История одной деревни
Шрифт:
Мне посчастливилось увидеть празднование Рождества в Германии. Так уж получилось, что я открыла для себя Германию именно в дни рождественских праздников. Что и говорить, это было прекрасно. Сказочно, необыкновенно, волшебно. Такой Германия и живет теперь в моем сознании – среди солнца и тихо падающего на мощеные улицы снега, елок и елочной мишуры, запаха пряников и музыки.
Поскольку мое знакомство с Германией началось с Дюссельдорфа, то именно здесь я ощутила в полной мере приближающееся Рождество. В специальных рождественских магазинчиках, лавках и киосках, которые пристраиваются на улицах городов в эти дни, чего только нет. Повсюду продаются сувениры, среди которых особой популярностью пользуются фигурки оленей, лосей, свиней, ангелочки разных видов и цветов. Их охотно раскупают. Пирожки, пончики, яблоки в сахаре, сочные куски мяса, дымящегося на морозном воздухе. На раскаленных сковородках аппетитно шкворчат колбаски. Но главное место среди всей праздничной снеди занимают пряники – рождественские пряники в виде елочек, оленей, Санта-Клаусов и прочих сказочных героев. От них исходит необыкновенный
Здесь же, в Дюссельдорфе, я рассталась с тем предубеждением, что немцы – народ закрытый, флегматичный, скучноватый и не слишком склонный к веселью. Что они – вещь в себе, закрытый на хитрый ключ ящик с двойным дном, потайная комната и прочее. Не знаю, откуда именно и когда это мнение во мне зародилось, но в Дюссельдорфе я с ним распрощалась навсегда. Должна признаться, что чувствовала я себя в Германии очень комфортно. Немцы – мужчины и женщины – охотно помогали мне в любых ситуациях и всегда были доброжелательны, любезны. Терпеливы. Не помню, чтобы я видела хмурые, недовольные или уставшие от жизни лица. Видела лица разные – старые, молодые, прекрасные и не очень. Но не помню среди них унылых лиц. Бесконечные «привет, доброе утро, добрый вечер», сопровождаемые лучезарными улыбками.
Кажется, что за всю свою жизнь я не видела в людях такого единения, такой сопричастности, какие обнаружила в немцах в те рождественские дни в Германии. Каждый из них мог говорить о чем-то своем, смеяться над чем-то своим, делать что-то свое, но над всем этим «свое, свои, свой» всегда присутствовало величественное «наше». Рождество. И это «наше» не выпячивалось, не демонстрировалось через нарочитое веселье и разнузданную лихость. Это проявлялось в почти невесомых, незаметных знаках, тайнописи для посвященных, выражавшихся в словах приветствий, в улыбках, в бесчисленных пожеланиях «Счастливого Рождества!», в покупке сувениров, в легком смехе, возникающем то тут, то там. Именно в эти мгновения рождалась сказка, у которой тысячи и тысячи соавторов.
Кстати, о сказке. В эти же дни я открыла для себя, что немцы очень тяготеют к сказке. К эльфам, к госпожам Метелицам, королям Дроздобородам. Все эти сказочные герои очень уместны в немецких городах. Разноцветные, сказочные по виду и непохожие друг на друга дома, мощеные улицы, затейливые крыши с дымящимися трубами (у многих немцев в домах есть камины), изумительной красоты дворики с клумбами и фонтанами, таинственные парки – отличные декорации именно для сказок. А вороны, эти непременные герои немецких сказок? Их действительно здесь очень много.
Сказочных мотивов можно немало усмотреть и в том, как немцы украшают свои дома, витрины магазинов, в их искусстве, особом таланте и стремлении даже банальным вещам придавать загадочность и оригинальность.
К Рождеству в Германии готовятся загодя и очень тщательно. Все имеет значение – выбор подарков для родных, покупка продуктов к праздничному столу, нарядов, украшений. Вообще, Рождество в Германии – праздник семейный, закрытый для посторонних. Приглашаются только близкие и родные люди. Но мне удалось побывать на таком семейном празднике, хотя увидела я не просто типичное немецкое Рождество, а типичное немецкое Рождество по-джигински. Разумеется, был накрыт стол в лучших традициях джигинских немцев. То есть с кубанской щедростью. Недалеко от праздничного стола, как и положено, была установлена елочка. Елка живая, кстати. Вообще, немцы искусственные елки на Рождество не ставят. Исключительно живые. Под елкой сложена гора подарков. Рядом с елкой на столике занимал свое место подсвечник, в котором горели четыре свечи. Это особенный подсвечник – рождественский. Все четыре свечи горят только в Рождество. В первую неделю декабря зажигается одна свеча, во вторую – две, в третью – три. И наконец в Рождество зажигают все четыре свечи.
За столом царят шутки, веселье, смех, и русская речь очень естественно пересыпается немецкими словами.
– Ну хорошо. Вот ваш план экономического рывка, индустриализации. Эту работу возглавляли конкретные люди. Скажем, Куйбышев…
– Куйбышева я не убивал!
– Орджоникидзе…
– Орджоникидзе я не убивал!
– Киров…
– Кирова я не убивал!
– Все они были теми самыми людьми, которые выполняли эту задачу. Они исчезли в середине 1930-х…
– Однако перечисленные вами люди не были репрессированы! Просто у них кончился ресурс. Куйбышев умер в своей постели, по-моему, от гепатита или от сердца. Серго застрелился. Неприлично с вашей стороны ставить мне в вину самоубийство товарища. Для меня самого это была личная трагедия. Думаю, он не выдержал, глядя, как исчезают другие. Наверное, не захотел в этом участвовать. Оказался слаб.
Кирова я тоже не убивал. Убийца Николаев ревновал его к своей жене. Сергей был большой ходок…
– Я знаю подробности убийства Кирова, и я знаю, что охрана Кирова сменилась…
– Это все я уже сто раз слышал. Какая глупость – я убил Кирова. Ну зачем мне это было надо?
– Тем не менее эти люди были хорошими менеджерами?
– Серго – да.
– А Куйбышев? Киров?
– Куйбышев? Не знаю… Киров вообще не был менеджером – он был партийным руководителем…
– А зачем были уничтожены генералы? Ведь никакого заговора не было!
– А я считаю, что был заговор. Вот вы сейчас начнете искать в архивах доказательства этого заговора и не найдете. А у меня есть
– Многие признавались, методы допросов были сами знаете какие…
– Слушайте, мы тоже при царе проходили разные методы допроса. Понимаете, в чем дело: люди не могут одновременно врать в одну калитку. Они, когда их бьют и пытают, они все врут, но врут по-разному. Они же не сговариваются! Значит, вы хотите сказать, что я еще и сценарий написал, каждому слова и так далее? Зачем? Открытого суда-то не было! Понимаете, эти процессы, которые я в 1937-м устраивал для «Нью-Йорк таймс», это была одна история. Что касается военных – там же никаких индивидуальных процессов не было! Они сами понимали, за что их казнят.
Заговор был. Я не скажу, что это был заговор со стороны агентов немцев или англичан, хотя и этого не исключаю. Но военные сами договорились. «Мы управляем войсками, сковырнем этого гада вместе с его энкавэдэшниками. Сами все поправим».
И потом, что вы так жалеете Тухачевского? Как стратег он был ноль, варшавский поход это показал. А с точки зрения его моральных кондиций – ну вспомните, как он тамбовское восстание подавлял. Детей 12-летних расстреливал, травил людей химическим оружием, сбрасывал с аэроплана бомбы на русские деревни… Это все было. Концлагеря, заложники, удушение голодом…
– Но тогда и к себе нужно применять эти ваши моральные кондиции, Иосиф Виссарионович. А то вы у нас такой строгий судия…
– А я к себе и применяю. И поэтому я нисколечко бы не удивился, если бы Тухачевский меня отправил в расход, приди он к власти.
– Я просто пытаюсь спорить с вами по поводу тезиса о том, что они были слабые руководители…
– Слушайте, они проиграли! Значит, они были слабее меня! Вот и все! Они проиграли. Они играли в эту игру. Победи они – они бы меня убили, и я бы считал, что это справедливо.
Или вы думаете, что Троцкий меня бы пожалел? Ха-ха! Или Тухачевский?
Когда же наступает время дарить подарки, то это вызывает новую волну веселой суматохи. Громко объявляется имя того, кому предназначен подарок, и он начинает совершать длинное путешествие вдоль стола к своему будущему обладателю.
А назавтра праздник продолжится, но уже в других местах, с другими людьми. В любом случае никто не останется в эти дни без внимания и без подарков.
…Уже в последний день рождественских праздников я встретила в отеле русского туриста, который приехал в Германию на Рождество. Он посетовал на то, что разочарован. Что, мол, приехал на праздники, а праздника-то и не ощутил – на улицах тихо, немноголюдно, скучно даже. Вероятно, он прав по-своему. Теперь я понимаю, что если ожидать от Рождества в Германии чего-то вроде бразильского карнавала, то непременно постигнет разочарование. Рождество в Германии – это не обжигающая текила, не брызги шампанского, не шипящее масло на раскаленной сковороде. Это скорее готовый вот-вот закипеть ароматный, густой кофе, с корицей и пряностями. Или горячий глинтвейн на морозе. И это так прекрасно. Кстати, в эти рождественские вечера можно было часто видеть, как немцы с удовольствием потягивают из глиняных кружек горячий глинтвейн, который продается прямо на улицах. Хотя здесь, в Германии, этот божественный напиток называют «глювайн»…
Кухня джигинских немцев
Про швабов говорят, что когда они собираются к обеду или ужину, то за столом никогда не говорят о политике или каких-то других посторонних вещах. Только о еде. О том, удался ли пирог, не подгорело ли мясо, не пересолен ли суп. О соусах и подливках, о закусках и десерте. Говорили на эту тему смачно, подробно.
Мне не раз приходилось бывать в немецких семьях – и в праздничные дни, и в будни. И всегда, в любой день все, что подавалось на стол гостеприимными хозяевами, было удивительно, сногсшибательно вкусно. Если это был торт со сливками, то это были какие-то невероятные, необыкновенные сливки – нежные и воздушные. Коржи – те просто таяли во рту.
Штрудели по-немецки – нужны особые слова, чтобы воспеть все достоинства этого блюда. И я сомневаюсь, что слова такие существуют на белом свете. Но не всякие штрудели достойны похвалы, а только те, что приготовлены по всем правилам, поскольку штрудели – штука тонкая. Чуть больше муки, чуть меньше внимания – и вот они уже клеклые и невкусные. Кусок бездарного теста, а не штрудели.
Мне повезло, я пробовала настоящие штрудели. Более того, мне приходилось видеть, как готовится это блюдо. Лепешки теста раскатывают, смазывают растительным маслом, после чего вытягивают их в разные стороны. Виртуозы этого дела крутят тесто над головой, пока оно не становится тончайшим, почти прозрачным. После чего тесто скручивается в рулет, нарезается на кусочки (или рассекается ребром ладони). Тут же тушатся мясо, картошка, овощи, на которые сверху и укладываются штрудели. Готовятся они на пару. При этом крышку нельзя открывать, чтобы штрудели не получились клеклыми, так как тесто в этом случае склеивается и становится серым.
Из воспоминаний Нины Георгиевны Кох
«…Моя свекровь учила меня готовить немецкие кушанья. Вот недавно я штрудели делала. Тесто делается без яиц. Соль – как на пельмени. Но есть один нюанс: нужно добавить половину чайной ложечки соды. А в воду, чтобы тесто замесить, нужно добавить немного сока лимона. Тесто раскатать как на лапшу – тонко. Потом на этот блин льется масло, оно распределяется, блин закатывается, и режутся сочни. Потом жарится мясо, добавляются специи, лук. Картошка должна быть крупная. Сверху кладут эти сочни.
И все это заливается водой, но так, чтобы вода не закрыла картошку. А почему соду в тесто нужно добавлять? Чтобы сочни были не такие клеклые…»