История о невероятных приключениях девицы Елены Тихменевой, рассказанная ею самой
Шрифт:
Негромкий стук в дверь заставил вздрогнуть, не от испуга, скорее, от волнения.
– Войдите, – сказала я.
Он вошёл, остановился в дверях.
– Добрый вечер, Елена Даниловна. Зашёл пожелать спокойной ночи да спросить, понравилась ли вам моя баня?
– Баня превосходная, я словно заново родилась. И оценила ваш насос для качания воды. Это потрясающе!
Он улыбнулся, запустив ямочку на щеку.
– Премного благодарен…
– Это я благодарна вам. Вы каждый день совершаете долгую поездку сюда. Завтра последний день, когда я пользуюсь вашим гостеприимством. Признаюсь, не помню, когда мне было так хорошо. Несмотря на катаральное
– Я рад… – сказал он, смешался и быстро добавил: – Разумеется, не тому, что вы заболели, и, тем более, тому, что собираетесь покинуть мой дом, а тому, что эти обстоятельства… короче говоря, рад знакомству с вами. И не спешите, прошу вас, вы ещё не оправились после болезни…
Он даже заикался, произнося эту неловкую патетическую речь. Я, повинуясь какому-то неосознанному порыву, поднялась с кушетки; зеркало, которое так и держала в руке, выскользнуло, я бросилась ловить его, испугавшись, что сей миг оно разобьётся, и столкнулась лбом со лбом Сергея, который тоже поспешил за зеркалом. Отшатнулись, он схватил меня за руку, удерживая от падения, мы сели на кушетку, потирая лбы и смеясь. Бочаров наклонился и поднял зеркало, виновника происшествия.
– Не разбилось? – спросила я.
– Нет, цело.
– От меня вам одни расходы, – посетовала я.
– Это неважно… Не сильно я вас ушиб?
– Не более, чем я вас. Нужно приложить пятак или что-то холодное…
Он сидел рядом на кушетке, и его близость действовала на меня завораживающе, всё в нем влекло меня, синие глаза, движения, запах, дыхание, темные мягкие волосы… Я потрогала его лоб, проверяя наличие шишки от удара, и не смогла удержаться, уступив давнишнему желанию растрепать ему волосы. В следующее мгновение его губы прижались к моим, сначала коротко, словно на пробу, затем горячее и настойчивей, и я не могла не ответить на поцелуй. Если бы он зашёл дальше, мне, признаться, было бы трудно устоять, но он сжал меня за плечи и отпустил, поднялся.
– Пожалуй, пойду. Пришлю Капитолину, у нее есть средства от всех болезней. Спокойной ночи, Елена Даниловна. Останьтесь еще хотя бы на пару дней.
Сказал и вышел, а я заметалась по комнате, не в силах справиться с волнением. Пришла горничная с примочками и советами, и я немного успокоилась.
Утром проснулась, когда в столовой пробили часы – они били настолько громко, что их звон слышался во всех комнатах дома. На столике у кровати под гребнем лежал свернутый вчетверо лист бумаги, надписанный: Елене. Подержала его в руке, боясь развернуть, вернула на стол. Расчесала волосы, заплела в косы, закрутила кренделем. Достала из платяного шкапа корсет и своё платье. Вздрогнула от стука в дверь. Сергей? Нет-нет! Схватила непрочитанную записку, сунула в ридикюль. Явилась Капитолина.
– Доброго утречка. Проснулись, барыня? Завтрак подать в столовую или сюда принесть?
– Утро доброе. Который час, Капитолина?
– Так уж рассвело, барыня.
– Сергей Николаевич уехал на службу?
– Затемно уехали, верхом.
Вот и славно, как говорится, расставания – лишние слёзы. Боялась читать его записку. Всё это было не нужно, не входило в планы. В какие-такие планы, с горькой усмешкой одернула я себя. Все твои планы рухнули в тот миг, когда ты вошла в квартиру на Садовой, а, может, и намного раньше. Забудь обо всем, о планах, мечтах и прочем, уехавшем затемно…
– Завтракать не буду, Капитолина, некогда. Принеси бумаги и чернил. И пальто, мне нужно успеть
– Как же так, барыня? – изумлённо запричитала горничная. – Барин ничего не говорили про ваш отъезд, а напротив приказали обихаживать… Никак невозможно вас отпустить!
– Ничего, я ему всё напишу, принеси бумагу, – отрезала я.
Капитолина сдалась не сразу, хотя меня не отпускало чувство, что она, защитница своего дорогого барина, рада моему отъезду. Она ушла, а я прочла записку, очень краткую.
Елена Даниловна,
Вернусь вечером, не уезжайте.
Бочаров
Я не терзалась, комкая и отбрасывая неудачные варианты, написала один и сразу.
Благодарю за доброту, участие и всё прочее, что Вы сделали для меня. Надеюсь, что не доставила Вам излишнего беспокойства. Не могу более злоупотреблять Вашим гостеприимством. Более того, ждут дела, требующие срочного исполнения.
Елена Т.
Вышла из дома под причитания Капитолины, в которых уже зазвучало искреннее желание задержать меня.
– Барыня, обождите, найдем извозчика, довезет вас.
– Я пешком дойду до станции.
– Как же пешком, барыня? Вы ж ещё не окрепли после хвори…
– Окрепла, ещё как окрепла. Хочу прогуляться, смотри, какая славная погода. Прощай, Капитолина, спасибо тебе.
– Прощевайте, барыня, – безнадежно кивнула она. – Матвей бы хоть проводил, так в лавку с утра ушёл и пропал, лиходей… Пройдете прямо по улочке, а там, возле лавки, свернете направо и прямёхонько к станции выйдите. Ох, подождали бы экипаж, упрямые какие… Что барин-то скажут… попадёт мне, однако.
День действительно выдался славным. Слегка морозило, свет небесной синевы заливал всё вокруг – опавшая влажная листва под деревьями золотилась в её лучах, поблескивал тонкий потрескавшийся ледок на лужах. Прошла по указанному Капитолиной маршруту и, не доходя до станции, свернула, направляясь в сторону Мариинской улицы, где жила знакомая и подруга. Спешила, словно героиня того английского романа, сбежавшая от оказавшегося женатым возлюбленного.
Подруга моя, Евдокия Киреева, Дюша, жила в собственном доме с мезонином, схожем с домом инженера Бочарова. Познакомились мы еще девочками в Павловском институте, после окончания расстались и несколько лет не виделись. Дюша вышла замуж за немолодого гатчинского купца, а я, не преуспев в роли гувернантки, ступила на иную стезю. Встретились случайно, в Гостином дворе. Дюша овдовела, получив в наследство домик и какое-то хозяйство. С тех пор я не раз наезжала к ней, она радостно принимала, и мы вели душевные разговоры за полночь.
– Лёля, душа моя, как я рада тебе, – приветствовала меня подруга, высокая дородная, белокожая, как все рыжеволосые. – Я тебя в окно увидала, ты пешком, по привычке. Сегодня день – божья благодать. Поездом приехала? Неделю, как поезд пустили, до города. Нет, поезду, вроде, еще рано…
– Экипажем, с попутчиками, – соврала я.
Дюша суетилась, на ходу расспрашивая, отвечая на вопросы и давая распоряжения по поводу чая и закусок. Вскоре мы сидели за столом, у сияющего начищенной медью самовара, делились прожитым, насколько позволял предел искренности.