История климата с 1000 года
Шрифт:
И это лучший из возможных случаев, когда работа более или менее образованных дилетантов позволяет ожидать вмешательства судьбы в лице квалифицированного историка.
Однако в большинстве случаев так не происходит, и непричастность историков к метеорологии остается непоправимым фактом. Разве это случайность, что историческая фенология почти не продвинулась вперед после Анго [11]? Что после Мужена [266 б—е], Рихтера [312; 313; 314; 315] и Алликса [9] обнаружено совсем мало старинных и значительных по содержанию текстов об альпийских ледниках? Что после работ Рену [9] ни один метеорологический ряд XVIII в. не был восстановлен во Франции? Нет, в данном случае нет никакой случайности. В вопросе о колебаниях климата, как-никак весьма увлекательном, наука после работ пионеров и талантливых любителей застыла и топталась на месте, так как специалисты, которые могли бы продвинуть исследования вперед, то есть специалисты по средневековой и современной истории, уклонились от этого. Они интересовались лишь историей человечества, а изучать явления природы казалось им недостойным призвания людей, занимающихся гуманитарными науками.
9
О ряде Рену см. в [143].
Из опасения, что целая область в исторической науке, пригодная для исследования, останется неразработанной, следует все же если не оспаривать, то по крайней мере нюансировать и дополнить мысль Марка Блоха. Превратить историка только в специалиста по вопросам гуманитарных наук это означает искалечить его. Историк — это человек, изучающий время и архивы, человек, для которого ничто из того, что является документальным и в то же время датированным, не может быть чуждым. Возможно, что это чаще всего и будет составлять основу деятельности этого привлекательного «людоеда», этого антропофага, о котором говорил Блох. Но в некоторых случаях он способен также заинтересоваться и самой Природой. С помощью своих неизменных методов изучения архивов он может наглядно представить отдельно взятую эпоху в ее развитии и обнаружить, например, ритмы или недавние флуктуации климата.
Другими словами, по аналогии с физической географией и географией человечества, морфологией и географией, можно говорить и о физической истории и истории человечества, рассматривающих период времени, именуемый историческим и хорошо освещенный письменными свидетельствами. Или о геоистории (то есть об истории в более ограниченном смысле, чем смысл, который придает этому определению Фернан Бродель [44]).
Короче говоря, речь идет о двух областях науки неодинакового значения, но использующих одни и те же методы, причем обе эти области науки имеют отношение к профессии историка с ее традиционными законами (строгое отношение к используемым документам) и с ее новым подходом к делу (количественные разработки).
Перед историей климата, самостоятельной областью исследований по своим задачам, хотя и близкой к истории человека по методам, возникают различные проблемы «границ».
Прежде всего, это границы с другими отраслями знаний, каждая из которых в отдельности и для своих целей до настоящего времени занималась исследованием современной эволюции климата. Это касается метеорологии, географии и геоморфологии, геологии, палинологии, дендрохронологии, археологии, гляциологии, физики С-14 и т. д.
С первого взгляда молодой историк климата может извлечь все, что его интересует, из этих исследований — более старых, чем его собственные, и уже в общем оформленных в виде ряда сложившихся доктрин и результатов. И вот он обращается к ним, чтобы определить общие контуры своего исследования; он стремится также получить из них основные сведения о колебаниях климата и климатологическую интерпретацию этих колебаний. Впрочем, «стремление получить информацию» практикуется уже давно. Так, лишь благодаря наблюдениям за современными моренами, проведенными гляциологами и геоморфологами [202; 258], удалось правильно интерпретировать старинные тексты о ледниках, обнаруженные местными историками, учеными или департаментскими архивариусами, например [233]. Фенологические ряды и ряды дат сбора винограда также лишь благодаря сопоставлению с систематическими наблюдениями метеорологов приобрели подлинно научное значение [11; 143].
Однако историк обращается к другим отраслям знания не только для того, чтобы брать, но и для того, чтобы отдавать. И он не будет долго оставаться с пустыми руками, выпрашивая или подбирая в других областях знания необходимые ему исходные данные. В свою очередь поставщиком незаменимой информации для отраслей науки, находящихся за пределами его областей знания, он становится, только получив первые результаты при исследовании документов. Он обеспечит эти отрасли науки, имеющие отношение к вопросам эволюции климата, тем, в чем они более всего нуждаются: хронологическими данными высокого качества, точными датами. Так, исследование состава морен Шамони или Тироля и датирование их по С-14 показывают гляциологам, что между 1550 и 1760 гг., а если говорить точнее, между 1600 и 1710 гг., имело место мощное наступание ледников [258; 77]. Однако именно извлеченные из архивов тексты подтверждают это наступание и датируют его более точно, чем любой радиоуглеродный метод, всегда дающий погрешность порядка одного столетия. В самом деле, эти тексты показывают ([97, стр. 214—216] и гл. IV), с одной стороны, что в XVII в. ледники постоянно росли, а с другой, что на фоне этого роста можно выделить максимумы оледенения в 1600—1601, 1643—1644, 1679—1680 гг.
Другой знаменательный факт. Когда метеорологи, геологи, биологи захотели получить сведения о климате XI и XVI вв., то они пригласили на свое собрание добрый десяток специалистов по истории сельского хозяйства и экономики. И, по существу, доверили им составление рядов. Потому что у этих историков были с собой непрерывные, количественные, однородные ряды ежегодных данных, столь нужные метеорологам ([301; 91], а также стр. 192).
Взаимоотношения между историей климата и другими дисциплинами климатологического направления нельзя, следовательно, представить себе без взаимного обмена, без непрерывного потока информации в обоих направлениях. Отсюда следует и двойственный характер настоящей работы: с одной стороны, неизбежное изложение (вследствие изолированности в настоящее время различных специальностей) результатов, уже полученных в других отраслях знания, с другой — представление истории климата с точки зрения историка.
Остается еще указать другую границу и другой тип взаимоотношений, объединяющий историю климата с историей человека. История климата, уже располагая своими собственными методами и начальными результатами (откуда, как мы говорили, следует изгонять всяческий антропоцентризм), может естественно сливаться с историей человечества. После такого слияния можно было бы говорить о втором этапе исследования, когда климат не рассматривался бы лишь сам по себе, а изучался бы как «нечто для нас», как элемент экологии человека. История климата превратилась бы тогда в историческую экологию. Ее интересовали бы вопросы вроде следующих: воздействовали ли колебания климата — или, выражаясь более скромно, кратковременные метеорологические колебания — на условия жизни человека в широком смысле этого слова? Сказались ли они, например, на сборах урожая (и тем самым на экономике)? Воздействовали ли они на эпидемии и заболевания (и тем самым на демографические показатели)?
Но я повторяю: речь идет лишь о второй стадии историко-климатических исследований и ни в коей мере о стадии, необходимой a priori. В данной книге я не претендую, да и просто не имею возможности надлежащим образом проследить все последовательные этапы исследований. Я буду заниматься главным образом проблемами первого стратегического этапа, которым столь долго пренебрегали, обязательного этапа, ведущего (для периода, предшествующего точным наблюдениям) [10] к созданию чистой истории климата, свободной от всяких антропоцентрических допущений и предвзятых мнений. Лишь стороной я затрону (не претендуя на окончательное решение) проблемы второго этапа, который, возможно, приведет к созданию исторической экологии, истории воздействия климата на человечество.
10
В принципе последующий период, то есть период точных наблюдений (XIX и XX вв.), следует относить к компетенции метеорологов, а не историков- профессионалов. Я займусь этим периодом (см. гл. III) лишь постольку, поскольку из него можно взять модели для понимания предшествующих эпох.
ГЛАВА II. ЛЕСА И ВИНОГРАДНИКИ
Дометеорологический период, предшествующий периоду точных наблюдений, совпадает с периодом последнего расцвета старинных общин (до 1800—1850 гг.). Тогда над общинами, объединениями преимущественно сельскохозяйственного типа, тяготела часто весьма трудная продовольственная проблема и поэтому связь между историей климата и историей человека могла на какой-то небольшой отрезок времени становиться непосредственной, чего сейчас уже не может быть.