История испанской инквизиции. Том II
Шрифт:
XX. Между тем господин дон Франсиско Хавьер-де-Мьер-и-Кампильо, великий инквизитор и епископ Альмерии, обнародовал в Мадриде 5 апреля 1815 года эдикт, гласящий следующее: «Все с ужасом наблюдали быстрые успехи неверия и пугающее падение нравов, заразившее испанскую землю. Как устыдились бы благочестивые и ревнующие о вере отцы наши, видя, что заблуждения и новые опасные учения, столь бесславно погубившие большую часть Европы, заражают их милую родину… но для ее исцеления, да не будет [инквизитор] как апостолы, которые в порыве усердия просили Иисуса Христа послать с неба дождь огненный на Самарию, но пусть следует мягкости Учителя и кротости духа его. Эти качества, конечно, неведомы желающим видеть, что великий инквизитор начнет исполнение своих обязанностей с огнем и мечом в руках, извергая проклятья и анафемы как единственное средство, чтобы сохранить в чистоте сокровище веры и задушить семена дурного. Эти семена принесла толпа безнравственных евреев и сектантов, которые обильно рассыпали их по земле нашей и тем осквернили ее, вкупе с губительной свободой писать, распространять и печатать разного рода заблуждения.
XXI. Вот эдикт, который, взятый отдельно, сделал бы честь его авторам, если бы с самого возникновения инквизиции опыт не показывал, что за такими ласковыми и безобидными речами следуют страшные клеветнические доносы, рожденные ненавистью, злым умыслом, обидой, местью, завистью и другими человеческими страстями.
XXII. Эдикт господина великого инквизитора заслуживает внимания в той его части, где в нем говорится, что Испанию наводнили новые опасные учения, от которых бесславно погибла большая часть Европы. В этой фразе, очевидно, имеется в виду основное стремление всех цивилизованных народов, которые хотели, хотят (и совершенно справедливо будут хотеть, ибо просвещение не идет вспять) отменить все формы деспотического правления и установить конституционную монархию, где права человека, гражданина, короля и его народа будут провозглашены и гарантированы и общественный порядок будет основан на законности, где монарх будет почитаем всеми как защитник прав и свобод личности, покровительствующий (не на словах, а на деле, и хорошими постановлениями) наукам и ремеслам, промышленности и мануфактурам, искусствам, сельскому хозяйству и торговле. Эдикт не иначе как ссылается на политические учения, породившие это всеобщее желание, по-другому, признаюсь, я его не понимаю, однако не вижу причин называть их новыми и опасными. Если же мои предположения верны, испанцам, желающим блага своей родине, горестно видеть, как инквизиция, едва возродившись, уже берется (под видом следования духу Иисуса Христа) судить, не имея на это никакого права, чуждые ее полномочиям политические учения, смешивая их с религиозными и желая таким образом все держать под своим контролем. Безотрадно видеть, как готовятся новые ловушки для тех, кто может опрометчиво высказать нормальное желание иметь конституцию. Такой человек будет судим как ярый еретик за догматическое заблуждение, осужденное якобы еще в апостольских посланиях Петра и Павла. Святые апостолы завещали подчиняться любому кесарю, даже и недоброму, не из-за боязни наказания, а по долгу совести: но разве осуждали они законное желание жить под управлением и на основах хорошей конституции?
XXIII. Также примечателен тот факт, что, единожды определив их как новые и опасные учения, которые заразили Испанию в последнее время, господин великий инквизитор осудил только те грехи, которые приписываются французской армии, а вовсе не те, которые на самом деле были любимы и практиковались некоторыми испанскими священниками, участниками войны. Хотя последние напрямую подлежат его осуждению как противоречащие букве и еще более — духу учения Христова. Мне кажется излишним упоминать их здесь, чтобы уверить моих читателей в том, что инквизиция после реставрации ничем не отличалась от инквизиции до упразднения. Так, если та инквизиция разрешала хождение сочинений, допускающих цареубийство, признающих за папой косвенные, а также и прямые полномочия лишать престола королей и распоряжаться в их государствах, в то же время запрещая и осуждая книги, поддерживающие идею приоритета королевской и мирской судебной власти над внешней церковной властью в имущественных делах, касающихся Церкви, клириков и их судов, то новая инквизиция начала с осуждения теории, в которой говорится, что подданные — это не рабы и не стадо животных для продажи, но граждане, составляющие тело нации, глава которой — король. Сама же она распространяла следующие вредоносные идеи:
XXIV. Первое. Любого француза, находящегося в Испании, будь то солдат или гражданское лицо, разрешено убить независимо от обстоятельств и любым способом, ибо все они враги родины, защита которой должна быть превыше всех соображений.
Второе. Следуя тому же принципу, разрешено убить любого испанца, принадлежащего партии подчинения власти захватчиков, заклейменного прозвищем офранцуженный.
Третье. Также дозволено отбирать у таких испанцев деньги, имущество, плоды их земли и даже поджигать их хлеба, виноградники, оливковые и другие деревья.
Четвертое. Разрешается нарушать клятву верности, данную в присутствии Святых Даров безо всяких мысленных оговорок, а лишь по внутреннему убеждению, что это единственное средство уберечь Испанию от раздробления на отдельные государства, от поджогов селений, грабежей домов и разорения семей, что ожидало ее в случае, если власть захватчиков выполнит свои угрозы согласно всеобщим законам военного времени.
Пятое. Клирики и монахи могли на законных основаниях забывать о кротости, подобающей их сословию, и вступать в армию с целью убивать французов и подчиняющихся им испанцев. Эта идея имела наибольшее число последователей, хотя опыт показал, что такие клирики и монахи становились главарями воровских шаек и, к всеобщему стыду, всюду водили с собой сожительниц, облагая к тому же разные селения налогами, незаконными как по размеру, так и по методам их сбора.
Шестое. Война против Франции — война религиозная, поэтому все погибшие в ней должны почитаться как святые мученики. Этот пункт учения имел столько доверчивых последователей, что все погибшие в Мадриде 2 мая 1808 года были записаны как святые мученики в церковном служебнике епископата Куэнки за 1811 год, я видел это собственными глазами, и там было указание, что во время общих служб в память святых мучеников римской католической Церкви следовало праздновать память и этих новомучеников вместе со святыми, предначинательная молитва к которым начиналась со слова Intret, а в порядке богослужения предписывалось придерживаться Communi plurimorum martirum, в бревиарии. Можно ли измерить тот ущерб, который нанесли подобное учение и пример почитанию памяти древних святых мучеников нашей Церкви!
Седьмое. Исповедникам разрешено (и даже похвально) не давать отпущения грехов кающемуся, который на вопрос о своей политической принадлежности отвечал, что он сторонник партии высшей силы, если только он не давал обещания выйти из нее и способствовать, по мере сил и возможностей ее падению.
Восьмое. Лучше было, или, по крайней мере, не так плохо, есть мясо по пятницам и в другие дни, когда предписывается воздержание, безо всякого на то разрешения, чем получать его от главного папского представителя Сайта-Крусады [308] в Мадриде.
308
Santa Cruzada (святой крестовый поход) — папская булла, дающая многие послабления в следовании предписаниям Церкви. Называется так потому, что подобные послабления и привилегии раздавались в эпоху средневековья участникам крестовых походов. (Примеч. перев.)
Девятое. Испанцы, служащие высшей силе по политическому убеждению, справедливо заслуживают вечной ненависти и непреклонной суровости. Это убеждение господствовало не только в течение войны, но и в мирное время, ибо его распространяли и пропагандировали в листовках постыдного и антихристианского содержания Аталайа и ему подобные варвары, недостойные жить даже среди караибов, [309] но, несмотря на это, ободренные безнаказанностью своих деяний и даже в каком-то смысле поощряемые властью.
309
Караибы — жители Антильских островов и северной полосы Южной Америки. Среди них господствовали полигамия и людоедство. Их называли и называют иногда каннибалами. Имя их стало нарицательным для обозначения человеческой жестокости.
Сравнятся ли эти идеи с теми, о которых говорится: новые и опасные учения, заразившие Испанию, причина погибели, как необоснованно считается, большей части Европы. Разве когда-либо найдется нечто более противное христианству, Евангелию и духу Иисуса Христа, чем девять указанных принципов? Пусть судьями будут христиане всех наций.
XXV. Эдикт содержит одну статью, которая, кажется, осуждает непреклонность, с которой апостолы просили дождя огненного на самарян, ибо те не приняли Иисуса, заметив, что он шел поклониться Богу в Иерусалимский храм, а не в самарянский. Конечно, любой добрый христианин также осудил бы чрезмерное рвение апостолов, зная, что Иисус в Евангелии не только отклонил это предложение, но и, обращаясь к ним, строго сказал: Не знаете, какого вы духа. Не знаю и я, достаточно ли поразмыслил великий инквизитор, прежде чем включить в эдикт эту статью, потому что если вчитаться глубже в текст Евангелия св. Луки (в котором об этом повествуется), станет ясно, что это одна из самых убедительных его глав, доказывающая, что инквизиционный трибунал противен самому духу учения Иисуса Христа. В особенности противны ему законы испанского трибунала, не только разрешающие, но и приказывающие доносить. По этим законам доносчику обещаются награды, а оклеветанный жестоко наказывается, будучи лишен всех средств защиты, хотя во всем мире и менее развитые народы не отнимали у осужденного этого естественного права. Оклеветанного помещают в тюрьму и держат в заключении без какого-либо общения, не только до предъявления обвинения и начала допросов, но и до тех пор, пока не будет вынесен и не приведен в исполнение определенный приговор. В этом суде обвиняемому невозможно узнать, кто против него свидетельствует, от него скрывают подлинные показания, чтобы он не мог их как-нибудь сопоставить и найти доводы в свою пользу; и, наконец, в этом суде отвергают всеобщие нормы права и скрупулезно следуют нелепому и несправедливому уставу, придуманному монахами, ничего не смыслящими в юриспруденции.
XXVI. Кто были те самаряне, о которых повествует св. Лука? Не более чем отошедшие от иудейской Церкви израильтяне, приверженцы того же закона Моисеева, что и их собратья из Иерусалима.
XXVII. В чем состоял их раскол? Суть его была ни много ни мало в том, что самаряне, отказываясь признать единство израильской Церкви и иерусалимского первосвященника как ее главу, сочли себя вправе построить в своей столице, Самарии, другой храм, для возношения даров Богу по истинному своему закону и независимо от иерусалимского синедриона. [310]
310
Синедрион (греческое слово, еврейское — sanhedrim) — верховный совет в Иерусалиме. Он состоял из семидесяти старцев (сенаторов); в президиуме было три лица: князь (наси — председатель), его заместитель и «мудрец». Заседания его происходили в круглом зале, наполовину входившем в состав храма, наполовину выступавшем за его пределы.