История о добром боге
Шрифт:
– Такова, знаешь ли, их суть. Они рождены смертными.
– Это так. Но смерть должна быть естественной. Пускай они умирают глубокими стариками на своих кроватях, а не юношами на поле брани.
Игрок расхохотался.
– И как ты хочешь этого добиться? Ласковым увещеванием? Кажется, ты уже испробовал эту грандиозную шутку. О, как величественно было твое появление на Соммерсетской возвышенности! Эти молнии! Это ослепительное сияние! А рокочущий голос!
– Перестань.
– Я буквально рыдал от восторга! Ты же знаешь, я люблю, когда много шума и яркого света. Я даже хотел упасть ниц, но вдруг заметил,
Борец расстроенно забарабанил пальцами по столу.
– Да, это была не самая удачная моя идея.
– Прелестная идея. Только ты слишком мягок. Как ты мог позволить им насмеяться над собой? Усомниться в твоем существовании? Не верить в тебя? Почему не явил им гнев господний? Почему не покарал недостойных тварей?
– Но я...
– У тебя был целый арсенал для укрощения непокорных народов. Пара сотен ледяных молний охладила бы их пыл. Тут-то и настал бы конец заварушке. Редкие уцелевшие на всю оставшуюся жизнь запомнили бы, что воевать - нехорошо.
– Да послушай же ты меня! Не могу я их убивать! Не могу. Они все для меня как дети. Непослушные, неразумные, но все равно любимые.
– Непослушные?
– брови Игрока удивленно поползли вверх.
– Не слишком ли дипломатично сказано? По-моему, твои чада заслуживают хорошей порки.
– Я не могу наказывать своих детей, - отчеканил Борец.
– А что же ты можешь, всеблагой отец?
Борец сделал вид, что не заметил иронии.
– Я придумал способ. Нужно всего лишь их разделить. Расслоить мир. Пусть гномы останутся в одном слое, люди - в другом, эльфы в третьем. Каждая раса получит свой отдельный мир, где сможет жить по собственному усмотрению, не соперничая и не мешая друг другу.
Некоторое время Игрок потрясенно молчал, пристально и зло глядя в глаза старшему брату.
– Не зря ты у нас Борец. Ой, не зря. Экое решение придумал. Только, боюсь, братец, я с тобой не согласен. Мне нравится этот мир внизу, - Игрок встал и скрестил руки на груди, - этот жестокий, этот кровавый мир. Он забавляет меня, не дает мне скиснуть от тоски. Меня тошнило от твоей пасторальной идилии, я задыхался в этом слащавом зловонии. Теперь, когда мир изменился, воздух посвежел. Я могу дышать. Я могу жить.
– Так ты против? Ты против спасения тысяч жизней?!
– Против ли я? Да ты смеешься! По счастливой случайности мир, бывший болотом, полным сонных лягушек, превратился в бушуюший океан! А ты хочешь возвратить его в состояние тупого оцепенения, - Игрок сжал кулаки, - Я еще слишком слаб и не смогу воспрепятствовать твоим грандиозным планам, но, если я найду способ встать на твоем пути, будь уверен, я это сделаю.
– Я хочу вернуть тишину и покой. Наблюдатель,
Средний брат вяло пожал плечами.
– Что сказать?
– Мы не можем оставить все как есть, надо что-то сделать, надо исправить создавшееся положение, ведь так? Ты на моей стороне?
Наблюдатель снова пожал плечами.
– Мне все равно. Если ты считаешь нужным что-то предпринимать предпринимай. Мешать не стану. Но и помощи от меня не жди.
– Ты остался один, старший брат, - ехидно заметил Игрок, - впрочем, зачем тебе мы? Ты и сам со всем справишься.
Борец смерил его презрительным взглядом.
– Справлюсь, не бойся.
– Успеха желать не буду, уж не обессудь.
– Обойдусь без твоих пожеланий, мальчишка.
– Обиделся, что ли?
– удивился Игрок, - и в самом деле обиделся. До чего же нежное создание.
– Прощайте, - сухо промолвил Борец. Он окинул братьев печальным взгядом и исчез.
– А ведь у него получится, - сказал Наблюдатель, рассеянно глядя в пол.
Игрок скривился и прошептал чуть слышно:
– Поживем - увидим.
В роще было темно и тихо. Не слышно было ни шелеста ветвей, ни птичьего гомона. Не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. Казалось, что древние дубы погрузились в сладостную дрему. Борец вдохнул свежий лесной воздух и улыбнулся. Все будет так, как надо. Собрав все свои силы, он поднял руки к синеющим небесам...
...Измученная горстка гномов, преследуемая тремя отрядами эльфийских лучников, готовилась к последней битве. В который раз затачивались тяжелые топоры, вздевались надежные, но бесполезные сейчас кольчуги. Спасения не было. Кругом простирался могучий вековой лес, родной лес эльфов, знакомый им до каждой незаметной тропинки, до каждого ручейка. Вот-вот словно из ниоткуда вырвутся стрелы с полосатым оперением и до смерти уставшие самонадеянные гномы упадут на мягкий мох, так и не успев нанести ни одного удара по затаившемуся в зеленых зарослях противнику.
– Споем, други, - хриплым голосом предложил воевода Пруст, обводя взглядом приунывших соратников.
– Нашу, боевую, - поддержало сразу несколько голосов.
– А остроухие не услышат?
– усомнился кто-то.
– Да хоть и услышат...
– Боязно, братья, найдут ведь.
– У тебя что, на плечах - голова или гнилая луковица? Они крадутся за нами с самой Песчаной Рощи и не нападают только потому, что маловато их, кузнечиков поганых, после битвы-то. Подкрепления ждут.
– Эвона как, - осторожный гном задумчиво почесал в затылке, - тогда надо петь. Пущай знают, что не на таковских напали. Не на пужливых.
Вокруг раздался приглушенный смех.
– Во дурак. Про эльфов не знал. А расхрабрился-то, расхрабрился.
Гном укоризненно посмотрел на сотоварищей.
– А чаво такого? Головой работать мы не приучены. Не нашенское это дело - головой работать. А вот ежели надо кому по тыковке топориком - это мы завсегда пожалуйста, - он с кряхтением потянулся, - Арно, запевай. Душа страсть как горит.
– Верный топор ты рукой обними, - полилась песня, - Смелое сердце не дрогнет...
"Сдохнем, как собаки", - яростно размышлял между тем Пруст, - "Как старые беззубые шавки. Проклятая темень. Не видать ни зги. Проклятый, трижды проклятый лес."