История похода в Россию. Мемуары генерал-адъютанта
Шрифт:
Глава IX
Так началась измена наших союзников. Я не берусь судить о моральной стороне этого события; пусть решает потомство. Как историк современности, я, однако, не только занимаюсь фактами, но и думаю о впечатлении, оставленном ими в умах двух командиров союзной армии.
Пруссаки только и ждали возможности изменить нам, поскольку союз был навязан им силой; когда она появилась, они ей воспользовались. Но они не только отказались предать Макдональда, но даже не покидали его до определенного момента; можно сказать, они вытянули его из России в безопасное место. Со своей стороны, когда Макдональд почувствовал, что он покинут, то, не имея доказательств этого, он остался в Тильзите на
Пруссаки не злоупотребили этим благородным поведением. С их стороны была измена, но не было предательства. В наш век и после всех несчастий, которые они пережили, это выглядит как заслуга; они не присоединились к русским. Когда пруссаки пришли к собственной границе, они не отказались помочь тому, кто ранее их победил, в защите их родной земли против тех, которые предстали в образе освободителей и были ими на самом деле. Повторяю, они заняли нейтральную позицию не раньше, чем Макдональд ушел из России и от русских в безопасное место.
Король Пруссии осудил поведение Йорка. Он уволил его и назначил Клейста на его место; он приказал Клейсту арестовать своего бывшего командира и отослать его вместе с Массенбахом в Берлин, где оба должны были предстать перед судом. Но эти генералы сохранили свое положение вопреки приказам короля; прусская армия не считала, что ее монарх свободен. Это мнение было основано на том, что в Берлине находились Ожеро и французские войска.
Глава X
На нашем правом фланге, со стороны австрийцев, какого-либо неожиданного взрыва не ожидалось. Это крыло отделилось от нас незаметно и с соблюдением политических формальностей.
Десятого декабря Шварценберг был в Слониме. Он всё еще был убежден, что русские разбиты и бегут перед Наполеоном, когда ему доложили об отъезде императора и гибели Великой армии; доклад был сделан в столь неопределенных выражениях, что Шварценберг был дезориентирован.
Четырнадцатого декабря он отступил от Слонима к Белостоку. Полученные им от Мюрата инструкции позволяли ему действовать таким образом.
Примерно 21 декабря приказ Александра приостановил военные действия на этом участке фронта, и поскольку интересы русских соответствовали интересам австрийцев, то скоро было достигнуто взаимопонимание. Перемирие, одобренное Мюратом, было заключено немедленно.
Шварценберг регулярно отчитывался перед командующим армией; он контролировал всю линию фронта австрийскими войсками и прикрывал Варшаву. Двадцать второго января он получил от своего правительства инструкции, обязывавшие его покинуть Великое герцогство, отступать отдельно от Ренье и войти в Галицию. Он проявил медлительность, выполняя эти инструкции, и не уступал настойчивым просьбам Милорадовича, подкрепленным угрожающими маневрами, до 25 января. И даже после этого он отходил в направлении Варшавы так медленно, что за это время удалось эвакуировать госпитали и большую часть складов. Наконец, он добился для варшавян более благоприятных условий капитуляции, чем те могли ожидать. Он сделал еще больше: хотя город следовало оставить 5-го, он сделал это только 8-го, что дало Ренье целых три дня.
Правда, Ренье был застигнут врасплох в Калише, но это потому, что он потерял много времени, прикрывая эвакуацию польских складов. Эта неожиданная атака вызвала беспорядок, в результате которого Саксонская бригада была отрезана от Французского корпуса и отступила в направлении позиций Шварценберга, где он принял ее. Австрия позволила этой бригаде пройти по своей территории и присоединиться к нашей армии, которая собиралась вблизи Дрездена.
Первого января 1813 года в Кёнигсберге, где находился Мюрат, еще не знали об измене пруссаков и интригах Австрии; вдруг сообщение от Макдональда и народное восстание в Кёнигсберге возвестили о начале событий, последствия которых невозможно было предвидеть. Мюрат покинул Кёнигсберг и поспешил в Эльбинг. В Кёнигсберге находились десять тысяч больных и раненых, большинство из которых были оставлены врагу в надежде на его великодушие. Некоторые из них не имели оснований для жалоб, однако сбежавшие пленные говорили, что многие их несчастные товарищи были убиты или выброшены из окон на улицы, а госпиталь с несколькими сотнями больных был сожжен; они обвиняли местных жителей в совершении этих ужасных деяний.
Более шестнадцати тысяч наших пленных умерли в Вильне. Большинство из них находились в базилианском монастыре. С 10 по 23 декабря они получали только сухое печенье, но не было ни воды, ни дров. Живые удовлетворяли жажду снегом, который лежал во дворах, полных тел умерших. Они выбрасывали в окна те трупы, которые нельзя было более держать в проходах, на лестницах или среди мертвых тел, заполнявших комнаты. В это ужасное место привозили всё новых пленных.
Этим омерзительным явлениям был положен конец лишь с прибытием императора Александра и его брата. Они пробыли там тринадцать дней, и если немногим из наших несчастных товарищей всё же удалось выжить, то они обязаны своим спасением этим двум правителям. Но трупы источали заразу, вызвавшую массовые заболевания; она передавалась от побежденных к победителям и отомстила за нас сполна. Русские, однако, жили в изобилии: наши склады в Сморгони и Вильне не были разрушены, и русские нашли там огромные запасы провизии.
Витгенштейн, которого направили для нападения на Макдональда, спустился по Неману; Чичагов и Платов преследовали Мюрата; затем адмирал был направлен к Торну. Наконец 9 января Александр и Кутузов достигли Немана. Перед переходом границы русский император обратился к своим войскам с прокламацией, полной образов, сравнений и хвалебных слов, которых зима заслуживала больше, чем его армия.
Глава XI
Русские достигли Вислы не ранее 22 января. Во время их медлительного марша, с 3 по 11 января, Мюрат находился в Эльбинге. В этой экстремальной ситуации король колебался, не зная, какой план принять; он то питал большие надежды, то впадал в состояние смятения.
Он бежал из Кёнигсберга в состоянии морального упадка, однако задержки в наступлении русских и соединение частей Макдональда с силами Эделе и Кавиньяка, удвоившее численность его армии, возбудили в нем надежды; они были напрасными. Днем раньше он думал, что всё потеряно, теперь он хотел возобновить наступление и немедленно его начал; он склонен был всё время менять решения. Он намерен был идти вперед, но на следующий день собрался бежать до Познани.
Последнее решение было небезосновательным. Сбор армии на Висле оказался чистой иллюзией: в Старой гвардии осталось не более 500 боеспособных солдат, в Молодой гвардии едва ли были таковые; численность 1-го корпуса теперь составляла 1800 солдат, 2-го — 1000, 3-го — 1600, 4-го — 1700. Большинство этих воинов, остатки 600-тысячной армии, едва могли держать в руках оружие.
В этом состоянии бессилия, когда два крыла армии от нее отделились, а Австрия и Пруссия нас покинули, Польша стала нашей западней. С другой стороны, Наполеон, который никогда не соглашался на какие-либо уступки, намерен был оборонять Данциг; нужно было стянуть туда боеспособные силы.
Скажем откровенно, когда Мюрат в Эльбинге произносил речи о воссоздании армии и даже мечтал о победах, то он увидел, что большинство командиров физически истощены и сильно раздражены. Дух поражения, заставляющий всего бояться и с готовностью верить во всё, что внушает страх, проник в их сердца. Несколько военачальников тревожились о своем звании, ранге и волновались по поводу имений, приобретенных ими в покоренных странах. Большая часть думала лишь о том, чтобы пересечь Рейн.