История Ирэн. Гнев
Шрифт:
Пришлось Ирине пояснять:
— Я больше переживаю, что Балашов избежит строго наказания, а не то, что его строго накажут
Забела смутился и попытался сказать, что-то вроде, что он не о том. Но Ирина посмотрела на него немного снисходительно и он, кивнув головой сказал:
— Признаться, Ирэн Леонидовна, я так и думал, что у вас ещё могли остаться чувства, но теперь вижу, что вы вполне осознаёте, что это за человек.
— Я рада, — с лёгким оттенком сарказма сказала Ирина, потому что её вывело из себя, что все мужчины здесь только и думают, что
— Становлюсь злой, — подумала Ирина, — но по-другому никак.
В поместье все обрадовались, Пелагея схватила Танюшу, обняла, запричитала, прибежали мальчишки, давай её дёргать, Танечка уже отошла, хохотала, а Забела пригласил в кабинет Глашу. Ирина, Леонид Александрович и Никодим пошли за ними.
Глаша снова начала плакать и сквозь слёзы рассказала, что видела, как хозяйка по-доброму общалась со Ставровским, поэтому, когда к ней подошёл Балашов и пригласил к их карете, сказав, что приготовил подарок для дочки, она без задней мысли привела девочку на задний двор. Почему туда карету перегнали, она не подумала. Балашов распахнул дверцу кареты и Глаша сама поставила внутрь ребёнка, а там уже сидел доверенный слуга Ставровского, которой схватил Танюшу и зажал ей рот рукой. Балашов сказал:
— Хочешь, чтобы с ребёнком всё было хорошо, влезай и ни звука.
На этих словах Ирине захотелось пойти и что-нибудь отрезать Балашову, которого заперли в кладовке, до приезда исправников из города.
Забела записал все показания Глаши, потом вызвал Каледина, записал с его слов, что ребёнок был обнаружен в карете и его там удерживали, потом сам написал и сказал Ирине:
— Всё теперь не отвертится, на каторгу, конечно не отправят, но со службы уберут, да ещё заставят штраф выплатить.
Ирина долго сидела возле Танюши, укладывая её спать. Сперва девочка не могла уснуть, и она ей рассказывала сказки своего мира и пела колыбельную про медведицу, ту, что когда-то давно пела ей её мама. Потом девочка заснула, а Ирине стало так невыносимо тошно, что нет никого кому она может довериться. Что она устала, что её все считают сильной, что всегда находятся какие-то ставровские, балашовы… Слёзы хлынули, в груди рождалось рыдание, и чтобы не разбудить дочку Ирина выскочила из детской, чтоб побежать в свою комнату и там выплакаться, но неожиданно уткнулась в чью-то грудь и всё, рыдания уже было не остановить.
От мужчины пахло травяным мылом, которым пользовались все мужчины в поместье Лопатиных, потому что это была разработка Ирины. Грудь была твёрдая и надёжная. Так они простояли какое-то время, потом Забела подхватил Ирину на руки и понёс в её комнату.
Утром Ирина проснулась в своей кровати, раздетая, и с ужасом подумала, что не помнит, как уснула и кто её раздевал. Но потом прибежала горничная и сказала, что её ночью вызвала Пелагея и приказала помочь госпоже приготовиться ко сну:
— Мы вас вдвоём с Пелагеей и раздели, вы то уже почти спали. Ой, оно, конечно, сколько переживаний, дочку-то украли, вот ведь ироды.
Ирина благодарно улыбнулась, подумав, что Забела позаботился о её репутации, а вот как ей теперь смотреть на него, если он её в момент слабости увидел.
— Буду как обычно, будто ничего и не произошло, подумаешь расплакалась, в конце концов имею право, достали— и с этой мыслью Ирина пошла умываться.
На завтраке графа Андрея не было, оказалось, что рано утром прибыли исправники и он вместе с ними поехал в уездный город, сопроводить Балашова и передать документы свидетелей.
Пелагея рассказывала:
— А граф-то, который Кирилл, всю ночь солдат мучил, чтобы вас позвали, но к нему Забела пришёл и после этого всё, больше не звал. Но, похоже, поговорили они по-мужски.
Ирина посмотрела на Пелагею, не понимая о чём она, но та объяснила, что солдаты сказали, что Забела выводил графа Балашова во двор и дрался с ним на кулаках.
— Никодим ругался на нашего-то графа, что его теперь тоже наказать могут, что он личико-то ихнему графу попортил, — деловито закончила Пелагея. А Ирине стало обидно, что она не видела, как Балашову надавали по морде.
На завтраке Ирину ухватил профессор и утащил в лабораторию. Там он ей показал расчёты, выходило, что мыло с дустом на глицерине очень дорого. Долго обсуждали и пришли к выводу, что армии можно предложить мыло из неочищенного глицерина, да оно не будет таким мягким и красивым, но зато будет стоить в пять раз дешевле.
Профессор тут же взялся за расчёты и получилось, что при сохранении пропорций можно сделать такой вариант. А для красоты Ирина придумала ставить штампик в виде голубка. В прежней жизни ей всегда нравилось мыло Dove, и здесь она подумала, что будет всем понятно, если такой голубок появится на всех брусочках.
Пока решили сделать небольшую партию и отправить часть в больницу к Путееву, часть в местный гарнизон, чтобы испытать. И профессор, и Ирина решили прямо сегодня поехать в Никольский. Им не терпелось запустить изготовление пробной партии и уже на этой неделе начать испытания.
Пелагея ругалась на Ирину, что она мало того себя не жалеет, так ещё и профессора решила голодом заморить, и не отпустила их пока они не пообедали.
Когда Ирина с профессором выезжали за ворота, к поместью подъехал граф Андрей. Коротко переговорил с охраной, потом подъехал к окну кареты и сообщил, что всё в порядке, Балашов будет с исправниками отправлен в столицу, дело к расследованию приняли.
Андрей долго смотрел вслед карете. Вспоминал как вчера Ирэн рыдала у него в руках, похоже даже не осознавая, что это он. А вот с отцом Ирэн надо переговорить, как и хотел, тем более что сегодня был у наместника и тот тоже подтвердил, что документы на Лопатина на титул не приходили.
Глава 21
Граф Андрей начал с того, что написал письмо Шувалову Александру Ивановичу с просьбой просветить его насчёт Лопатина, и оговорённой для него награды и титула.