История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц
Шрифт:
Он подчеркивал важность роли повтора в эпическом произведении, отдавая должное формальному методу:
«Важнейшей целью повтора является выделение главной мысли… Выделяется только очень важное для повествования. Это черты идеала человека героической эпохи (слова Ильи Муромца, обращенные к Самсону Самойловичу), это „мотивы поведения“ (аргументация Роландом отказа трубить в рог) — наглядная иллюстрация, как должен поступать идеальный герой». [204]
204
Скафтымов А. П. Поэтика и генезис былин. Очерки. — М.; Саратов: 1994. — С. 49.
Можно сказать, что изучение социальной практики, отраженной в эпосе, он вел с «формальных» позиций, позволяющих в некоторой степени игнорировать «политические» вопросы.
Б. М. Соколов пытался приспособить достижения «исторической школы» и теоретически развить их в «модном» на тот момент «социологическом» направлении. Происходил переход от исторического изучения «быта» к историко-социологическому изучению практики, отраженной былинами. Б. М. Соколов отмечал: «При социологическом разъяснении поэтического факта далекого прошлого, каким является былина,… нужно не только заглядывать для сверки и подтверждения в чисто исторический ряд, а наоборот — тщательно и пристально изучать социальную жизнь древней Руси в строго определенных отрезках времени и пространства». [205]
205
Соколов Б. М. Об историко-социологическом методе изучения былин (по поводу критики А. Брюкнера) // Памяти П. Н. Сакулина. — М.: 1931. — С. 267.
Б. М. Соколов, судя по его статье «Былины» в литературной энциклопедии, [206] собственно сам «социологический» подход применял весьма поверхностно. Он более тяготел к историческому прикреплению героев к определенным, документально подтвержденным ситуациям, что не может быть оправданно с точки зрения социологии.
Несмотря на то, что отдельный социальный факт статичен и может быть прикреплен к конкретной ситуации, он является типичным в отрыве от соответствующих изменений социальной практики на конкретной территории и имеет вневременной характер. Жизнь человека с определенным именем — социальный факт. В одно и то же время в нашем обществе миллионы людей носят имена, по которым их можно опознать, но достаточно большие группы людей являются тезками, однофамильцами и т. д. [207] По мере увеличения наблюдаемого периода повторяются не только имена, но и другие параметры атрибуции. Например, Ильей Муромцем, в принципе, можно назвать почти любого Илью, являющегося выходцем из города Мурома, Алешей Поповичем — сына священника из Ростова и т. д.
206
Соколов Б. Былины // Литературная энциклопедия: В 11 т. — М.: 1929–1939. — Т. 2. — М.: Изд-во Ком. Акад., 1929. — Стб. 1–38.
207
Достаточно полно данная тема раскрыта в статье В. А. Никонова Личное имя — социальный знак // Советская этнография 1967. № 5. — С. 154–168.
Однако исследователя трудно осуждать за подобные досадные недоработки, поскольку социология, бурно развивавшаяся в 20–30-х гг., еще не была достаточно разработана для применения в отношении эпоса.
Это направление в историографии получило наименование «вульгарно-социологического», благодаря утрированному восприятию идей «пролетарскими» учеными (Б. М. Соколовым в первую очередь) в духе теории М. Н. Покровского, что привело, например, к восприятию «образа Микулы Селяниновича как кулака-своеземца». [208]
208
Чичеров В. И. Итоги работ и задачи изучения русских былин и исторических песен // Основные проблемы эпоса восточных славян. — М.: 1958. — С. 17.
Вместе с тем, изучать восточнославянский эпос с «социологических» позиций мешала на только трудность применения социологии к эпическим материалам в рамках вульгарно понимаемого марксизма, но и внутриполитические разногласия.
Г. В. Осипов в этой связи отметил:
«В 30-е гг. наблюдался двойственный процесс. С одной стороны, стремление соединить социологию с марксизмом. Так, Н. И. Бухарин развивал идею о том, что социология — это и есть исторический материализм… С другой стороны, возобладало направление, которое не считало социологию наукой. Более того, социология была объявлена буржуазной лженаукой. А потому требовали изъятия самого термина „социология“ из научного обихода и прекращения фундаментальных и прикладных социологических исследований». [209]
209
Осипов Г. В. Социальное мифотворчество и социальная практика. — М.: Норма, 2000. — С. 499.
В отношении историко-социологического метода явно прослеживается тенденция к пресечению «на корню» любых попыток исследования эпоса с социологических позиций. Особенно большую критику вызывало применение функционального метода (под влиянием трудов Б. Малиновского прежде всего): «Мы вправе требовать от советского ученого, чтобы он до конца продумал свои ошибки и откровенно заявил о них, тем более, когда они связываются с реакционной школой функционализма, представляющего собой серьезную опасность, поскольку она пользуется некоторым влиянием среди части этнографов стран народной демократии». [210]
210
Корбе О., Стратанович Г. Обсуждение доклада И. И. Потехина «Задачи борьбы с космополитизмом в этнографии // Советская этнография. 1949. № 2. — С. 170–177; С. 174.
Это не просто критика, это противодействие любым попыткам использования функционального метода даже в мелочах. В частности, Р. С. Липец в отзыве на работу А. М. Астаховой «Русский былинный эпос на Севере» написала следующее:
«Автору следует отказаться от встречающегося кое-где в книге термина „Функция“, ассоциируемого с положениями идеалистического функционального метода». [211]
Таким образом, наиболее перспективное, по складывающимся впечатлениям, направление в отечественном эпосоведении было прочно закрыто, едва успев заявить о своем существовании.
211
Липец Р. С., А. М. Астахова. Русский былинный эпос на Севере. // Советская этнография. 1950. № 1. — С. 215–218.; С. 218.
А. М. Астахова, рассматривая изучение эпоса в предвоенный период, показала условия, в которых велись исследования:
«В дискуссии 1936 года по вопросу о характере и происхождении эпоса, прежде всего, была подчеркнута подлинная народность эпоса, которая в корне опровергает концепцию об аристократических его основах». [212]
Комментируя акцентированность изучения былин, А. М. Астахова констатировала: «В исследовательских работах явно стремление отыскать и подчеркнуть все то, в чем, в какой бы то ни было форме, выразилось творческое начало. Таковы сборники новых записей былин А. М. Астаховой, В. Г. Базанова, Г. Н. Париловой и А. Д. Соймонова, А. М. Линевского, Ю. М. Соколова и В. И. Чичерова». [213]
212
Астахова А. М. Былины. Итоги и проблемы изучения. — М.: 1966. — С. 59.
213
Астахова А. М. Былины. Итоги и проблемы изучения. — М.: 1966. — С. 62.
Можно сказать, что особое место в трудах ученых советской эпохи стал занимать «классовый» подход. Новейшая идеология снова проецировалась на социальную практику, отраженную в эпосе. Отрицалась теория «аристократического» происхождения былин. Это привело к поиску классовой борьбы, «антикняжеской» и «антибоярской» направленности действий богатырей без учета других причин, влиявших на их поведение. М. М. Плисецкий, в частности, писал следующее: «Народный герой борется и против произвола господствующей верхушки, против эксплуататоров. Былинные богатыри находятся в оппозиции и постоянном конфликте с княжеско-боярской верхушкой, обличают беззаконие бояр, их изменническое поведение». [214]
214
Плисецкий М. М. Историзм русских былин. — М.: 1962. — С. 35.
На исследования в области эпоса 40-х годов повлияла также деятельность Н. Я. Марра и его учеников. Обычно упоминается в этой связи метод «палеонтологического» анализа, но к былинам и историческим песням он применялся редко. Из числа исследователей данного направления можно отметить С. Ф. Ольденбурга и О. М. Фрейденберг, [215] изучавших развитие социальной практики в литературоведческом контексте.
В. Я. Пропп в этой связи отмечал:
«Наряду с изучением снизу вверх, в нашей науке принят обратный путь сверху вниз, т. е., реконструкция ранних „мифологических“ основ путем анализа поздних материалов. Такое палеонтологическое изучение, показанное Марром для языка, принципиально правильно и вполне возможно и для фольклора. Но путь этот более рискован и труден. Необходим он и неизбежен там, где для ранних стадий нет непосредственно никаких материалов». [216]
215
См. также: Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. — Л.: 1936.
216
Пропп В. Я. Поэтика фольклора. — М.: 1998. — С. 169.