История Одного Андрогина
Шрифт:
– Я хочу узнать твой рост! – сказал Генрих и притулил Еву к стенке, - Разувайся! – сказал он.
Ева сняла свои черные туфли с небольшим каблуком и прислонилась к стенке. Генрих, начиная снизу, стал подниматься вверх по измерительной ленте, сопровождая взглядом каждый сантиметр. Дойдя до головы Евы, он установил ее макушку и зафиксировал показатель:
– 177 сантиметров. Отличный рост!
Ева была рада слышать довольный голос Генриха.
– Я думаю, у меня уже вырисовывается некая картина в голове. – вдохновлено говорил Генрих, начиная устанавливать фото и светооборудование, - Ты, пока, присядь на диван. Подготовься морально,
Ева присела на диван и стала следить за каждым движением Генриха, пытаясь уловить каждую мелочь. Ее восхищало это. Ее притягивал процесс и Генрих. Как он владеет своим делом. Какой он великолепный. Казалось, он все сделает за всех.
Ева подумала, что следует расспросить Генриха о всяком. Узнать что-нибудь о моде, о работе моделью. И закинув ногу на ногу, она обратилась к нему:
– Сложно ли быть моделью, Генрих?
– Я не модель, поэтому не могу ответить на этот вопрос в нужном качестве и полноте ответа. – не отрываясь от своего дела, говорил Генрих, - Но могу сказать тебе со стопроцентной уверенностью, что это адский труд.
– Почему?
– Эта работа требует намного большего, чем кажется на первый взгляд. Модель – это, по сути, продукт. Она должна соответствовать потребителю. А это не так уж и легко. Многие ломаются, толком не начав. В некой степени, модель – это сверхчеловек. Она должна вызывать эмоцию «Вау!», и ничего лишнего. В ней не должно быть истинных женских чувств, иначе она проиграет в подиумной войне тиранов. Изнурительные диеты, спорт, бессонницы; фотосессии, стрессы; повышенное внимание со стороны прессы, телевидения, обычных людей, которое подавляет чувство собственного права на личную жизнь; извечная публичность, заученные фразы. Все те, кто становится этим сверхчеловеком, те становятся моделями с мировым именем. Это очень выматывает, поверь. Фотографам в этом плане легче.
Ева зависла от сих слов Генриха. Она вдруг о чем-то задумалась, не ведая сама. Генрих, глянув на нее, сказал:
– Эй-эй! Ты что, уже испугалась?
– А? Нет! С чего ты взял? Просто, задумалась. – улыбнулась она.
– Не бойся испытаний! Сначала все кажется сложным. На самом деле, не все так страшно. – успокаивал ее Генрих.
– Я не боюсь! – еще раз сказала Ева с выразительностью.
– Вот и хорошо! Главное – знать, чего ты хочешь! – сказал Генрих, после чего добавил, - Ну что? Я готов! А ты?
Пришло время фотосессии. У Евы пробежал холодок по коже. Неужели это оно и есть? Неужели фотосессия с Генрихом? Она дождалась этого. И благо, Генрих умел отлично поддержать и направить, и Ева ему доверяла. C каждым последующим снимком Ева все больше раскрепощалась и становилась частью всего замысла. Она становилась одним целым с процессом, который все больше наслаждал ее.
Генрих направил свет и выбрал отличный фон для Евы. Ее черный обтягивающий гольф удачно вписывался в общий контраст минимализма. Ева была естественной и неземной одновременно. Генриху нравилось то, что он видит в объективе и тем самым заводил Еву еще больше. Они оба влились в процесс настолько, что вырвать их из этого мира уже не было реальным.
– Вся сила во взгляде, Ева! Дай мне взгляд! Сделай его выразительнее! Да, вот так! Съедай меня глазами! Теперь повернись! Наклони голову! Да, именно! Ты будто знаешь, чего я хочу! Больше холода во внешности! Все пламя в твоем взгляде, Ева! Помни! Твои черные глаза потрясающи
Ева все больше чувствовала себя удовлетворенной. Она была как рыба в воде. Ей хотелось слушать Генриха и делать это настолько долго, насколько возможно. Без слов. Она понимала все, будто была в этом деле с пеленок. И Генриха удивляло это. Буквально через несколько минут Ева могла спокойно позировать без его руководств. Это было чем-то врожденным.
Буквально через 10 минут Ева с Генрихом настолько слились в процессе, что они уже даже мыслили одинаково. Но никоим образом никто из них не намекал на ню. Для обоих это казалось лишним в их концепции нынешнего дня.
– И тебе не надоедает каждый день вот так фотографировать, объяснять все всяким юным девицам? – пробился голос у Евы, будучи вовсе раскрепощенной.
– Это моя работа. – продолжая фотографировать говорил Генрих.
Они переговаривались некоторыми фразами время от времени, чувствуя друг друга совершенно непринужденно. Генрих стал фотографировать Еву с различными бытовыми предметами, усиливая таким образом эффект бытового минимализма. Он делал из нее сонную девушку на кровати, чужую хозяйку на кухне. Любая идея серого бытия ложилась на пленку фотоаппарата. Это не было каноном. Каждый снимок казался оригинальным. И завораживающая внешность Евы, ее невероятно фотогеничное лицо лишь украшали всякий замысел гениального фотографа. Это был эстетичный диссонанс. Это был нонконформизм. И Ева с Генрихом оказались похожими в этой тропе искусства. Они были довольны фотосессией, и оба получили лишь наслаждение от нее.
После того, как все закончилось, Генрих сказал Еве:
– Я выберу самые удачные из фотографий и оставлю завтра на столе. – показывая на журнальный стол, который стоял в зале, где они сидели, - Ты лишь скажешь Саре, что пришла за фотографиями.
Последнее предложение вовсе не порадовало Еву. Она даже слышать не желала о Саре, не говоря уже о том, чтобы просить у нее свои фотографии. Для нее это было исключено.
– А может быть, как-нибудь по-другому? – сказала Ева, как можно тактичнее.
– Прости, но по-другому никак! Я улетаю в Париж самым утром, и у меня не будет времени, чтобы встретиться с тобою лично. А что тебя смущает? Ты не можешь?
– Нет, могу. Но Сара…
– Ах, Сара!.. – засмеялся Генрих, - Не бойся ты ее!..
– Она меня ненавидит.
Генрих наклонился вперед, поближе к Еве, и тихим голосом сказал:
– Она всех ненавидит. Я-то ее не фотографирую.
– А почему?
– Я же говорил, быть моделью – это адский труд! Разве я пожелаю такого своей любимой девушке!?
Еве стало все понятно. Жаль, что пришла пора ей прощаться с Генрихом. В этот момент ее накатила грусть. Она давно не встречала таких вдохновляющих ее людей. Теперь ей приходилось думать лишь о том, как она завтра придет сюда же забирать фотографии у этой стервы. И единственное, что не досаждало ей в данной ситуации, так это мысли о будущем. И, попрощавшись с Генрихом, для Евы настала пора действий. 400 фунтов остались в кармане, завтра у нее будут фотографии, которые наверняка понравятся любому работодателю. Она чувствовала себя на старте. Это был успешный старт, поливающий Еву сладким удовлетворением. Она шла по улице, как никогда, полна оптимизма, уверенная в завтрашнем дне.