История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей
Шрифт:
Подростки, не переставая хохотать и препираться, вышли из ворот. Они, видимо, передумали подниматься наверх. Остановились на улице, переговариваясь между собой.
Чета дворников уже покинула свое излюбленное место под окнами дома. Тем лучше. Когда она вошла во двор, то увидела через открытое окно, что бабушка дома. Может быть, у нее даже гости — тетя Йоли с мужем и детьми? Это совсем ни к чему… Нет, их не было — бабушка сидела у радиоприемника с книгой в руках и очками на носу. Дедушка тоже был дома, чинил клетку попугая.
— Здравствуйте…
— Ты посмотри только, кто пожаловал к нам! — сказала бабушка, и в голосе ее одновременно можно было уловить и ласковые и насмешливые нотки.
Да-да, она обрадовалась, но не проявляла открыто своей радости и старалась замаскировать ее чуть насмешливым тоном.
Затем как ни в чем не бывало принялась разглядывать платье, заставляла Элфи повертываться, чтобы проверить, хорошо ли оно сидит на ней, потому что шила она его без примерки, на скорую руку. Элфи смутилась и молчала, не могла заставить себя произнести даже самое обычное «спасибо». Почему? Именно потому, что оно так избито и ровным счетом ничего не выражает. А бабушка чересчур уж добра, она, как старое развесистое дерево, в ветвях которого ютятся всевозможные птицы. Чего только не умеет такая бабушка! Какая неиссякаемая сила заключена в покоробленном временем стволе! А Элфи стоит перед ней, как слабое деревце, которое гнет и раскачивает из стороны в сторону даже легкий ветерок. Разве бабушка нуждается в ее «спасибо»? Разве оно уменьшит ее неоплатный долг перед бабушкой? Ведь она и так знает, что Элфи пришла поблагодарить ее, что здесь, в прохладной комнате, с этими стариками, ей сейчас лучше, чем в школе танцев, откуда она убежала.
Бабушка принесла пирог — не Элфи послала на кухню, а сама принесла! — и стала расспрашивать о домашних. Как поживают, что делают? И бабушка узнала, что они пошли на прогулку к горе Хармашхатар вместе с соседями Биркашами и детей взяли с собой. А ее, Элфи, почему оставили дома? Да потому, что Элфи не захотела с ними идти, и мама отпустила ее.
Разговор то и дело прерывался. Каждый раз бабушке приходилось ломать голову, о чем бы еще спросить. Много ли работы у дяди Шандора? Заготовили ли дрова на зиму и сложили ли их? Ведь для такой большой квартиры потребуется не меньше сорока центнеров. Дедушка ни разу не пришел ей на помощь, он все время чинил клетку. Крошка летал по комнате и, как всегда, то садился на плечо дедушке, то цеплялся коготками за занавеску, а потом сел прямо Элфи на голову. Он давно уже облюбовал себе это местечко.
Вдруг у Элфи ни с того ни с сего сорвалось с языка — право же, она и сама не знает, как это получилось, — что она скоро будет учиться пению.
Может, она сказала это потому, что бабушка, расспрашивая обо всем, не поинтересовалась, ходит ли она в парикмахерскую. Ведь бабушке даже в голову не могло прийти, что дядя Шандор заставил ее бросить работу. Видно, дядя Тони не интересовался, не расспрашивал о ней. И каким-то образом надо было поведать бабушке эту большую, самую большую новость, рассказать об этой перемене в ее жизни, что она уже больше не парикмахер.
— Это что еще за новость! — удивилась бабушка. — Неужто мать хочет сделать из тебя артистку?
Заговорил и дедушка:
— Для этого нужно учиться. Очень много учиться!
Попугай Крошка в этот самый момент, слетев с головы Элфи, сел на стол и начал клевать пирог.
— Прогони ты этого наглеца! — раздраженно проворчала бабушка. — Он и без того отъелся у нас, как свинья!
Элфи взглянула на попугая, и ей показалось странным бабушкино сравнение. Он вовсе не похож на свинью. Может быть, эти слова относятся не к Крошке? Бабушка чем-то другим раздражена.
— Мать у тебя тоже всегда мечтала об этом. Как вижу, все начинается сызнова, но теперь уже с ее дочерью…
— Это так просто не дается, — опять вмешался в разговор дедушка. — У вас с матерью одна беда — и ты и она учиться не захотели.
Элфи неважно себя чувствовала, попав под такой перекрестный огонь.
— Мама и теперь учится! — в запальчивости выболтала она тайну матери.
— Кто? Твоя мать?
— Учится петь, — выдавая ее с головой, добавила Элфи, и в глазах ее блеснули слезы.
Почему они обижают маму? Бедная мамочка! За что они разбивают ее мечты, отнимают надежду?
— А дядя Шандор знает? — быстро спросила бабушка, причем так резко и внезапно, словно выстрелила каждое слово.
Элфи не ответила. А между тем ей, разболтавшей секрет матери, следовало бы попросить бабушку, чтобы она хоть дальше не передавала, никому не рассказывала, в противном случае это может кончиться так же плохо, как и та, другая ложь.
— Вы прямо-таки с ума там посходили со своей мамой! — сказала бабушка. — Только этого еще не хватало! А впрочем, какое мне дело! Все, что было в моих силах, я сделала для вашего воспитания — и твоего и твоей матери. А теперь поступайте как знаете, хоть головой о стенку бейтесь.
После этого Элфи уже не решилась, не могла сказать, что перестала ходить в парикмахерскую. Раз бабушка об этом не знает, пусть остается в неведении. Во всяком случае, пусть не знает сейчас. Вот бы она подняла шум, если б узнала, что внучку даже ремеслу не учат, хотят оставить без профессии. Элфи захотелось уйти, немедленно, сейчас же! Теперь уже ей не хорошо здесь, как было вначале, и каждая лишняя минута причиняет новые страдания, и она чувствует, что бессильна повернуть все в обратную сторону, чтобы снова стало хорошо. Элфи встала. Ведь она только за тем пришла, чтобы поблагодарить бабушку за платье. А теперь пора обратно в школу танцев.
Бабушка, видимо, чувствовала то же самое, потому что не стала ее удерживать. От ее обычного покоя в послеобеденный час не осталось и следа. Надо же случиться такому: дочь учится петь и внучку прочат в артистки или что-то в этом роде!
В школу танцев Элфи не пошла. Не было никакого желания. «Рядом с поповским домом, возле самой аптеки, Катика живет…» До чего же эта мелодия режет ей сейчас уши! Улица пустынна, редко какой-нибудь прохожий попадается. Без нескольких минут пять часов. Куда бы пойти теперь? Вернуться в пустую квартиру? Но у нее даже ключа нет. Раньше девяти часов мама вряд ли вернется, а до тех пор ей не попасть домой.
Она вышла на Большое кольцо. Остановилась у ближайшего кинотеатра. «Все билеты проданы». И, кроме того: «Дети до шестнадцати лет не допускаются». Ну, это, положим, полбеды, но вот без билета не пройдешь.
Элфи прошла дальше, на площадь Октогон. При чем тут она, если там кондитерская, в которой работает Арпад? Разве ей запрещается гулять по Бульварному кольцу? Да ведь Арпада в воскресенье во второй половине дня все равно нет. А если бы и был, он работал бы в цехе, во дворе, и просто не мог бы увидеть ее, сколько бы она ни торчала перед витриной или у прилавка в самой кондитерской. Но она не зайдет туда, ни в коем случае не зайдет одна.