История Османской империи. Видение Османа
Шрифт:
Имеет место напряженность между семитскими мусульманами и турецкими мусульманами. Основным фактором является расовая принадлежность. Турок физически отличается от араба, как ломовая лошадь от скаковой. Еще более заметными являются отличия интеллектуального и духовного порядка между неторопливым, спокойным, уравновешенным, властолюбивым, материалистичным, несозерцательным и неэстетическим турком и сообразительным, неугомонным, демократичным, политизированным, романтичным, артистичным и непостоянным арабом.
Центральное правительство (которое с удивительной щепетильностью отнеслось к своей прежней позиции по этому вопросу) теперь изо всех сил старалось соответствовать требованиям арабов, стремившимся добиться более приемлемого для них стиля управления провинциями. Возврат к употреблению арбского языка в судах и средних школах, а также в прошениях и официальных сообщениях вызвал весьма позитивную реакцию: всего за несколько лет до этого использование турецкого в качестве общего для всей империи языка рассматривалось как средство интеграции, но требование
Но величайшим компромиссом 1913 года, на который, подчиняясь логике обстоятельств, вынуждено было пойти контролируемое КЕП правительство, стало то, что ему пришлось использовать ислам в качестве политического инструмента, укреплявшего лояльность арабов османскому государству и его халифу, то есть как средство, сдерживающее сепаратистские тенденции. Это напоминало методы Абдул-Хамида, который использовал религию в тактических целях: в условиях, когда потеря территорий заставила считать «османизм» не более чем пережитком старины, судя по всему, не было никакой альтернативы той версии «исламизма», которая была приспособлена к текущей обстановке и стала средством обеспечения лояльности мусульман-арабов. Результатом выборов 1914 года стало то, что арабы получили в парламенте больше мест, чем когда-либо прежде. Как и многие другие этнические группы, которые отвратило от себя властолюбивое центральное правительство, османские арабы в целом все еще не могли представить себе какое-либо иное политическое оформление своего существования: даже Ливийская война, которая показала неспособность османской армии защитить земли арабов-мусульман от иностранной агрессии, лишь несколько ослабила преданность арабов империи.
Ставшая итогом Балканских войн потеря западной Фракии, Македонии и Албании нанесла тяжелый удар по Османской империи, которая еще с XIV века контролировала значительную часть этих территорий. Повторилась катастрофическая ситуация с беженцами, которая неоднократно имела место в XIX веке, когда балканские мусульмане в массовом порядке бежали в направлении Стамбула. Одним из тех, кто покинул Македонию задолго до того, как это сделали его бывшие подданные, был низложенный султан Абдул-Хамид. В октябре 1912 года его посадили на германский корабль, стоявший в Фессалониках, и доставили в Стамбул, в босфорский дворец Бейлербеи, где он и жил до конца своих дней. Этот дворец не был таким уединенным местом, как дворец Йылдыз. В Бейлербеи он не мог отгородиться от окружающего мира, который стремительно менялся прямо у него на глазах.
Глава 16
Буря перед затишьем
Экономические кризисы XIX столетия, связанные с чрезмерно интенсивной эксплуатацией, а также опека со стороны европейских промышленно развитых стран, закрепили за Османской империей статус полуколониального государства. Многие из появившихся в годы правления Абдул-Хамида предприятий в сфере инфраструктуры и экономики (такие как страховые компании и банки, порты и железные дороги) принадлежали иностранцам, партнерами которых становились османские немусульмане. Большие затраты на обслуживание государственного долга поглощали значительную часть государственных доходов, к тому же порядок погашения долга определялся советом, в который входили семь человек, причем пятеро из них были иностранцами. На эти явные признаки унижения можно было взвалить вину за все несчастья империи, и поэтому их существование было выгодно КЕП. Еще более явным признаком унижения стал пересмотр условий мирного договора, которые обсуждались в Лондоне в декабре 1912 года. Вызванный тем, что в начале 1913 года турки вернули себе Эдирне, этот пересмотр практически ничего не изменил. Добившись в 1912 году принудительного роспуска парламента, либеральная оппозиция продемонстрировала свою силу, но ее сопротивление было подавлено, когда за совершенным в июне 1913 года убийством Махмуда Шевкет-паши, последовали казни либералов. Начиная с 40-х годов XIX столетия, казни бывших чиновников стали исключениями из правила, согласно которому ссылка считалась достаточным наказанием, после чего часто следовала реабилитация. Спустя семьдесят пять лет, во время второго и третьего конституционных периодов Османской империи, судьба бывших государственных деятелей могла сложиться гораздо хуже.
В январе 1914 года Энвер, теперь уже паша, стал военным министром; военный губернатор Стамбула (Ахмед) Кемаль-паша, который отомстил либералам за убийство Махмуда Шевкета, стал военно-морским министром; а бывший почтовый служащий Талаат, который долгое время был центральной фигурой гражданского крыла КЕП, теперь служил министром внутренних дел. Парламент, сформированный после выборов 1914 года, лучше, чем прежде, отражал этнический состав населения Османской империи. Среди депутатов парламента стало больше арабов, чем в парламентах предыдущих созывов, и некоторые из них были членами КЕП, который обладал большинством. Это обстоятельство уберегло КЕП от серьезного политического противодействия: он выдвинул предложение ввести такие инструменты принуждения, как «воля парламента». В результате правительство стало использовать авторитарный стиль управления государством. В течение следующих четырех лет вмешательство каких-либо иных сил в политический процесс стало еще более ограниченным, поскольку шла Первая мировая война. Один современный автор обобщил ситуацию того времени, задав вопрос и ответив на него: «Можно ли назвать форму государственного устройства Османской империи 1914 года личной диктатурой во главе с Энвером однопартийным государством во главе с «Партией единства и прогресса» [КЕП] или просто военным режимом? Возможно, ответ состоит в том, что это было нечто среднее между тремя упомянутыми формами».
28 июня 1914 года в Сараево был убит сербским националистом наследник престола эрцгерцог Франц-Фердинанд. 28 июля Австрия объявила Сербии войну, а 31 июля Россия приняла решение начать всеобщую мобилизацию, что подтолкнуло Германию, которая 1 августа объявила войну России. 2 августа Германия вторглась в Люксембург, а 3 августа объявила войну Франции. 4 августа германские войска вошли в Бельгию, и в тот же самый день Британия объявила войну Германии.
Османская империя оказалась втянутой в Первую мировую войну не без помощи дипломатии, которая, как и почти вся деятельность КЕП, была скрыта завесой секретности. 22 июля, то есть еще до того, как стало ясно, что войны не избежать, Энвер-паша предложил германскому послу в Стамбуле, барону фон Вангенгейму, заключить турецко-германский союз, а великий визирь Саид Халим-паша сделал такое же предложение послу Австро-Венгрии. Оба дипломата отнеслись к турецким предложениям без особого энтузиазма. Но когда дальнейшие события повысили вероятность войны, начались переговоры о заключении соглашения, по которому империя брала на себя обязательство оказать поддержку Германии (в том случае, если Россия вмешается в ссору Австро-Венгрии с Сербией, и от Германии потребуется оказать поддержку своей союзнице, Австро-Венгрии) и перед тем как 2 августа оно было подписано, султан дал на это свое благословление. Официально правительство заявило о вооруженном нейтралитете, предоставив великим державам гадать, каковы подлинные намерения Османской империи.
После Балканских войн КЕП предпринимал попытки установить более тесные связи с Британией, Россией и Францией, но не получил положительного ответа. И все же окончательное решение о том, что империя вступит в союз с Германией, не было принято, несмотря на то, что Германия давно оказывала сильное влияние в экономической и военной сфере. С 1909 по 1911 год Энвер был военным атташе в Берлине, но его отношения с германской военной миссией в Стамбуле были весьма сложными, и в особенности это касалось его отношений с руководителем миссии, Отто Лиманом фон Сандерсом: как патриот, он верил в турецкого солдата и в турецкую армию, и его глубоко возмущали германские наставления.
Еще в 30-е годы XIX века военные специалисты из Пруссии давали консультации по обновлению османской армии. В 1880 году, когда после заключения Берлинского договора наступил период неопределенности во внешней политике, султан Абдул-Хамид попросил германского канцлера Отто фон Бисмарка предоставить ему военных и гражданских советников. Султан рассматривал Германию Бисмарка как государство, которое избегает вступать в союзы как с Британией, так и Россией, и которое соблюдает нейтралитет по отношению к Османской империи: это было не совсем так, но подобные домыслы были в интересах обеих сторон. Военные контакты продолжались, и османские офицеры ездили в Германию, где проходили обучение. Так, например, Махмуд Шевкет-паша провел там десять лет. Эти контакты приносили дивиденды в виде улучшения боеспособности армии, что имело огромное значение для государства, которое так сильно полагалось на армию в решении задач по сохранению своего существования. Поэтому ни Британия, которая оказывала содействие укреплению османского флота, ни Франция, помогавшая османской жандармерии, не могли надеяться на то, что их влияние будет сравнимо с германским. Предоставление помощи туркам способствовало подъему промышленности в самой Германии, особенно в таких отраслях, как производство вооружений и стали. Самым заметным и престижным вложением Германии в Османскую империю стала железная дорога Берлин — Багдад, для которой германская промышленность поставила значительную часть подвижного состава и рельсов. В 1888 и 1903 годах были получены концессии на строительство двух главных участков, проходивших по османской территории, Конья — Багдад и Багдад — Персидский залив соответственно. Германия была довольна тем, что ей платят за каждый километр дороги, которая поможет туркам в их борьбе с тем, что рассматривалось как британское вторжение в Персидский залив, и в расширении возможностей Стамбула управлять самыми отдаленными провинциями империи. Единственным из глав европейских государств, кого принимал Абдул-Хамид, был кайзер Вильгельм, который в 1889 году прибыл с визитом в Стамбул, а в 1898 году посетил и Стамбул, и Сирию.
Высокомерная позиция Британии также способствовала тому, что турки оказались на германской стороне. Понимая, что Стамбул вряд ли станет союзником Британии в предстоящей войне, Уинстон Черчилль 18 июля 1914 года приказал конфисковать два военных корабля, строившихся для султанского флота на британских верфях. Оплаченные из денег, собранных по открытой подписке, корабли уже принадлежали туркам, и этот акт вызвал общественное негодование. 10 августа два германских крейсера, «Бреслау» и «Гебен», получили разрешение войти в Дарданеллы, чтобы уйти от преследования британских кораблей. Вскоре оба крейсера были переданы османскому флоту, что в некоторой степени возместило потерю кораблей, захваченных британцами.