История Хэйкэ

Ёсикава Эйдзи

– Из-за последних обращенных к ней слов господина Ёситомо, конечно. В конце концов, она любила его, родила от него троих детей. И даже когда ее сердце было разбито и у нее отобрали сыновей, все мысли моей госпожи были только о них. Будь я на ее месте, я бы поступила так же.

– А с Конно-мару совсем другое дело. Он – воин и никогда об этом не забывает. Конно-мару считает, что должен сделать так, чтобы один из сыновей стал преемником отца, господина Ёситомо, в качестве главы дома Гэндзи. И тогда, возможно, Гэндзи со временем станут достаточно могущественными, чтобы сбросить Хэйкэ.

– Это осчастливило

бы мою госпожу.

– Эх, Ёмоги, разве ты уже забыла времена последних двух войн? Ты ведь продолжаешь говорить мне об ужасных тяготах, через которые ты прошла с госпожой Токивой и детьми? Если бы Усивака был тебе от плоти и крови, ты бы не желала ему такой участи, которой добивается для него Конно-мару.

– Почему ты так говоришь?

– Если бы ты была на месте госпожи Токивы и пыталась убежать из столицы с малыми детьми, ты бы никогда не захотела еще одной войны.

– Но я никогда не говорила, что хочу увидеть еще одну войну.

– Но, если ты считаешь, что Конно-мару прав, значит, ты именно этого и хочешь.

– Выходит, Конно-мару безнравственен, потому что думает подобным образом?

– Нет. Он считает, что прав, выполняя свой долг воина, а я считаю, что права Токива: она как мать хочет, чтобы ее дети никогда не участвовали в кровопролитии, и предпочитает, чтобы они мирно жили монахами.

– Ну и что же нам тогда делать с посылкой Токивы?

– Сейчас, когда установлена охрана вокруг горы, передать ее будет труднее, чем когда бы то ни было. Но я не успокоюсь душой, если не смогу увидеть Усиваку и передать ему письмо от матери. И будет правильно, если я поговорю с ним о Токиве и попытаюсь разъяснить ему, каков на самом деле его сыновний долг.

– Но ведь это очень трудная задача!

– Вот о чем я и думал, когда мы говорили с госпожой Токивой. Будет довольно сложно увидеть Усиваку одного, но еще сложнее добиться того, чтобы он понял, чего от него хочет мать.

Потом Асатори начал рассказывать, как он доберется до горы Курама.

Ёмоги, которая и не подозревала, что ее муж настолько храбр, с изумлением слушала его смелый план.

– Лучше я пойду один, Ёмоги.

– А тебе не опасно идти одному?

– Как бы там ни было – такое я принял решение.

Асатори готовился к своей миссии так, будто собирался в дальнюю дорогу. Набрав сухого зерна и другой провизии, он вооружился кинжалом, потом вынес свою любимую флейту, на которой не играл много лет, и привязал ее к поясу. И однажды майской ночью лекарь отправился на гору Курама. Вместо обычного маршрута, который к утренней заре привел бы его к подножию горы, он выбрал мало проторенную и трудную тропу, чтобы избежать нежелательных встреч. В начале пути ему пришлось переходить через темную и пустынную болотистую местность. Приближался сезон дождей, и на небе не было звезд, по которым он мог бы ориентироваться. Когда Асатори ступил на холмистую местность, где перед ним маячили горы, его начали одолевать страхи перед бандитами, которые когда-то кишели в этих местах. Он решил найти укрытие в первом попавшемся доме. Вскоре впереди заколыхался огонек. Асатори облегченно вздохнул и направился к ветхой хижине, которую увидел в просвете. Вокруг нее он различал ряды зреющей пшеницы. Тишину нарушало журчание ручья. Потом он услышал голоса.

– Лошадь? Лошадь была бы удобна для передачи посланий.

– Во

что бы то ни стало – лошадь! Совсем неплохо было бы на ней покататься.

– Ослаб от долгого сидения, да?

– Так и есть. Мучается от безделья.

– Но на это нам будут нужны деньги.

– Тут нечего волноваться. В лучших конюшнях столицы найдешь и гнедых, и вороных, и каурых.

– Нет, не надо.

Из небольшого окна в одной из шероховатых кривых стен выходил дым. Асатори поднялся на цыпочки и посмотрел сквозь выходное отверстие. У камина собрались семь или восемь охотников, угольщиков и дровосеков, которые сидели и выпивали. Он был поражен их видом и отшатнулся назад. Они не походили на обычных жителей гор!

– А что здесь не так? – едва ворочая языком, спросил один из мужчин, хватая чашу и наливая сакэ приятелю, которому задал вопрос.

– Навряд ли стоит объяснять. Если это лошадь, то пусть будет рабочая лошадь.

– От рабочей лошади нам нет никакой пользы.

– Да, но чистокровная привлечет внимание, нас станут подозревать.

– Верно, совершенно верно. Достаточно поговорили. Нет смысла обсуждать невозможное.

– Почему бы нам не спеть верхом на лошади?

– Можно и спеть! Когда тоскуешь по востоку, пой!

Те двое, которые жарко спорили, присоединились к остальным, которые время от времени хлопали в ладоши. Они пели какую-то странную песню, смысл которой Асатори различить не мог. Мужчины ее пели и пели, а живший в Асатори музыкант ощутил в ней мощные ритмы, будто бы вырывавшиеся из-под земли, воспевавшие обширные поля, утренние ветры и ночные звезды. Между этой песней и музыкой, которую он слышал при дворе, не было ничего общего, и Асатори с восхищением слушал пение. Вдруг из окна, в которое он подглядывал, вырвался столб дыма. Асатори задохнулся, несколько раз невольно кашлянул и наклонил голову.

– Что такое? – раздался возглас в хижине, и воцарилось молчание.

Пригнувшись, Асатори быстро отбежал в темноту. При звуке его шагов в хижине возник шум. Кто-то пронзительно закричал. Вокруг него и прямо мимо ушей засвистели стрелы. Асатори почувствовал, как подкашиваются ноги, и, спотыкаясь, вслепую пошел вперед.

Два дня спустя Асатори сидел на уступе скалы и жевал вяленые овощи. Горстка риса мокла в близлежащем горном ручье. При закатном солнце были прекрасны облака, на поверхности ручья прыгали рыбешки. Где же он находился, удивлялся Асатори, взбираясь на скалистый гребень и глядя на окружающую местность. Перед его глазами были только вершины гор.

Весь день он спокойно проспал в лесу и проснулся свежим и отдохнувшим. Асатори по-прежнему не догадывался, где находится. Весь предыдущий день он карабкался по холмистой местности, где время от времени наталкивался на хижины дровосеков и угольщиков. Никто его не видел, а он наблюдал за людьми, которые напоминали тех, на которых лекарь набрел недавней ночью.

Асатори осмотрелся. Весь ландшафт, казалось, плавал в прозрачно-голубом свете. Скоро на небе засверкали звезды, а на вершине через долину сияло три огня. Ему вдруг пришло в голову, что перед ним гора Курама, и это огни одного из монастырей. Он сразу же решил до рассвета добраться до Курамы и спрятаться там, пока не увидит Усиваку в одиночестве.