История моей жизни
Шрифт:
Полдень. Неподвижный зной. На тюремном дворе тишина и безлюдье. На калитке висит раскрытый замок.
Часовой на кухне. Забираю свою «Горничную», хлебный паек, завернутый в бумагу, и выскальзываю из тюрьмы.
Предо мною далекие просветы небосклона, вдали — густая зелень садов и звонкая, радостная свобода…
15. Номерной
Весь день прячусь в Старом городе. Брожу среди однообразных глинобитных домиков с плоскими крышами, заглядываю в узенькие улички, зорко ищу городовых и шатаюсь по местному базару.
На мне холщевая рубаха без пояса, коротенькие брючки и парусиновые туфли. На давно не стриженных кудрях румяным блином лежит коричневая кепка. В руках свернутая трубочкой моя рукопись — «Горничная». Паек съеден.
Иду налегке.
Боязнь быть пойманным оставляет меня. Прихожу к убеждению, что я давно имею право на свободу, раз у меня есть паспорт. Ведь других преступлений за мной нет.
Эта мысль меня успокаивает, и я решительно ухожу из Старого города и направляюсь к Новому Ташкенту.
Здесь широкие, просторные улицы, много садов, а Соборная даже вымощена.
Садится солнце. Спадает жара. Во мне зарождается издавна знакомая тревога. Куда итти? Где найти приют?
И вообще, что делать в чужом городе? Как добыть, как заработать ночлег и кусок хлеба? Мне больше ничего не надо.
Как всегда в подобных случаях, сутулюсь, низко опускаюсь и бессознательно перехожу из улицы в улицу, а при встрече с людьми бросаю исподлобья беспокойный взгляд, ища на лицах доброту.
Вот такой человек на одной из окраинных улиц попадается мне навстречу. Он высокого роста, с широкой русой бошэдой. Замечаю особенную мягкость в его серых глазах. И я осмеливаюсь:
— Можно вас спросить… Извините, пожалуйста, за беспокойство… Я сегодня прибыл в Ташкент… У меня никого здесь нет… Хочу найти работу…
Доброжелательная улыбка появляется на губах незнакомца. Он дотрагивается рукой до моего плеча.
— Что вы умеет делать?
— Мне все равно. Любую работу постараюсь выполнить. Я грамотный, — тихо и не совсем уверенно добавляю я.
— Паспорт у вас имеется?
— Да, конечно…
— Тогда идем ко мне. Там поговорим.
Тяжелый груз спадает с плеч моих, и я немного выше поднимаю голову.
Идем по длинной широкой улице, украшенной по обеим сторонам буйно разросшимися каштанами, дубами и тутовыми деревьями. Идем молча, пока не достигаем конца улицы. Здесь мы останавливаемся перед деревянными воротами.
В глаза бросается голубая вывеска: «Семейные банд».
Входим в продолговатый чистый двор. С правой стороны вдоль одноэтажного здания тянется деревянная панель. Дом похож на торговый амбар, имеет восемь дверей и столько же окон. Над каждой дверью белыми цифрами по голубому полю обозначен номер.
— Вот здесь мое владение, — говорит мой случайный знакомый.
— Вон там, в глубине двора, вы видите голубой домик с террасой? Там живу я с женой. Больше у нас никого нет. Меня зовут Мирошников, Иван Захарович. Мне нужен номерной. Вы понимаете? Эти бани имеют восемь номеров. Мне нужен человек, который мог бы этими номерами заведывать. Что надо делать, я вам объясню потом, если согласитесь служить…
— Конечно, согласен… Даже очень согласен, — радостно взволнованный, говорю я.
— Ну, в таком случае зайдем в дом.
Мирошников мне нравится, хотя его слишком прямая фигура, ровный голос, строгий тон и некая величавость в движениях и жестах немного пугают меня. Не знаю почему, но я к нему подхожу с некоторой опаской.
На террасе нас встречает девочка, напоминающая куклублондинку. Круто вьющиеся локоны окружают хорошенькое личико, освещенное ясными голубыми глазами.
— Вот это — моя жена, Анна Федоровна. Твоя хозяйка.
Мирошников садится за стол, покрытый голубой скатертью.
Всеми силами стараюсь не выдавать своего волнения.
Девочка-жена и неожиданное обращение ко мне на «ты» сразу отдаляют меня от будущего хозяина. Я положительно боюсь его. Но делать нечего. Приходится принять то, что предлагает судьба.
Мирошников долго, подробно и все тем же ровным голосом объясняет и перечисляет все мои обязанности. А я стою перед ним и чувствую себя неловко.
— Что у тебя торчит подмышкой? — внезапно задает вопрос хозяин.
Кровь бросается мне в лицо, и в глазах становится жарко.
— Это ничего… Упражняюсь… Пишу, когда делать нечего…
— Покажи.
Иван Захарович протягивает руку. А потом, когда я, совершенно растерянный, отдаю ему «Горничную», он раскрывает сверток, внимательно вглядывается в первую страницу, а затем, возвращая рукопись, говорит:
— Ты вот что: эти глупости оставь, а лучше займись полезной работой. Главное, следи, чтобы не было в номерах угара.
Домик состоит из двух комнат, террасы и кухни.
Рядом с кухней имеется небольшая чуланообразная комнатка с крошечным, величиной с форточку, оконцем, выходящим на задний двор. Вот это помещение хозяин предоставляет мне. Обстановка состоит из узенькой койки, одной табуретки и стола с ящиком. Когда остаюсь один, я прячу в стол «Горничную» и думаю: «Здесь в этой тишине хорошо будет сочинять». Замечаю, что во всем доме преобладает голубой цвет — под стать хозяйкиным глазам.
Иван Захарович вводит меня в курс моих обязанностей.
Наиподробнейшим образом изучаю все, что касается «наших» семейных бань. За исключением первого номера, наиболее обширного и лучше обставленного, остальные семь номеров представляют собой совершенно одинаковые помещения: маленькая передняя, мыльная и горячая с деревянным полком.
Я должен следить за тем, чтобы в баках была горячая вода, а в бочках с медными кранами — холодная. Хотя бани небольшие и носят какой-то домашний характер, тем не менее работы немало.