История и фантастика

Сапковский Анджей

— Тут нет ни грана казуистики, и я не очень-то понимаю, где здесь можно запутаться? Я говорю о нормальном творческом процессе, а он, кроме конкретной, утомительной и выполняемой в соответствии с до омерзения детальным планом работы, содержит и непредвиденные взрывы «неведомого», примером чего является упомянутая собственная жизнь персонажей. Однако это, как я подчеркнул, исключение. Кроме того, мне кажется, мы все еще не можем понять друг друга относительно некоей достаточно существенной проблемы. Вы почему-то никак не хотите согласиться с тем, что даже самые взрывные эмоции, самые захватывающие дух повороты сюжета, самые слезливые финалы автор планирует холодно и расчетливо, а потом спокойно нажимает клавиши и печатает черные буковки на белом фоне. А если случится непредвиденное, что-то начнет жить собственной жизнью и подбросит эмоций, если от внезапного прилива вдохновения у писателя поднимется температура, то он только возрадуется, потому что произошло счастливое попадание. И не очень частое.

Среди

моих читателей есть множество фэнов RPG, фабулярных игр. В этих играх события происходят не потому, что они диктуются драматургией или развитием сюжета. Они являются простым результатом случайности. Компьютер — или игральные кости — создает определенные ситуации и их последствия. Подвергшийся нападению дракон неожиданно оказывается сильнее героя и поедает его, а игрок, управлявший этим персонажем и намеревавшийся играть еще два часа, выбывает из игры. После того, как в свет вышел последний том цикла о ведьмаке, находились люди, подозревавшие меня в том, что я пишу, основываясь на подобном принципе, — то есть иррационально прикончил их любимых героев только потому, что так легли кости. В оправдание этих критиков надо сказать, что действительно есть такие авторы фэнтези, работающие «в реалиях» определенных систем role playing, их произведения в мельчайших деталях похожи на записи хода партии данной игры, а эпизоды однозначно говорят о том, что они сгенерированы случайно. Привыкшие к хеппи-энду в фэнтези читатели ожидали, что и у меня, как у Толкина, все завершится торжественным банкетом на полях Кормаллена, а ведьмак — как Арагорн — будет возведен на трон и женится на Йеннифэр. Фактический же финал «Владычицы Озера» поверг их в ступор. Они решили, что такое не могло быть запланировано, ибо… ну разве ж так можно?! Вопреки канону, вопреки принципам, вопреки публике, жаждущей свадьбы, на которой автор был и пиво пил?! Вывод: Сапковский в работе использует принцип RPG, конструируя действие стихийным, случайным образом, жеребьевкой с помощью игральных костей. Выпали две единички, так называемые snake eyes [179] , вот он и прикончил любимых героев. Многие так думают до сих пор, не помогают никакие объяснения! Остаются без внимания и рекомендации прочесть книгу еще раз, да повнимательнее, что наверняка позволит заметить и элементы планирования, и явные указания на то, в каком направлении будет развиваться действие и даже чем закончится. Поворот сюжета никогда не принуждает мен я описывать событие, которое не предполагал бы первоначальный план, если не говорить о каких-то побочных, второстепенных, малосущественных для развития основной линии действиях или моментах. Я не нарушаю генеральной картины развития событий. Если я веду святого Георгия к победе над драконом, то никак не могу неожиданно кинуть кости и заставить его скончаться от поноса.

179

Глаза змеи (англ. жарг.).

— Существует такая модель писательства, при которой творец позволяет нести себя волне воображения и вести фабулу в неведомом ему самому направлении.

— Писательский дадаизм? Сумасшедший авангардизм? Благодарствую, не воспользуюсь. Прекрасно понимаю, что, написав нечто подобное, я мгновенно невероятно вырос бы в глазах критиков, но все же нет. Благодарю.

— Однако у нас в литературе все еще здравствует миф вдохновенного пророка, помазанника божьего и «божественного сумасшедшего», а не систематичного ремесленника. Вы же с непоколебимой последовательностью боретесь за этические принципы писателя-профессионала, говоря: «Каждое утро я ежедневно выхожу на работу. В будни, в пятницу, в воскресенье, в Рождество Христово и в Сильвестр [180] . Как горняк на смену. Я даже на отдых не отправляюсь без лэптопа». Такое признание я нашел в журнале «Трибуны». Разделяю, уважаю, но это, пожалуй, тоже самое, что грести против течения. А как реагируют участники конвентов фэнтези? А «традиционные» читатели, приходящие на встречи во время пиар-акций?

180

Святой Сильвестр — канун Нового года.

— Я ничего не популяризую и ни за что не борюсь, а уж тем более за это. Пишу так, а не иначе, потому что так у меня лучше всего получается — вероятно, иначе не умею. И я глубоко уважаю тех, кто так на это реагирует. Однако многие реагируют так, как предполагает ваш вопрос. Они разочарованы, не видя на авторской встрече именно божьего психа, накачавшегося абсентом Верлена в широкополой шляпе с фазаньим пером, утверждающего, что он пишет только тогда, когда его посетят вдохновение и Муза. То есть редко. Редкость же писания должна влиять на кондицию писателя: ему положено быть вдохновенным, но при этом неухоженным, небритым и голодным. Сытый, прилично одетый и легко сводящий концы с концами писатель — оскорбление для общественности. Общественность таких писателей

не любит и знать не хочет.

— А почему, собственно, вам так важно заранее во всех подробностях запланировать повествуемую историю и не дать застать себя врасплох?

— Не знаю. Наверное, таков мой темперамент. Я начинал не писателем, щедро одаренным музами, обладающим такой уймой житейской мудрости и «правильных убеждений», что во что бы то ни стало обязан поделиться имеющимся богатством с остальными людьми. (Иронически.)Такие писатели милостиво уделяют миру частицу своих глубин, а потом принимаются эти глубины излагать, двигаясь на ощупь и записывая все, что зародится у них в голове. Подобная модель творчества представляется мне нескромной и даже наглой, ибо эти писатели вместо того, чтобы дать то, что нам нужно — то есть интересный роман, — оказывают милость, позволяя взирать на свой талант.

Я дебютировал рассказом, предназначенным на конкурс. Текст не должен был превышать по объему тридцать машинописных страниц. Вот мне и пришлось именно в таких рамках разместить завязку рассказа, его развитие и финал. Вдобавок все должно было быть хорошо написано, незатасканно и содержать мораль. Далось это нелегко, но я требования выполнил. Не будь у меня детального плана — ничего б не получилось.

Я всегда считал себя чем-то вроде современного барда или скальда, рассказчиком интересных, забавляющих аудиторию рассказов, трагических трагедий и анекдотических анекдотов и никогда не думал стать вдохновенным писателем с большой буквы, который, закатив глаза, излагает миру свои премудрости. Если мои произведения непонятны слушателям или читателям, я не пожимаю плечами, утверждая, что они-де до этого не доросли. Если читатель не покупает мои книги, полагая, что они плохи, я не отношу это на счет охамения общества и упадка читательского вкуса, а пытаюсь понять, где допустил ошибку.

Мой тип писательства касается не только фантастики, то есть развлекательного творчества. Ведь уже Гомер за кусок баранины рассказывал, сидя у костра, о приключениях Ахилла и о том, как ахейцы воевали с троянцами. Я действую похожим образом, иначе говоря, я ближе к предыстории литературы. Истории у костра — корни писательства, его истоки. Лишь двадцатый век принес нам богему и ее творения, которые должны были быть авангардистскими уже по определению, а не вдохновенный, не расчёхранный и не выряженный в пальто до пят морфинист вообще не считался артистом, и вход в художественные забегаловки ему был заказан.

— Вам никогда не приходилось в ходе работы модифицировать начальные установки?

— Почему же? Нечто такое иногда случалось. Вся прелесть творчества состоит в том, что неожиданно перед вашими глазами вырастает какой-то ранее непредусмотренный кустик, цветок или грибок. Это радует, потому что дополнительно украшает рассказываемую историю. Однако изменять ее полностью нельзя. Нельзя раскачивать запланированную конструкцию, нельзя нарушать ритм фабулы. В ходе работы над Ведьмачьей серией несколько раз оказывалось, что персонажи, которые я намеревался сделать эпизодическими, вырастали до крупных размеров. Я обнаружил, что они оказывались существенными для фабулы.

— Получается, что авторский план, о котором вы говорили, имеет рамочный характер — персонаж может раздвинуть прутья предназначенной ему роли.

— Да, но только не главный герой, потому что на нем держится вся история.

— А могут ли появиться совершенно неожиданные персонажи?

— Да, такое случается, и хвала им за это и слава. У меня, как правило, такое выглядит следующим образом: вначале я обдумываю рамку, которая остается неизменной, а отдельные эпизоды конструирую уже в ходе работы. Чаще всего приходится выбирать одну из альтернативных идей развития фабулы. Например, поразмышлять, с какой точки зрения показать данные события. Как правило, я классически использую точку зрения рассказчика или главного героя. Но любопытные эффекты дает взгляд через так называемый «третий глаз». Это достигается путем введения в действие третьего лица, порой не предусмотренного первоначальным планом.

— И сколь велик такой treatment [181] ? Или вы скрываете свои творческие секреты, как цеховой мастер? Не позволите ли глянуть на них литературоведу? Может быть, анализ их краткого изложения окажется в чем-то полезным для адептов литературы?

— Хоть это и правда цеховая тайна, соизмеримая с секретами разведения тутовых шелкопрядов, я не стану подражать старым цеховым мастерам. Открою тайную рецептуру всему свету, не исключая и литературоведов. А также дам полезный совет адептам литературы. А совет таков: не садись за письменный стол, пока не решишь, о чем будешь писать. Благодарить не надо.

181

Обработка (англ.).