История одной судьбы
Шрифт:
Конечно, он обижен. Анне жалко Богаткина. Но теперь уже невозможно быть агрономом за письменным столом. Агроном, который сам не умеет выращивать хлеб, не может руководить районом…
Труднее с Поспеловым.
С Василием Кузьмичем Анну связывали годы совместной борьбы за подъем колхоза. Анна знала: Поспелов слишком покладист, легко мирится с недостатками, любит угождать начальству, но хозяин он в свое время был крепкий. Чего не отнять, того не отнять. С Анной он иногда спорил, чаще подчинялся, но все это были споры в одной семье,
Анна сама позвонила в «Рассвет».
— Василий Кузьмич, вы не выберетесь в город?
Поспелов появился важный, довольный, как-никак делами в районе заправлял теперь свой, мазиловский, рассветовский, можно сказать, выдвиженец. Отсвет райкомовского авторитета падал и на колхоз, все-таки это они воспитали Гончарову, из их колхоза, а не из какого-нибудь другого выдвинули человека в секретари.
Поспелов приехал довольный, даже слишком довольный, какой-то неуязвимый. Поэтому-то его и надо было освобождать. Все от него отскакивает, как горох от стенки, а руководители теперь нужны беспокойные, которым каждая неудача приносит боль…
— Как ребята, Василий Кузьмич, как семья?
Такое начало не предвещало в разговоре ни облачка. Или что-то нужно от колхоза, или Анна Андреевна затевает какое-нибудь новшество, у нее до сих пор сохранилась этакая юношеская запальчивость в работе. Но Василий Кузьмич заранее решил не сдаваться, Анну Андреевну он уважает, но пора постоять за спокойную жизнь.
— Василий Кузьмич, а ведь «Рассвет» опять стал откатываться.
Что это — упрек? Поспелов не понял.
— Мы твердо стоим, — сказал он уверенно.
— Ничто не стоит на свете. Все движется. Или вперед, или назад.
Василий Кузьмич провел ладонью по бритым щекам.
— Все у нас, Анна Андреевна, движется вперед. Закон развития.
— Но есть и закон старения. Старое старится, а молодое растет. Старость должна уступать дорогу молодости.
Василий Кузьмич еле заметно забеспокоился, потрогал подбородок, одернул пиджак.
— Вы что имеете в виду?
— А ведь похуже будет в этом году баланс у колхоза? — Анна не ответила прямо, все не решалась сказать правду. — Трудно вам, Василий Кузьмич…
— То есть как трудно?
— И вообще, и в частностях. Трудно тянуть колхоз. Одышка.
Поспелов вдруг понял. Он порозовел. Поднялась вверх бровь и снова стала на место.
— Это как понимать, Анна Андреевна? — Но он уже все понял. — Считаете, не справляюсь?
Анна выдержала его взгляд.
— Пока еще справляетесь. Но скоро перестанете. Зачем доводить и колхоз и себя до такого состояния?
Поспелов подумал.
— Я ведь, Анна Андреевна, понимаю. Если райком не будет поддерживать, никакой председатель, конечно, не справится. Но вас не понимаю. Работали вместе, и, кажись, неплохо. Что ж это так?
Анна многое могла сказать: и как спорили они друг с другом, не раз, не два, и с каким завидным спокойствием принимал Поспелов и хорошее и дурное… Но помнить плохое ей не хотелось.
— Пришло время, — просто сказала Анна. — Постарайтесь понять.
— Значит, с ярманки?
— С ярмарки, Василий Кузьмич.
— Да уж чего там… С ярманки!
— Поймите, Василий Кузьмич. Вручную вы косили, может быть, не хуже многих, но смешно махать косой рядом с комбайном.
— Поздновато учиться.
— Вот это я и говорю.
Поспелов прищурился.
— Люди — не комбайн, Анна Андреевна. С людьми я нахожу общий язык…
— Любой человек посложнее комбайна, Василий Кузьмич, а человек на комбайне сложнее человека с косой.
Поспелов похлопал ладошкой по столу.
— Подыскали кого?
— Да, есть на примете.
— А нам не нужно чужих, — вдруг резко сказал Поспелов. — Ни я не приму, ни народ. Кого вы нашли? Откуда? Все свыше дают начальников!
— А если сниже?
— Это как понимать?
Анна вышла из-за стола, подошла к окну, посмотрела на светлую кудрявую травку под окнами.
— Давайте говорить, Василий Кузьмич, начистоту. Я всегда уважала вас, но ведь ваши дочки подкованнее вас, вы сами Любой гордитесь. Раньше у кого голос покрепче, тот и фельдфебель, а теперь, чтоб отделенным стать, не только надо уметь стрелять и разобрать автомат до винтика, а и других научить. Никого мы к вам не пошлем, место тому, кто умнее в дому…
Она помолчала, знала, что обидит Поспелова, но была уверена в своей правоте.
— Сама приеду в колхоз, буду рекомендовать Челушкина. У него тоже есть недостатки, но он мало беспокоится о своем положении, о себе. Гриша… — Она поправилась. — Григорий Федорович из тех людей, кто затыкал собой амбразуру. Вы считали, он не годится в кладовщики, а в Кузовлеве он почти агрономом стал…
Большей похвалы ей не высказать! Нашлась бы и другая похвала, более высокая, но не хотелось ни обидеть, ни оскорбить Поспелова. Василий Кузьмич легко шел на тот или иной компромисс. Гусей не любил дразнить. А гусей иногда надо дразнить! Опыт и честность — вот золотое сочетание. Однако из двух этих качеств предпочтение следует отдать честности. Опыт приобретается, а честность — врожденное качество. Конечно, и преступников перевоспитывают, но руководитель с пятнами на совести немыслим. Слишком спокоен, снисходителен, податлив Поспелов. Неплохой человек, но не пример, не пример…
— А меня со счетов?
— Нет. Но не будем загораживать дорогу тем, кто нас обгоняет. Хотите меняться? Идите в Кузовлево бригадиром вместо Челушкина! Проявите себя…
Анна угадывала, какие чувства бушевали в Поспелове. Возможно, он горько раскаивается сейчас, что по-хорошему встретил ее в свое время в колхозе. Наверно, многое хотелось ему напомнить ей, только смелости не хватало.
Он, конечно, не произнес ни слова, даже смотреть не хотел на Анну.
— Подумаю, Анна Андреевна, — процедил он, отводя глаза.