История одной политической кампании XVII в.
Шрифт:
Сложные жизненные перипетии, предшествовавшие конфискации двух украинских изданий в Рыльске осенью 1630 г., воспроизведены в мельчайших подробностях в отписке тамошнего воеводы князя О. И. Щербатова от 12 декабря того же года. [59] Как следует из текста документа, массовая конфискация «литовских печатных и письменных книг» проводилась в местных храмах и на посаде на основании последнего, февральского, общего указа самодержца и патриарха 1628 г. В описи архива Разрядного приказа 1668 г. упоминались «две книги переписные, что прислано с Москвы в Рылеск московские печати книг к церквам вместо литовских книг, и что у ково взято от церквей и прислано к Москве, и какие книги литовские печати и писменные сысканы и оставлены у церквей и у мирских людей (?!), 137-го (1628/29) году». [60] Между тем, по свидетельству князя О. И. Щербатова, изъятые в городе издания были отосланы под охраной кормового казака Афоньки Сухова и церковного дьячка Тихонки Иконника в столицу лишь 19 сентября 1630 г. По-видимому, столь долгое хранение в съезжей избе ранее конфискованных «заповедных» книг отнюдь не было простой случайностью или проявлением воеводской нерасторопности. На такой шаг рыльский градоправитель мог решиться из-за вполне понятного желания сначала пополнить их число украинско-белорусскими изданиями богослужебного характера, которые в ту пору продолжали находиться в местных храмовых библиотеках. В этом случае ему пришлось бы заниматься подготовкой к отправке в Москву только одного большого транспорта с весьма дорогим грузом – печатными книгами.
59
См.: Воссоединение Украины с Россией: Документы и материалы. Т. 1. М., 1953. № 53. С. 90, 92. Кн. О. И. Щербатов (Щербатый) отправлял должность воеводы в Рыльске с февраля 1630 по декабрь 1631 г. (Барсуков А. П. Списки городовых воевод… С. 196).
60
Описи
Действительно, по четвертому совместному постановлению Михаила Федоровича и Филарета середины февраля 1628 г. городовым воеводам надлежало строго следить за тем, чтобы в ходе повального изъятия «литовских» изданий и рукописей в церквах не прекращалось бы регулярное литургисание. Именно поэтому властям Рыльска пришлось отказаться от конфискации из ризниц и книгохранительных палат используемых за богослужением «Евангильев толковых и Апостолов, и Псалтырей, и Триодей постных и цветных». Отобрать все перечисленные книги они имели право лишь после доставки из столицы им на замену потребного количества одноименных изданий «московской печати». Между тем, судя по сообщению князя Щербатова, книги литургического назначения, выпущенные в типографиях Великого княжества Литовского, оставались в храмовых библиотеках города еще в декабре 1630 г. Правительство оказалось не в состоянии в сжатые сроки провести массовую замену «опальных» украинско-белорусских изданий, явно переоценив мощности единственной русской типографии. [61] В результате царь и патриарх были вынуждены сначала отложить на неопределенный срок, а потом и совсем отказаться от проведения в порубежных с Речью Посполитой городах кампании по тотальному изъятию у духовных корпораций «заповедных» книг.
61
Сp. весьма длительную по времени задержку с посылкой отечественных книг в путивльский Молчанский Печерский монастырь (подробнее см. выше).
Спустя всего два дня после отправки партии «литовских» изданий в столицу, 21 сентября 1630 г., рыльский кабацкий голова, путивлец Кирилко Савостьянов, добровольно принес в приказную избу и выдал воеводе скандально известное в те годы Учительное Евангелие Транквиллиона (Рохманово, 1619 г.) и «Маргарит» – сборник гомилий константинопольского патриарха Иоанна I Хризостома, именуемого в славянской традиции Златоустом (Острог, 1595 г.). [62]
На допросе К. Савостьянов показал, что обе книги он приобрел в Польско-Литовском государстве для последующей перепродажи их в России еще до вступления в силу октябрьского указа 1627 г. Как уже отмечалось выше, по этому постановлению все украинские и белорусские печатные издания, привезенные в ту пору русскими купцами в приграничные города из-за рубежа, подлежали обязательному вывозу самими негоциантами обратно за пределы Московии. Для отечественных «торговых людей», поставлявших иноземные книги на внутренний рынок страны, подобное распоряжение правительства было равносильно утонченному, но оттого не ставшему менее жестоким наказанию. Организация распродажи «литовских» изданий непосредственно на территории Украины или Белоруссии любому из них могла принести одни только убытки и разорение. Так, например, украинский коммерсант Софронко Киянин более двух лет безуспешно пытался сбыть в Новгород-Северском повете и, возможно, в других землях Великого княжества Литовского переданные ему К. Савостьяновым для реализации книги – Учительное Евангелие Кирилла Ставровецкого и острожский «Маргарит» Иоанна Златоуста. Потеряв всякую надежду отыскать покупателя на эти издания в Речи Посполитой, он возвратил их прежнему владельцу в очередной свой приезд «с торгом» в Путивль в 1629/30 г. Таким образом, затеянная еще в 1627 г. торговая операция, сулившая ее организатору немалую прибыль, закончилась безвозмездной выдачей не проданных за рубежом книг рыльскому воеводе в сентябре 1630 г.
62
Острожский «Маргарит» 1595 г. оставался единственной восточнославянской публикацией этого популярного сборника гомилий Иоанна Хризостома вплоть до его переиздания в Москве в 1641 г. (Запаско Я. П., IсаевичЯ.Д. Пам'ятки книжкового мистецтва… Кн. 1. № 32. С. 31; Исаевич Я. Д. Преемники первопечатника… С. 150–151. Подробнее о сборнике «Маргарит» и его первом печатном издании см.: Ангелов Б. Търновският книжовник Дионисий Дивний // Съшт. Старобългарско книжовно наследство. Кн. 1. София, 1983. С. 47–51. Ср.: Гранстрем Е. Э., Творогов О. В., Валевичюс А. Иоанн Златоуст в древнерусской и южнославянской письменности XI–XVI веков: Каталог гомилий. СПб., 1998. С. 9 и ел.).
Князь О. И. Щербатов распорядился оба отданные ему К. Савостьяновым издания оставить в съезжей избе до получения в Рыльске специального монаршего указа, определявшего их дальнейшую судьбу. Однако лишь в начале декабря 1630 г. он направил в Москву отписку с подробным описанием случившегося. При этом воевода ни единым словом не обмолвился о ноябрьском постановлении царя и первосвятителя 1627 г., которое, в частности, предписывало неукоснительно сжигать все без исключения экземпляры произведений Кирилла Транквиллиона, где бы те ни были найдены. Через три дня после доставки отписки рыльского воеводы в Разряд, 15 декабря 1630 г., российский самодержец и патриарх повелели прислать конфискованные «Маргарит» и Учительное Евангелие разрядным дьякам в столицу. Весьма примечательно, что приговор «великих государей» был оформлен приказными дельцами в виде указной грамоты, надписанной именем одного царя. Составлен этот документ мог быть в Разряде между 15 и 31 декабря того же года (документ № 8). [63]
63
На обороте отписки рыльского воеводы от 12 декабря 1630 г. сделана делопроизводственная помета: «139-го декабря в 15 день указали государь и святейший патриарх те книги переслать к Москве и отдать в Розряде» (Воссоединение Украины с Россией… Т. 1. С. 92. Чтение текста пометы уточнено по подлиннику: РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Столбцы Московского стола. Д. 325. Л. 524 об.).
Настоящим законодательным актом Михаил Федорович и Филарет фактически отменили собственное совместное постановление ноября 1627 г. в части непременного истребления любых книг Кирилла Транквиллиона Ставровецкого непосредственно в провинциальных городах на месте их обнаружения. Более того, его знаменитое Учительное Евангелие, похоже, перестало восприниматься московскими властями как некая «знаковая» публикация – символ развернутой ими кампании юридического преследования «литовской» православной книжности внутри страны. В посланной князю О. И. Щербатову указной грамоте они уже не делали никакого принципиального различия между сочинением Транквиллиона и острожским изданием «Маргарита» Златоуста. Очевидное смягчение откровенно конфронтационной позиции царя и первосвятителя по отношению к украинско-белорусским книгам не замедлило отразиться на характере смысловой «справы», которой судьи Государева Разряда подвергли текст документа накануне его отсылки рыльскому воеводе. Так, в исходной черновой редакции указной грамоты тому предлагалось оба отобранных у К. Савостьянова издания отправить в Москву только по опечатывании их своей личной печатью. Однако в окончательном «беловом» варианте приказного отпуска это весьма существенное условие переправки книг в столицу, вполне естественное при транспортировке любого «заповедного» товара, было опущено. [64]
64
Указная грамота, посланная в декабре 1630 г. из Разрядного приказа рыльскому воеводе кн. О. И. Щербатову, не обязательно была самым первым по времени документом, отменявшим практику публичного сожжения произведений Кирилла Ставровецкого в России. Впрочем, нельзя исключить теоретическую возможность существования более ранних актов аналогичного содержания, отправленных в другие приграничные города.
Грамота, направленная из Разрядного приказа в Рыльск во второй половине декабря 1630 г., по не известной сегодня причине не оказала на воеводу необходимого воздействия: получив ее, князь О. И. Щербатов по-прежнему продолжал хранить издания, выданные местным кабацким головой, у себя в съезжей избе. Еще три года тому назад подобное поведение привело бы к его смещению с должности или, по меньшей мере, к весьма серьезному внушению со стороны правительства. Но в конце 1630 – начале 1631 г. неисполнение градоправителем предписания царского указа нисколько не обеспокоило столичных бюрократов. Казалось, что они сами потеряли всякий интерес к проводимой в стране конфискации памятников «литовской» кириллической книжности. Иначе трудно объяснить, почему повторную указную грамоту из Разряда с предписанием доставить изъятые издания в Москву рыльский воевода получил лишь почти пять месяцев спустя, 25 мая 1631 г. При этом ему не было выражено от имени самодержца даже формального неудовольствия за невыполнение предшествующего декабрьского указа. [65] Наконец, 21 июня того же года местный сын боярский Петр Воропонов привез конфискованные острожский «Маргарит» и рохмановское Учительное Евангелие вместе с отпиской князя Щербатова в Разрядный приказ. [66]
65
Между тем, по наблюдению Т. А. Опариной, в 1631 г. (!) продолжалась практика замуровывания конфискованных «литовских» книг в помещениях Казенного двора (Опарина Т. А. «Книги литовской печати»… С. 142).
66
См.: РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Столбцы Московского стола. Д. 325. Л. 529–531.
В конце 1641 – начале 1642 г. судьи Государева Разряда расследовали дело по обвинению «белорусским» попом Андреем [67] воеводы пограничного городка Усерда стольника Е. И. Соплина-Бутурлина [68] в присвоении двух принадлежавших истцу книг: предположительно «Полуустава, или Требника» (Вильно, 1622 г.) и Учительного Евангелия Иоанна IX Агапита (Евье, 1616 г.). [69] Сегодня из всех следственных материалов этого дела сохранился единственный документ – оправдательная отписка главы у сер декой администрации от 31 января 1642 г., из которой явствует, что иноземный священник лишился своего имущества во время Смоленской войны между Россией и Речью Посполитой 1632–1634 годов (документ № 10). В ней стольник Е. И. Бутурлин, категорически настаивая на личной непричастности к грабежу иерея-единоверца, писал: те печатные издания ему отдали «всем войском ратные люди розных городов» в пору, когда они «громили» земли Великого княжества Литовского. По-видимому, обе книги достались Бутурлину при дележе трофеев после удачного штурма одного из многочисленных северских и смоленских городков, захваченных русской армией в самом начале боевых действий. [70] Еще совсем недавно такое приобретение доставило бы новому владельцу немало хлопот и, может быть, даже серьезные неприятности, однако в 1632–1634 гг. собственнику украинских или белорусских изданий явно уже не грозили ни царская опала, ни их принудительное изъятие. Поэтому стольник Е. И. Соплин-Бутурлин без всякого опасения «сослал» [71] полученные в качестве доли военной добычи Требник и Учительное Евангелие к себе в галицкую деревню «к церковному строенью».
67
Упоминаемый в документе в качестве истца «белорусский» поп Андрей с осторожностью может быть отождествлен со своим тезкой – священником, вышедшим из Киевского повета «на государево имя» в 1640 г. В том же году московские самодержец и патриарх определили «литовского» иерея к духовному окормлению нововыезжих костенских «черкас», поселенных близ Усерда. Спустя два года, в 1642 г., поп Андрей вместе с прихожанами, захватив «церковное строение», попытался бежать назад в Литву, однако был пойман усердскими служилыми людьми. После обычного в таких случаях скорого следствия его сослали на «черные работы» в вологодский Спасо-Прилуцкий монастырь. Ср.: Харлампович К. В. Малороссийское влияние… С. 71–72.
68
Стольник Е. И. Соплин-Бутурлин находился на воеводстве в Усерде с 1641 по сентябрь 1642 гг. (Барсуков А. П. Списки городовых воевод… С. 258).
69
См.: Галенчанка Г. Я. i тш. Кшга Беларуа 1517–1917… № 78, 99. С. 87, 96.
70
См.: Книги разрядные по официальным оных спискам, изданные с Высочайшего соизволения II Отделением собственной Е. И. В. Канцелярии. СПб., 1855. Т. 2. Стб. 452–468. Ср.: Вайнштейн О. Л. Россия и Тридцатилетняя война 1618–1648 гг.: Очерки внешней политики Московского государства в первой половине XVII в. М., 1947. С. 168–169; KupiszD. Smolecsk 1632–1634. Warszawa, 2001. S. 94–98; Kyлаковський П. Смоленська вшна 1632–1634 роюв i Чершгово-Оверщина // Записки Наукового товариства iMem Шевченка. Льв1в, 2002. Т. 248. С. 30–60.
71
«Сослал» – отослал, выслал (Срезневский И. И. Материалы для Словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб., 1903. Т. 3. Стб. 836).
Режим конфискации памятников польско-литовской православной кириллической книжности, безусловно, предполагал соблюдение строгого запрета на их свободное перемещение по территории Русского государства на весь период проведения акции. Между тем введенные в настоящее время в научный оборот владельческие записи на украинско-белорусских «стародруках» XVI – первой половины XVII в. свидетельствуют о возобновлении подданными московского царя регулярных торговых операций с «литовскими» изданиями внутри страны еще летом 1632 г. [72] В июле того года некий поп Иван Макаров продал неустановленному лицу Новый Завет с Псалтирью (Вильно, 1596 г.). [73] В том же 1632 г. некто «Володимер» (фамильное прозвище неизвестно) приобрел виленское Евангелие 1595 г. в Холмогорском уезде. Спустя несколько лет, в 1635 г., Ивашко Луков уступил одноименное издание крестьянам Тошинской волости Вологодского уезда, а в Курмыше иеромонах Леонид купил у Корнилы Маркелова Евангелие (Вильно, ок. 1580 г.). В следующем году, 27 августа 1636 г., этот же черный поп перепродал ранее приобретенный экземпляр курмышцу Ивану Пазухину. 28 мая того же года царский сытник Косков успешно реализовал в Москве «Грамматики Славенския правилное Синтагма» Мелетия Смотрицкого (Евье, 1619 г.). [74] В 30-х годах XVII в. виленский Октоих 1582 г. продавался на Вятке за тридцать алтын, а в 1641 г. Максим Михайлов сын Зонов заплатил кому-то из тамошних жителей за «Апостол с привилеем» (Вильно, не ранее 1595 г.) сорок пять алтын. [75] Таким образом, к июлю 1632 г. царь Михаил Федорович и патриарх Филарет фактически полностью отменили свой первый совместный указ середины ноября 1627 г. о сожжении сочинений Кирилла Транквиллиона Ставровецкого и о запрещении торговли «литовскими» книгами на всей территории Московии.
72
На сегодня известен едва ли не единственный случаи продажи «литовского» издания в России между декабрем 1627 и июлем 1632 г.: 23 мая 1628 г. калужскому попу Тимофею (?) удалось успешно продать в родном городе Евангелие (Вильно, ок. 1580 г.). Такая торговая операция представляла собой очевидное прямое нарушение первого совместного указа царя и патриарха, о котором воевода и местные жители были извещены специальной указной грамотой, посланной из Владимирской четверти в Калугу в самом конце ноября – декабре 1627 г. Единичный случай несоблюдения этого постановления может служить косвенным подтверждением весьма действенного контроля государственной власти за его точным неукоснительным исполнением на местах (Голенченко Г. Я. Идейные и культурные связи… С. 89, 267. Ср. документ № 4).
73
См.: Поздеева И. В. Коллекция старопечатных книг XVI–XVII вв. из собрания М. И. Чуванова: Каталог. М., 1981. № 15. С. 43.
74
См.: Голенченко Г. Я. Идейные и культурные связи… С. 89, 267, 273, 279.
75
См.: Мосин А. Г. Кирилловские издания литовских, украинских и белорусских типографий XVI в. в Вятской земле // Федоровские чтения. 1982. М., 1987. С. 92.
По окончании Смоленской войны правительство упразднило все прежние ограничения на ввоз в Россию произведений единоверной украинско-белорусской кириллической книжности. Первыми почувствовало перемену московских властей к некогда «заповедным» изданиям и рукописям православное духовенство Речи Посполитой, переселявшееся в Русскую державу «на государево имя». Отныне воеводы приграничных российских городов беспрепятственно пропускали в глубь страны и выходца-одиночку, как иеродиакон Паисий Киевлянин (1636 г.), [76] и насельников целого монастыря, подобно инокам густынской Прилуцкой обители (1638 г.), со всеми без исключения книгами, привозимыми на новую родину.
76
Подробнее о приезде Паисия Киевлянина в Россию в 1636 г. см.: РГАДА. Ф. 210. Оп. 13. Столбцы Приказного стола. Д. 105. Л. 239–243, 263–273, 324–328, 359.
В июне 1638 г. густынские монахи вывезли в Московию среди прочих изданий «литовской печати» и «Евангелье учителное Кирилово слогу» – книгу, которую еще десять лет назад надлежало при обнаружении незамедлительно отобрать у владельца и публично сжечь «на пожаре» за содержавшиеся в ней «тайные ереси» и неправославие автора. Однако в конце 1630-х гг. это издание почиталось уже вполне ортодоксальным не только путивльскими таможенниками и воеводой Н. Ф. Плещеевым, но и самим московским самодержцем. [77]
77
См.: АЮЗР. СПб., 1861. Т. 3. № 2. С. 6. Наиболее подробное и точное описание в научной литературе обстоятельств выезда «на государево имя» черного диакона Паисия Киевлянина и густынских монахов см. в: Харлампович К. В. Малороссийское влияние… С. 48, 51, 53–55.