История Одного Андрогина
Шрифт:
– Откуда ты это знаешь?
– Мир слишком предсказуем. Понимаешь? – начал говорить Малколм со все большим оживлением, будто он стал приходить в себя, - То, чем занимаюсь я, способно изменить его мышление, каноны. Посредством искусства. Понимаешь? Жизнь тоже в некотором плане – искусство, которое также должно быть не предсказуемым. И Генрих непредсказуемый чертяка. Послал ко мне фотомодель, делая меня должником вдвойне.
На его лице, наконец-то, проявилась улыбка в иронии. Он поставил свою кружку на стойку, чтобы ему ничего не мешало, и сел обратно на пуфик, напротив Евы. Его глаза нечто загорелись. И Ева это заметила. Он уже
– Не сочти за грубость, - сказал он, - но тебе никогда не говорили, что ты похожа на парня?
– Говорили. – спокойно ответила Ева.
– Я не просто так спрашиваю. Кстати, как тебя зовут? – со все большим вдохновением говорил Малколм.
– Ева Адамс.
– Отлично, Ева! Генрих тебе рассказывал что-нибудь обо мне?
– Немного.
– Кто я?
– Фотограф!
– Фотохудожник! – исправил Малколм.
Казалось, он становился более разговорчивым и в его глазах что-то загорелось. Он решил пролить свет на свою персону, дабы Ева узнала его хоть как-то, ибо он уже не хотел ее отпускать.
– В общем, я сейчас расскажу тебе кое-что о себе. Мы с Генрихом учились в одной группе. К сожалению, судьба нас с ним разделила. Его она закинула в Париж, а я так и остался прогнивать в трущобах Лондона. Я знаю, что у тебя напрашивается вопрос, и я сразу скажу тебе: нет, я не итальянец. Мой дед был из смешанной семьи британцев и итальянцев с данной фамилией. Я же чувствую себя британцем. Я всю жизнь прожил здесь и проработал. Я всегда хотел быть именно фотохудожником, а не фотографом. Все эти газеты, глянцы – я ненавижу это. Это слишком шаблонно и не для меня. Мир слишком предсказуем. И целью своего творчества я выбрал именно лишить его этой предсказуемости. Удивить его. Полотна, которые ты видишь на этих голых стенах, всего лишь часть моего глобального замысла, который я хотел представить всему миру.
– Хотел? Почему же не представил?
– Только окончив университет, я сразу же ринулся на покорение Олимпа. Я был неопытным, амбициозным глупцом. Я ничего не понимал в своем деле. Два года назад мне даже удалось (худо-бедно) открыть свою первую фотовыставку (если ее так можно назвать). Но налоги накрыли затраты. Мои работы так никто и не купил. Я оказался банкротом без фотопленки в руке. Дабы избежать долгов и хоть как-то оплачивать жилье, мне пришлось пожертвовать всеми работами практически задаром, в один из фондов современного искусства. То, что ты видишь перед собой, это все что осталось от выставки в 40 экземпляров. Я был плохим математиком. Теперь я не попадусь.
Ева насчитала 7 работ, висевших на стенах этой комнаты. Ей было жалко Малколма. Она спросила:
– Во сколько эта выставка должна была оцениваться?
– Это уже не имеет никакого значения! Ты такая же предсказуемая! Главное то, что я хотел сказать этой выставкой. Я лишь просчитался в цифрах. Печально то, что моя идея так и не дошла до масс. Ее почти никто не увидел. А сейчас у меня нет средств.
– Каковы же твои планы на ближайшее будущее?
– Я тебе уже все сказал. Если ты согласна поработать со мной, хотя бы за 200 фунтов стерлингов, я буду тебе весьма благодарен! Это будет мегаконцепция!
– Но ведь у тебя же нет денег!
– Будут! Я планирую открыть последнее десятилетие нашего века своей фотовыставкой в январе. Именно 90-е станут тем эстетическим прорывом. Когда взгляды людей
– Собственно, и я так думаю. Генрих так же говорил, что во мне есть что-то от парня.
– Интерсексуальное. Нечто андрогинное.
– А ты откуда знаешь?
– Знаю что?
– Об андрогинах?
Малколм удивился и заставил Еву удивиться после своих слов. Он сказал:
– Ты так и не поняла? Это и есть смысл моего творчества. Это часть моего глобального замысла.
Малколм приблизился к Еве своим лицом и стал рассматривать ее внимательнее, со все большим вдохновением в глазах. Он смотрел на нее под разными ракурсами и прикидывал макеты своих будущих работ в уме. Он прикрыл своими ладонями рот Евы и сказал:
– Ты отлично подходишь!
Он собрал ее волосы в пучок, осматривая ее шею, уши, вариацию причесок. Ева сидела, не двигаясь, чуть удивленная, и не осмеливалась что-либо сказать Малколму, пытаясь перетерпеть этот момент зрительного раздевания. Он и впрямь казался ей «сумасшедшим».
– Ты восхитительна! У меня нет слов! И мне не хватит благодарностей для Генриха! У тебя уникальная внешность! Ты и парень, и девушка. Новое десятилетие в искусстве начнется с гермафродита! – с восхищением говорил Малколм, чуть ли не с безумием в глазах. – Ты не против? Тебе понятен мой замысел?
– Нет. Я отлично понимаю твой замысел. – сказала Ева, почувствовав что-то вроде признания в глубине души.
Она думала: «Это просто невероятно! Мы так похожи с ним! Он принимает мою андрогинность, и я просто обязана ему доверить ее! Это просто фантастика, что мы познакомились и нашли общий язык! Я так близко!..»
Малколм продолжал с энтузиазмом:
– Это будет целая линия данного образа. Я уже вижу это. Акцент будет именно на твоей андрогинности. Это будет идеальный гермафродит. Это будет революция, что-то подобное Ziggy Stardust Дэвида Боуи. Но это будет вершина бесполости. Ты будешь уподоблена лишь самой себе. Никакие сравнения не будут достойны этого гермафродита. Вот, с чего я хочу начать перестройку в искусстве 90-х.
Ева видела, как глаза Малколма горели. И они словно пророчили будущее:
– Вот увидишь, СССР через пару лет распадется, коммерция станет все большим осьминогом, фотохудожники ринутся в социологию, а я покажу им то, что станет новой эрой освобождения от стереотипов. От этого коммунизма в моде, от шаблонности разума и искусства. Моя мысль дойдет до масс, а ты станешь проводником. Ты станешь новой иконой общества. Сколько ты хочешь?
Ева слушала Малколма, и ей нравились его слова. Она прокручивала все в своей голове и все больше улыбалась. Все больше Малколм казался ей сумасшедшим. И именно такой партнер ей и нужен был. Возможно, он был тем человеком, помимо Астрид, который так же мог знать ее страшную тайну. Ева чувствовала, что пора показать себя. Нужно превращать свой дикий комплекс в достоинство. Ситуация обязывает. Она могла рассказать об этом всем. Теперь она чувствовала это. Она чувствовала, что может стать трендом 90-х, что может взбудоражить мир. С таким вдохновителем, как Малколм, она все больше чувствовала силу и уверенность в себе. Она знала, все, что им нужно: быть в одной идее, и хоть какие-нибудь средства. И в предвкушении нового этапа своей жизни, Ева глубоко вдохнула и сказала: