История катастрофических провалов военной разведки
Шрифт:
Одному танку удалось прорваться на западный край побережья и оказать огневую поддержку разъяренным «гамильтоновцам» при штурме казино, но это было единственное достижение бронетанковых войск. Если бы действия разведки при подготовке к Дьеппской операции были как следует скоординированы, планировщики Штаба объединенных операций знали бы, что им предстоит иметь дело с противотанковыми заграждениями высотой более двух метров и толщиной более метра, защищающими выходы на эспланаду. В конце концов, существование этих заграждений не составляло секрета, и каждый житель Дьеппа знал, где они находятся и для чего они служат. Агенты-связники из SIS и Управления специальных операций, получавшие сведения от агентурных источников во Франции, также были прекрасно о них осведомлены. Но никто не просил и не пытался координировать
Около семи часов утра был сделан последний шаг к катастрофе. Лихорадочно пытаясь разобраться в скудных и обрывочных сообщениях с берега, генерал Робертс все же смог установить два важных факта: что Эссекский шотландский полк прорвался через набережную и вступил в жилые кварталы Дьеппа и что атакующие захватили казино. Расценив эти факты как свидетельства успеха операции, Робертс принял единственное решение, которое у него оставалось в соответствии с планом: ввести свои резервы там и тогда, где и когда он сочтет это нужным. Это был момент истины для флегматичного, уравновешенного уроженца Манитобы, участвовавшего в Первой мировой в качестве офицера-артиллериста и получившего на ней ранение и Военный крест. От его решения зависели жизни его солдат и его собственная карьера. Он приказал своим мобильным резервам, франко-канадскому полку Ле Фьюзилье Мон-Роял (Фузилеры Мон-Руаяля) и 40-му батальону Королевских морских коммандос, высадиться в центре побережья для закрепления достигнутых успехов.
Франко-канадские солдаты — настоящие сорвиголовы. Воодушевляемые своего рода furia francese [10] в ее североамериканском варианте и агрессивной национальной гордостью, квебекцы проявляют себя грозными воинами. Когда полк Мон-Роял приближался к берегу, на его небольшие суда обрушилась огненная буря. Один из моряков насчитал более пятидесяти пулевых пробоин во флаге одного только своего судна. Нимало не смутившись столь горячим приемом, франко-канадцы начали высаживаться на глубине в два метра «под шквальным огнем». Как это ни печально, но, согласно официальному рапорту, «полк Мон-Роял не смог выполнить ни одной задачи, зато существенно пополнил список потерь». В пределах одной минуты после высадки почти весь полк полег под неприятельским огнем, а оставшиеся «мелкие группы растерянных и ошеломленных солдат думали лишь о том, чтобы выжить». Из 600 солдат, высадившихся на берег, в Англию в тот вечер вернулись только 125.
10
Французская ярость (итап.).
В 08.17 Робертс принял свое предпоследнее решение в тот день, отдав приказ 40-му батальону коммандос высадиться на крайней западней оконечности города и выйти во фланг немцам. Подполковник Джозеф «Тигр» Филлипс из морской пехоты уже пытался высадить свою группу в гавани Дьеппа, но был вынужден отступить из-за ожесточенного сопротивления немцев. Филлипс, проведший всю зиму 1941—1942 годов на биваке на открытом воздухе, «чтобы закалить себя и солдат», был не из тех, кто легко отступает. Он повел корабли 40-го батальона Королевских морских коммандос к западной окраине Дьеппа.
Когда они вышли из-под прикрытия дымовой завесы на яркий солнечный свет примерно в 600 метрах от берега, полковнику Филлипсу открылась страшная правда: побережье простреливалось трассирующими пулями, и его изрытая воронками поверхность была усеяна останками десятков канадцев, разнесенных в клочья интенсивным огнем. Если бы Филлипс повел своих коммандос в это пекло, повторилась бы грустная история «атаки легкой кавалерии» [11] . Пока он взвешивал все «за» и «против» под вопрошающими взглядами офицеров из оперативной группы, в воздухе свистели пули, и противник начал обстреливать десантные суда трассирующими снарядами.
11
Трагический
Демонстрируя поразительное моральное и физическое мужество и осознавая тщетность дальнейших действий, Филлипс встал на корму командирского катера. На виду у противника он надел белые перчатки и подал сигнал следующим за ним судам отступать под защиту дымовой завесы. Через несколько секунд он был смертельно ранен. По словам одного из его офицеров: «Его последний приказ спас жизни более двухсот человек».
Все было кончено. В 10.50 Робертс отдал приказ об отступлении. Флот смог эвакуировать с побережья всего лишь три сотни человек. Когда суда с выжившими участниками операции «Юбилей» потянулись домой через Ла-Манш, огонь постепенно затих, и санитары-носильщики и осторожные немецкие солдаты покинули укрытия и начали оказывать помощь стонущим раненым.
Оставшиеся в живых сдались в плен. Операция «Юбилей» завершилась.
Потери были огромными: 1027 убитых и 2340 попавших в плен. Что касается приобретений, то их было немного — чувство гордости канадцев за своих солдат и несколько жестоких уроков по теме вторжения в Европу. В довершение всех бед Королевские ВВС также понесли большой урон. Новые истребители Focke Wulf 190 стали настоящим кошмаром для британских пилотов. Было сбито 106 британских самолетов, из них не меньше 88 истребителей, и еще сто получили повреждения. Люфтваффе потеряли лишь 46 самолетов. Флот потерял один эсминец и тринадцать крупнотоннажных десантных судов. Для Штаба объединенных операций — и канадцев — это был худший день за всю войну.
Как только умолкли пропагандистские фанфары, мир начал подводить итоги. Черчилль отчитался перед палатой общин, взяв всю ответственность на себя и заявив, что «Дьепп был разведкой боем — на которую я дал свою санкцию». Но он ее не давал, и знал это. Это однозначно вытекает из его конфиденциальной записки, переданной в декабре 1942 года генералу Исмею, представителю военного кабинета в Объединенном комитете начальников штабов. К тому времени комитет обнаружил двойственность, стоявшую за Дьеппской операций, и принимал меры к «предотвращению подобных прискорбных нарушений установленных процедур». Вина была возложена на Штаб объединенных операций и — без особых претензий к нему лично — на Маунтбеттена. Записку Черчилля стоит процитировать полностью, поскольку она проливает свет на тайну Дьеппа:
Хотя по многим причинам все старались придать этой истории как можно более благородный вид, пришло время, когда я должен получить более точную информацию о планах военных.
Далее Черчилль задается вопросами, которые ясно показывают, чего он не знал в 1942 году:
Кто их [планы] составлял? Кто их утверждал? Какую роль в этом играл генерал Монтгомери? И какую роль в этом играл генерал Макнотон? Какое мнение сложилось о канадских генералах, отобранных генералом Макнотоном? Был ли план проверен Генеральным штабом? В какой момент был проинформирован заместитель начальника Имперского генерального штаба в отсутствие начальника Имперского генерального штаба?
Последний вопрос затрагивал самую суть дела. Задавая его, Черчилль почти наверняка знал, что заместитель начальника штаба генерал Най не имел понятия об операции «Юбилей», хотя в день ее проведения он был самым старшим по должности военным офицером в Соединенном Королевстве.
2 августа 1942 года, за две с половиной недели до «Юбилея», Черчилль в сопровождении начальника Имперского генерального штаба фельдмаршала сэра Алана Брука вылетел в Каир с целью смены командующих войсками в пустыне, а оттуда в Москву на деликатные политические переговоры с Советами. В отсутствие Брука генерал Най, человек выдающегося ума и безупречной репутации, принял на себя обязанности руководителя Объединенного комитета начальников штабов. Не кто иной, как генерал Исмей, сообщает, что Най впервые узнал о рейде на Дьепп утром 19 августа, когда спросил, что означают все эти рапорты из ставки главнокомандующего в Портсмуте и Штаба объединенных операций. Растерянному Исмею, утверждавшему, что он тоже ничего не знает, пришлось принять на себя весь гнев генерала Нал, возмутившегося тем, что его держат в неведении.