История катастрофических провалов военной разведки
Шрифт:
После чего посол Глэспи тактично перешла в контрнаступление, прямо задав вопрос о намерениях Ирака в отношении Кувейта, хотя ее вопрос при этом был сформулирован «в духе дружбы, а не конфронтации». Наступила очередь Саддама разубеждать посла США и рассеивать ее страхи. Он уверил ее, что стремится к мирному разрешению конфликта. «Мы не будем предпринимать никаких действий, пока не встретимся с кувейтцами. Если во время встречи мы убедимся, что есть надежда, тогда ничего не случится». Однако он оставил за собой право выбора, добавив: «Если мы не сможем найти решения, будет только естественно, что Ирак не захочет погибать, и это не идет наперекор высшей мудрости». Арабская риторика или реальная угроза? Об этом могла судить только сама госпожа посол США. Именно она присутствовала на встрече.
Затем Саддам Хусейн покинул комнату, оставив озадаченного
Заручилась ли госпожа посол США обещанием Саддама Хусейна не прибегать к силе, как она сама это утверждает, или нет, не имеет значения. Любая встреча или беседа, вырванная из контекста, может быть истолкована по-разному, но вряд ли можно сомневаться, что общий тон и содержание встречи в Багдаде 25 июля были именно такими, какими их представляют. Глэспи впоследствии признавала, что иракская расшифровка стенограммы была «адекватной на 80%». Бесспорно то, что на встрече с американским послом сыпавший упреками и угрозами Саддам почувствовал, что ему попустительствуют. Если воспользоваться фразой Лоуренса Фридмена, Саддаму казалось, что «США по-прежнему протягивали ему руку дружбы, уговаривая его быть паинькой».
Если цель дипломатии состоит в посылке ясных и точных сигналов в периоды кризиса, то можно с уверенностью сказать, что в тот день дипломатия потерпела полное фиаско. Помимо того что путь из Басры в Кувейт был фактически объявлен открытым, Саддам Хусейн почувствовал, что президент США (единственный, кто мог заблокировать этот путь) симпатизировал ему и был готов закрыть глаза на любые его действия. Под каким бы углом мы ни рассматривали исход встречи, это была разведывательная и дипломатическая катастрофа. И, что, пожалуй, еще хуже, посол Глэспи, по-видимому, неправильно истолковала настроение диктатора и последствия встречи. Убедившись, что кризис в отношениях США и Ирака миновал, она вновь стала строить планы на выходные и сообщила в Госдепартамент: «Уверения [Саддама], что он стремится к мирному урегулированию, являются вполне искренними». В какой-то момент беседы Саддам мог солгать послу, но расшифровки стенограммы не содержат ни намека на что-либо подобное.
Оставался единственный шанс на мирный исход: назначенные на 31 июля иракско-кувейтские переговоры в городе Джидда в Саудовской Аравии. Хотя все свидетельствовало о том, что остановить вторжение могла лишь полная капитуляция Кувейта на переговорах, еще оставалась надежда на диалог. Однако позиция, занятая кувейтцами на встрече, была по меньшей мере непродуманной. К удивлению иракского вице-президента Иззата Ибрагима, кувейтская делегация предложила чисто символическую денежную помощь (9 миллиардов долларов) в качестве жеста доброй воли и согласилась рассмотреть возможность списания своей части иракского военного долга, но при условии, что Ирак навсегда откажется от своих территориальных претензий к Кувейту. Ибрагим вернулся в Багдад вне себя от ярости. Кувейтская делегация расслабилась в ожидании следующего раунда переговоров, если только это слово подходит для обозначения долгой и изнурительной перепалки между арабами.
Через 24 часа было уже слишком поздно. Несмотря на срочный звонок короля Иордании Хусейна президенту Бушу 31 июля с сообщением о том, что «иракцы очень рассержены и действительно имеют серьезные намерения», время для переговоров истекло. Лишь прямая угроза американского вмешательства, высказанная лично президентом США, могла бы остановить Саддама, но благодаря послу Глэспи иракский лидер, скорее всего, истолковал бы ее не как реальную угрозу, а лишь как изменение позиции США. Даже на этом позднем этапе Кувейт не решался обратиться за помощью к американцам из страха навлечь на себя гнев остального арабского мира. Точно так же и США не решались вмешиваться, опасаясь воспламенить напряженную ситуацию и привести в движение стотысячную иракскую армию, дислоцированную на кувейтской границе. Дипломатические расчеты не поспевали за стремительно развивающимися событиями. К концу 2 августа 1990 года Кувейт был оккупирован и перестал существовать как независимое государство.
Письменные свидетельства разведки в те последние несколько дней представляют интерес как индикатор истинных намерений Саддама. В период между встречей посла Глэспи с Саддамом 25 июля и переговорами в Джидде 31 июля иракцы начали усиливать свои войска на юге. Они отправили боеприпасы и конвои с военной техникой в свои передовые дивизии и развернули бронетанковые подразделения в боевой порядок для наступления. Вашингтонские аналитики разведки немедленно засекли это изменение в статусе — вероятно, с помощью спутниковой и радиоэлектронной разведки — и предупредили Белый дом и Госдепартамент, что численность и вооруженность иракских сил теперь уже указывают на явное намерение предпринять наступление. Силы Ирака были «несоразмерны с поставленной перед ними задачей, если... речь действительно идет о блефе», как сообщалось в разведывательной сводке DIA от 30 июля. Пентагон и DIA продолжали настаивать, что Саддам, по их мнению, «намерен использовать эту силу». По всем объективным критериям эти слова следовало бы расценить как четкое и своевременное предупреждение разведки.
Однако остальная часть администрации США, доверяя оптимистичной оценке посла Глэспи и успокаивающим публичным заявлениям Саддама и искренне веря в то, что переговоры еще могут принести успех, не предпринимала никаких действий. Один французский источник даже объявил, что в распоряжении Вашингтона имеется безошибочный разведывательный индикатор иракских намерений. Якобы Агентство национальной безопасности перехватило иракскую дипломатическую оценку, где были перечислены примеры «бездействия и пассивности» Америки перед лицом актов агрессии в прошлом: Кипр в 1974 году, китайцы в Тибете и вторжение Советского Союза в Афганистан в 1979 году — во всех этих случаях США держались в стороне и ничего не делали. У Ирака могла быть только одна причина для столь пристального интереса к поведению Америки перед лицом прошлых провокаций. Если французский источник прав, вышеупомянутая дипломатическая оценка была еще одним важным разведывательным индикатором истинных намерений и мыслей Саддама в те дни.
Все это уже не имело значения. В первые часы 2 августа 1990 года два элитных подразделения иракской Республиканской гвардии пересекли границу и вторглись в Кувейт. В то время как поставленные Советским Союзом танки дивизий «Медина» и «Хаммурапи» мчались в южном направлении, внезапной атакой были захвачены нефтяные острова Варбах и Бубиян, а подразделения спецназа атаковали стратегически важные пункты в городе Кувейт. Через 24 часа бои закончились. Примечательно, что кувейтцы обратились за военной помощью к США только через три часа после начала вторжения, и даже тогда смягчили призыв о помощи просьбой держать его «в тайне, чтобы не воспламенить ситуацию».
Их просьба не имела смысла. Ситуация воспламенилась в тот момент, когда кувейтцев начали окружать и убивать. Кувейт стал оккупированной провинцией Ирака. Правда, в этой мрачной атмосфере блеснул один луч света, исходивший из самого неожиданного человеческого источника. В первоначальный период оккупации заместитель руководителя службы военной разведки Саудовской Аравии, переодетый в бедуина, три дня бродил по Кувейту, оценивая иракские воинские подразделения. Благополучно вернувшись, он представил своему начальству точный отчет о расположении, технике и боевом духе иракской оккупационной армии. Никакой объем радиоэлектронной или спутниковой информации не обеспечил бы такого глубокого проникновения в суть ситуации, как этот сделанный по старинке отчет живого агента. Каждый из видов разведки вносит свой вклад в создание общей информационной картины.
Подобно тому как израильтяне не сумели распознать нависшую над ними опасность в 1973 году, а Британия проигнорировала разведданные по военным приготовлениям Аргентины перед Фолклендской войной в 1982 году, так и США, убаюканные собственными дипломатами и политическим истеблишментом, положили под сукно серьезные разведывательные данные о возможностях и намерениях Ирака в 1990 году. И все же вопрос об ошибках разведки в связи с Войной в Заливе состоит не столько в том, как получилось, что администрация Буша проморгала все сигналы, сколько в том, почему она это сделала. Причины провала, безусловно, крылись не в сборе или объединении разведданных (это дело поставлено в США на широкую ногу), а в ее анализе и интерпретации. Опять же это служит лишним доказательством того, что политика США в целом и внешняя политика в частности зачастую уходят из-под централизованного контроля и становятся жертвой конкурирующих политических сил внутри страны. По всей видимости, эти силы были заинтересованы в том, чтобы не признавать серьезность кризиса или даже отрицать само его наличие. Как заметил в одной из своих передач в 1991 году корреспондент АВС Джон Кули,