «Богачи» владели «красивым оружием, прекрасными лошадьми, величественными домами и хозяйством, а богатые женщины – дорогими одеждами и золотыми украшениями». У Мидия в Афинах было «множество служанок», а Платон около 375 г. заметил, что в любом государстве у богатого человека есть не меньше 50 рабов. И это новое богатство скапливалось не в одном-двух городах, а повсюду. Знатный фессалиец Полидам мог покрыть государственный дефицит из собственного кармана; Дион Сиракузский, находясь в ссылке, на свои средства организовал экспедицию; некий фокиец перед Священной войной владел более чем тысячей рабов, а один метек построил в Эгине рынок за свой счет.