История нашей жизни том-4
Шрифт:
– «Опять кровь с носа?!» – удивлённо, подумала сама. – «За все время пребывания Ольги в Старом хуторе у неё ни разу ни шла носом кровь, а во Владикавказе опять пошла. Может быть, сказывается близость гор? Высокое давление, Ольге непривычно. Возможно, что она никогда не была в горах, а её организм не привык к таким резким переменам климата?»
Несмотря на то, что легли спать поздно, мы были слегка пьяны, однако, все поднялись очень рано. Видимо, мысли о предстоящем венчании беспокоили наше сознание? Поэтому мы встали чуть свет. Стали готовиться к венчанию в церкви.
Впервые увидела себя в подвенечном платье в зеркале и удивилась, как молода, а сегодня ночью стану женщиной и женой. У меня даже появилось сомнение, что, может быть, поспешила со своим замужеством?
Ведь мне всего двадцать лет. Можно пару лет погулять невестой. Может быть, мне отказаться от свадьбы? Вот, только не красиво будет перед Фёдором и нашими родителями.
Раз дала слово, то надо его сдержать. Иначе, ходить мне в девках, как Валентина, которая поздновато выходит замуж. Скорее, это не по любви, а по необходимости стать женщиной.
Как говорится, «припёрло время выйти замуж». Ладно, Игнат Ермилов, друг Фёдора, серьёзный человек. Так на его месте мог быть любой прохвост.
Женихи поехали к церкви первые. Невесты, как всегда полагается, немного опаздывали. Наши ряженые коляски подъехали к церкви в восемь часов утра.
Папа подошёл к нашей коляске. Он взял меня за руку и передал её Фёдору. Павел Степанович последовал примеру моего отца, передал руку Валентины штабс-капитану Игнату Ермилову.
Чинно, парами, мы пошли к церкви. Перед дверью церкви дорогу нам преградила настоятельница Агафья, вся одетая в чёрном, словно пришла на отпевание умерших, а не к нам на венчание.
– Мария! – обратилась она, ко мне. – Бог тебя надарил талантом, чтобы ты была рядом с ним в церкви. Пока не поздно, остановись. Твоё венчание замешано на крови. Такое венчание никогда не принесёт тебе семейного счастья.
Слова настоятельницы словно парализовали меня. Остановилась у двери церкви, как вкопанная и не могла сделать шагу. Одежда Агафьи была не праздничной, а траурной.
Словно шла не под венец, а на отпевание усопших, которые погибли по моей вине и мне придётся их оплакивать. У меня перехватило дыхание. Свело все мышцы. Не могла говорить и дальше идти.
Тело словно парализовало от слов Агафьи. Лебедев Фёдор сам открыл дверь церкви. Поднял меня на руки и внёс во внутрь храма божьего. Внутри здания церкви встала на ноги и пары медленно подошли к алтарю.
Хор запел заздравную песню, но мне казалось, что тон этой песни был печален и наполнен слезами горя. Стояла перед алтарём словно памятник. Слышала слова батюшки Силантия, словно как во сне.
Что-то лепетала себе под нос и невнятно отвечала на вопросы, заданные мне батюшкой перед иконой. Где-то далеко в моём сознании отразились слова поздравления и первый поцелуй мужских губ, которые с трепетом ждала все эти годы знакомства с Фёдором.
Но, в данный момент, как-то безразлично отнеслась к этому поцелую, словно это не со мной все происходило. Когда Фёдор повернул меня обратно к алтарю,
После венчания молодые пары сели в первую коляску. Мы направились к курортным домикам. Нам надо было отдохнуть и рано утром следующего дня отправляться в длительное путешествие до Тулы.
Опять представила, как это долго и изнурительно путешествовать так далеко. Это, возможно, будет моё последнее путешествие. Займусь семейным очагом?
Нарожаю Фёдору детей. Двое мальчиков и две девочки. Хватит нам. Больше детей не надо. Трудно воспитывать. Когда мы вошли во двор курортных домиков, то сразу поняли, что что-то случилось.
Хозяин был мрачен, как тень. От весёлого осетина-джигита не осталось и следа. Лицо его хранило траурную маску скорби. Павел Степанович, подумал, что случилось что-то с Ольгой.
Она не поехала с нами в церковь, сослалась, что очень плохо себя чувствует, осталась лежать в постели.
Павел Степанович вбежал в Ольгину комнату. Мы все быстро поспешили следом за ним. Ольга лежала на том самом месте, лишь стёганое одеяло сползло с её обнажённого тела, она слегка вздрагивала от чего-то. Евдокия Лукьяновна прикрыла Ольгу стёганым одеялом.
Мы ни стали будить Ольгу. Все тут же вышли во двор. Там собирался народ. В основном осетины. Все в траурных одеждах.
– Что случилось? – спросил Павел Степанович, хозяина домиков. – Какая беда постигла ваш дом?
Осетин подошёл к носилкам, которые стояли в стороне. Носилки не заметили при входе во двор.
– Это мой сын, – ответил осетин, открывая простынь с носилок. – Ему было двадцать три года.
На носилках лежал красивый парень, у которого была пробита голова, проколото ножом сердце и отрезан член с яйцами. Тот самый почерк убийства, что сорок дней назад вовремя нашего пребывания во Владикавказе. Точно так случилось тогда ночью в городском парке, когда мы были в этом городе по пути к себе домой в Старый хутор.
– «О! Боже!» – вдруг, догадалась сама. – «Ольга совершила убийство. Она, точно, стала чокнутой»
– Мы уезжаем сейчас же, – сказал Павел Степанович. – Здесь опасно оставаться. Вам наше соболезнование. Пусть земля вашему сыну будет пухом. Мы искренне сожалеем о случившемся.
Отец погибшего ничего не сказал на прощанье, лишь слегка кивнул головой и ушёл в свой дом. Фёдор вошёл в комнату, поднял Ольгу, накинул на неё домашний халат и в таком виде посадил в коляску к матери и отцу.
Мне хотелось сказать Фёдору об Ольге, но сдержалась. Не хотела портить столь радостный день. Ведь он четыре года терпеливо ждал, когда наконец-то созрею. Мы все прошли в свои коляски и тут же продолжили дорогу домой в Тулу. Не знаю. Может быть, Павел Степанович, также догадался, что это убийство дело рук Ольги?
Но на раздумье времени не было. Нас всех могли убить за то, что убит осетин, если бы, кто- то догадался, что убийство совершили с нашей компании.
Нам надо было быстрее уезжать за пределы Осетии. Лучше всего за пределы Большого Кавказа. Наше спасение на территории России, а не Кавказа.