История географо-геологического освоения Сибири и Севера России
Шрифт:
Том 3. Ст. 1599. (1697 г.)
«О записи обменных товаров на соболей и всякую мелкую рухлядь в приходные книги».
Том 3. Ст. 1600. (1697 г.)
«О написании в таможенных выписках во всех Сибирских городах каждого товара порознь, с обозначением цены и взятой по указу пошлины».
Том 3. Ст. 1602. (1697 г.)
«О мене на товары и покупки за деньги соболей в Казну в Сибирских городах».
Том 3. Ст. 1603. (1697 г.)
«О посылке в Сибирские города оружейника Василия Шишалова с товарищами для сбора таможенных пошлин и винной продажи».
Том 3. Ст. 1604. (1698 г.)
«О продаже оставшихся соболей…»
Том. 3. Ст. 1620. (1698 г.)
«О взимании пошлин с товаров, продаваемых из Сибирского и иных приказов по Торговому уставу».
Том 3. Ст. 1651. (1698 г.)
«О собрании в Сибирских и поморских городах с товаров таможенных пошлин».
Том 3. Ст. 1665. (1699 г.)
«О запрете на пропуск в Сибирь и обратно без указа Сибирского приказа знакомцев и свойственников Сибирских воевод и людей их, о взятии явившимися у них в провоз соболей и прочих товаров, о присылке их в Москву в Сибирский приказ и о держании тех людей до указа из Верхотурья».
Том 3. Ст. 1670. (1699 г.)
«Наказные статьи в Сибирь Тюменскому Воеводе, Стольнику Осипу Яковлевичу Тухачевскому и прочим будущим Тюменским Воеводам».
Обеспечивая необходимые деньги для казны, Петр I всячески добивался государственной монополии на изготовление и продажу вина и особенно в еще малоупорядоченной жизни Севера и Сибири, чему посвящен ряд строжайших указов.
Что касается Севера и Сибири, монополия на изготовление и продажу вина имела значение главным образом в предотвращении спаивания коренного населения в стремлении брать пушнину за бесценок. И вряд ли основным при этом была забота о существе и качестве жизни коренного населения. Но спаивание давало возможность, во-первых, приобретать пушнину за бесценок кому угодно, во-вторых, снижало производительность охоты «ясачных людей», а следовательно, решительно подрывало сами основы поступления в казну этих баснословных доходов.
В заключение настоящей главы отметим также, что в XVI–XVII вв. помимо путешествий, поиска руд и промысла в Сибири и Северо-Восточной Азии, в России начинали закладываться и первые опыты географического картирования.
Согласно А. А. Кузину (Развитие чертежного дела в России (до XVIII в.). Первые сведения о географических картах-чертежах. М.: Изд-во АН СССР, 1955), вначале развитие поместной системы потребовало участия государства в установлении межей между землями помещиков. Этим были созданы условия для превращения карт-чертежей в официальные документы.
Сведения о существовании карт-чертежей в первой половине XVI в. дошли из описи царского архива. В 1556 г. с целью проведения общего межевания был составлен Писцовый приказ. Согласно показаниям В. Н. Татищева, к наказу были приложены «Землемерные начертания». Эти документы не сохранились, но Татищев утверждал, что наказ был составлен людьми, знающими геометрию. Тогда же появилась «Книга именуемая геометрия или землемерия радиксом и циркулем; книга глубоко мудрая, по словам сочинителя, дающая легкий способ измерять места самые недоступные». Очевидно, что такой труд мог возникнуть только в результате требований со стороны практики.
К середине XVI в. относится составление общей географической карты Московского государства – Большого чертежа. Как известно, Большой чертеж до нас не дошел, но представление о нем дает Книга Большого чертежа, являющаяся его пояснением – «росписью».
Помимо межевания земельных владений, карты составлялись для колонизации земель (А. А. Кузин), судопроизводства по земельным делам, а также для военных целей. Начало разработки руд в XVII в. также потребовало составления картографического материала.
Из дошедших до нас первых государственных (то есть охватывающих европейскую или азиатскую часть Московского государства) карт XVII в. А. А. Кузиным упоминается три карты-чертежа:
1) Карта Герритса, издание 1613 г.;
2) Карта Сибири Петра Годунова 1667 г.;
3) Карта Сибири Ремезова 1698–1701 гг.
Карта Герритса является тем самым «чертежом земли Московской», который упоминает А. С. Пушкин в «Борисе Годунове».
Карта Сибири Петра Годунова, выполненная на дереве размером 38 x 30 см, не имела градусной сетки и масштаба.
В 1697 г. Сибирский Приказ предписал сделать карты Сибири, потому что «…в Сибирском Приказе Сибирским городам чертежей нет и ведать не по чему». «Писать чертежи на холостине и сколько верст или дней ходу город от города, так же и русские деревни и волости и ясашные волости от того города и на каких реках те города стоят и то описать имянно… в котором месте какие народы кочуют и живут».
Выдающиеся полярные мореходы и землепроходцы России XVIII–XIX веков
Путешествия по поручениям Петра Великого
Экспедиции XVIII в. в сравнении с походами XVII в. в большей своей части имели уже совсем иной качественный уровень, а именно:
– большинство из них уже в полной мере можно называть географическими, океанографическими, гидрографическими, геологическими, поскольку здесь проводились инструментальные измерения, точное картирование и даже научные описания;
– экспедиции инициировались уже не военными или вольными устремлениями казаков, торговых или частных «промышленных» людей, а, как правило, правительственными структурами (распоряжениями царя, Адмиралтейства), и имели вполне определенные задачи по географии, навигации, геологии;
– уровень результатов экспедиций был таков, что они охотно и эффективно использовались в деятельности Адмиралтейства, Академии наук и др.; это обстоятельство резко отличает их от экспедиций XVII в., когда, например, записи Попова и Дежнева, прошедших первыми из россиян по проливу между Азией и Америкой, без соответствующего внимания и использования пролежали 80 лет в Якутске.
Почему подобные «скаски» могли лежать тогда «туне»? Можно сделать ряд предположений.
Быть может, недостаточны были качество, точность и детальность описаний. Возможно, в XVII в. Россия, да и мир в целом еще недостаточно созрели для оживленных торговых контактов между странами и континентами. Могло влиять и то, что, предпринимая свои походы с чисто промысловыми и торговыми интересами, землепроходцы и мореходы XVII в. и не всегда были особенно заинтересованы в широком ознакомлении других промышленников с освоенными ими новыми местами, считая их в какой-то мере «своими».