История одного рудника
Шрифт:
— Смотрите, что вытекло из горшка! Смотрите!
Мануэль подметал перед завтраком сор от развалившегося горна и обнаружил на земле блестящую лужицу ртути.
Уайлз вздрогнул, обежал мексиканцев быстрым взглядом, сразу же убедился, что они не знают этого металла, и спокойно сказал:
— Это не серебро.
— Прошу прощения, сеньор, это серебро, оно еще не застыло.
Уайлз нагнулся и провел пальцем по блестящей лужице.
— Матерь божия! Что же это такое — волшебство?
— Нет, просто неблагородный металл.
Осмелев, Кончо последовал примеру Уайлза, набрал полную пригоршню сверкающего металла, и ртуть сразу же разбежалась крохотными шариками у него по ладони, с ладони проникла в рукав, и он так и заплясал на месте не то от ребячливой радости, не то от страха.
— И его не стоит добывать? — спросил Педро.
Правый глаз Уайлза и правая половина лица были обращены к Педро, а злобным глазом он уставился на красно-бурый скат горы.
— Нет! — И, круто повернувшись, он стал седлать своего мула.
Сразу же после его ухода Мануэль, Мигель и Педро начали озабоченно переговариваться между собой, а Кончо, вспомнив о своей искалеченной ослице, пошел обратно в горы. Но ослицы на том месте не было. Сохраняя преданность своему хозяину, несмотря на плохое обращение и побои, Франсискита на сей раз не смогла перенести нелюбезности и пренебрежения к себе. Некоторые особенности характера присущи, видимо, всем существам женского пола.
Усталый, безутешный, одолеваемый угрызениями совести, Кончо проделал еще три мили по каменистому кряжу на обратном пути в лагерь. Но, к его величайшему удивлению, в лагере было пусто — ни людей, ни мулов, ни вещей. Кончо стал громко звать своих товарищей. Ответом ему было только суровое горное эхо. Что это, шутка? Кончо засмеялся через силу. «Да-да, подшутили... здорово подшутили... Нет, его бросили здесь одного».
Бедняга упал ничком на землю и зарыдал так горько, что казалось, сердце его вот-вот разорвется на части.
Но через минуту-другую буря миновала; Кончо не мог долго горевать и сердиться на людскую несправедливость. Он поднял голову и вдруг увидел поблескивающую ртуть — шаловливый металл, который привел его в такой восторг час тому назад. Не прошло и двух-трех минут, как Кончо опять развеселился: он гонял ртуть по земле, перекатывал ее на ладонях и заливался мальчишеским смехом, потешаясь над увертливыми, быстрыми шариками.
— Ишь, какая ловкая! Попрыгунчик! Побежала, побежала! Ну-ка, иди сюда... Теперь попалась, крошка, попалась, мучача[6]. Поцелуй меня!
За игрой предательство товарищей было забыто. Взвалив на плечо свои скудные пожитки, Кончо не забыл прихватить с собой и полюбившуюся ему ртуть, собрав ее в кожаную флягу, висевшую у пояса.
И мне думается, что солнце ласково смотрело, как он бодро шагает по склону сумрачной горы, и шаг его, не отягченный ни серебром, ни преступлением, был легче и свободнее, чем у его недавних товарищей.
Глава III. Кто сделал заявку
Туман уже надвинулся на Монтерей, и его белые волны вскоре заволокли кипение синих валов внизу. Спускаясь с горы, Кончо раз-другой наклонялся над пропастью и смотрел на изогнувшийся подковой залив, до которого оставалось еще много миль пути. Днем он видел сверкающий на солнце золоченый крест над белым фасадом миссии, но теперь все скрылось в тумане. Когда Кончо добрался до города, уже совсем стемнело, и он завернул в первую же таверну, где постарался утопить свое горе и усталость в агвардиенте. Но голова у Кончо болела, спину ломило, и вообще ему было так плохо, что он вспомнил об одном медике — недавно поселившемся в городе американском враче, который однажды вылечил и его самого и его ослицу, по-видимому, одним и тем же лекарством и одним и тем же могущественным способом. Кончо рассудил тогда довольно логично, что если уж пришлось лечиться, так надо получить за свои деньги как можно больше здоровья. Фантастическое изобилие плодов земных и всяческой живности в Калифорнии не допускали и мысли о микроскопических дозах. Врач дал Кончо дюжину порошков хины, по четыре грамма каждый. На следующий день благодарный мексиканец явился на прием исцеленным. Врач был очень доволен им, но из дальнейшего разговора выяснилось, что Кончо по забывчивости, а также во избежание лишних забот принял все порошки разом. Врач пожал плечами и... изменил дозировку в рецептах.
— Ну, — сказал доктор Гилд, когда Кончо в изнеможении опустился на один из двух имевшихся в приемной стульев, — а теперь что с тобой случилось? Опять ночевал на болоте, или таможенное виски пришлось не по нутру? Рассказывай, в чем дело.
Кончо сообщил врачу, что в желудке у него сидит сам дьявол, что Иуда Искариот вселился в его спину, что сотни бесенят терзают ему голову, а ступни крутит Понтий Пилат.
— Значит, синие пилюли, — сказал врач и дал ему шарик величиной с ружейную пулю и такой же тяжелый.
Кончо тут же проглотил его и собрался уходить.
— Денег у меня нет, сеньор медико.
— Пустяки. С тебя всего один доллар, стоимость лекарства.
Кончо устыдился, что проглотил столько наличными, и робко сказал:
— Денег у меня вовсе нет, а есть вот эта красивая и забавная вещица. Возьмите ее себе. — И он протянул врачу флягу с ее драгоценным содержимым.
Врач взглянул на зыбкую блестящую массу и сказал:
— Да ведь это ртуть!
Кончо засмеялся.
— Да, ртуть, живая, как ртуть! — И он прищелкнул пальцами в подтверждение своих слов.
Выражение лица у врача сразу изменилось.
— Где ты ее взял, Кончо? — спросил он после долгого молчания.
— Там, в горах. Она вытекла из горшка.
Врач недоверчиво посмотрел на него. Тогда Кончо рассказал ему, как все было.
— Ты сможешь найти это место?
— Матерь божия! Еще бы! У меня там ослица осталась, черт бы ее унес!
— Ты говоришь, и товарищи твои это видели?
— Конечно!
— А потом они убежали, бросили тебя?
— Бросили, неблагодарные скоты!
Врач встал и притворил дверь кабинета.
— Слушай, Кончо, — сказал он. — Лекарству, которое я тебе дал, цена доллар. Оно стоит доллар потому, что его делают из того вещества, что у тебя во фляге, — из ртути. Этот металл очень ценится, особенно там, где добывают золото. Друг мой! Если ты знаешь место, где этой ртути много, считай себя богачом.
Кончо вскочил со стула.
— Скажи мне, камень, из которого вы сложили горн, красный?
— Да, сеньор.
— Красновато-бурый?