История раннего периода буддизма и бона в Тибете
Шрифт:
Современные тибетские ученые обнаружили, что еще до этого в Шанг-Шунге была письменность и что она послужила прототипом для тибетских прописных букв. Однако письменность Шанг-Шунга тоже происходила от хотанского алфавита.
Сонгцен Гампо намеренно использовал новую письменность для перевода с санскрита буддийских текстов, попавших в Ярлунг двумя столетиями ранее в качестве подарка из Индии. Однако в то время в основном занимались переводами текстов по китайской астрологии, а также китайских и индийских текстов по медицине, и даже эта работа была весьма ограниченной. В первую очередь император использовал письменность, чтобы посылать секретные военные сообщения своим полевым генералам. Это согласовывалось с традицией Шанг-Шунга использовать для подобных целей закодированные письменные сообщения (тиб. lde'u).
Так
Одна из фракций тибетского императорского двора была настроена против того, что Сонгцен Гампо покровительствовал буддизму и доверял ему. Несомненно, эта фракция стояла за решением не строить главный буддийский храм ни в имперской столице, ни даже в долине Ярлунг. Позже тибетские историки назвали их сторонниками религии бон. На протяжении более чем столетия, включая время визита мусульманского учителя аль-Салита, они оказывали решительное сопротивление имперской политике. Неудачу мусульманского духовного лица в Тибете необходимо понимать в этом контексте. Кем были эти последователи «бона», противостоявшие буддизму и, несомненно, ответственные за холодный прием, впоследствии оказанный исламу? И каковы были причины их враждебности?
Согласно тибетским ученым слово бон означает заклинание, применявшееся для того, чтобы управлять духовными силами, и относящееся к системе из двенадцати частей, включающей предсказание, астрологию, ритуалы исцеления и медицину с использованием лекарственных растений.
До конца XI века бон не был организованной религией. Согласно некоторым ученым тибетское слово бон в то время еще не использовалось для обозначения добуддийской местной системы верований и ритуалов, которые включали четыре традиционных искусства: предсказание, астрологию, ритуалы исцеления и медицину с использованием лекарственных растений. Это название применялось только к одной из фракций императорского двора. Хотя эта «бонская» фракция включала некоторых жрецов (тиб. gshen) местной традиции и некоторых связанных с ними знатных людей, определяющей характеристикой этой группы была не религия, а ее политическая позиция. Последователи местных традиций предсказаний и прочего были как при дворе, так и вне его и включали самого императора, но их не называли «сторонниками бона». При дворе была «бонская» знать, которая не обязательно полагалась на эти четыре традиционных искусства. Даже не каждый жрец местной традиции был частью этой фракции. Например, при дворе были жрецы, совершавшие ритуалы поддержки имперского культа, и после смерти императора они могли проводить традиционные императорские погребальные обряды. Жрецы, не служившие при дворе, занимались предсказаниями или совершали ритуалы излечения, чтобы одолеть вредоносных духов. Никто из них не считался «представителем бона».
«Бонская» группа, таким образом, была ограничена антиимперской, консервативной и прежде всего ксенофобски настроенной фракцией движимых личными интересами партий двора. Это была оппозиционная фракция, борющаяся за власть. Будучи настроены против императора, они естественным образом выступали против всего, что могло укрепить императорскую власть, особенно когда это касалось иностранных изобретений. Таким образом, враждебность этой фракции к иностранным ритуалам и верованиям была не просто проявлением религиозной нетерпимости, как позже это пытались объяснить тибетские буддийские историки. Хотя эта фракция могла использовать религию, чтобы обосновать свою антибуддийскую позицию – например, говоря, что буддийское присутствие вызовет гнев традиционных богов и принесет бедствие, – это не означает, что она непременно поддерживала всю местную религиозную традицию. В конце концов, жрецы, совершавшие местные ритуалы в поддержку императора, не входили в «бонскую» фракцию.
Антибуддийское настроение так называемой «бонской» фракции также не являлось свидетельством мятежа со стороны Шанг-Шунга. Местные жрецы и поддерживающая их аристократия, составлявшие оппозицию, несомненно, были выходцами из центрального Тибета, а не из Шанг-Шунга. Последний был завоеванной территорией, а не интегрированным районом империи. Маловероятно, что лидеры этой страны могли быть заслуживающими доверия представителями императорского двора.
Коротко говоря, так называемая антибуддийская «бонская» фракция, которая позже содействовала неудаче мусульманского священнослужителя,
Правление следующих двух тибетских императоров
Дурное предчувствие ксенофобски настроенной фракции тибетского двора оправдалось, когда в первые годы правления следующего императора Мангсонга Мангцена (Mang-srong mang-btsan, годы правления 649 – 676) в Тибет вторглись войска Китая династии Тан. Войска ханьского Китая дошли до Расы и нанесли серьезный ущерб, пока наконец не были разбиты.
На протяжении всего периода своего правления Мангсонг Мангцен находился под влиянием могущественного министра из другой фракции, желавшего дальнейшего расширения империи. Этот министр завоевал Тогон – буддийское царство, располагавшееся к северо-востоку от Тибета, в котором следовали хотанскому стилю буддизма, и Кашгар, также находившийся под влиянием хотанской культуры. В 670 году он завоевал сам Хотан и обрел власть над остальными оазисными государствами Таримской впадины кроме Турфана. Хотанский царь бежал к императорскому двору династии Тан, где китайский император предложил ему поддержку, похвалив за сопротивление тибетцам.
Согласно хотанским хроникам во время завоевания этого оазисного государства тибетцы причинили большой ущерб, включавший разрушение буддийских монастырей и святынь. Тем не менее, вскоре они раскаялись в своих действиях и проявили значительный интерес к буддийской вере. Между тем, это ханжеское описание могло быть интерполяцией модели царя Ашоки, разрушившего много буддийских храмов и памятников до того, как он раскаялся и принял буддизм. Как бы там ни было, именно с этого момента некоторые западные ученые ведут отсчет более серьезной вовлеченности Тибета в буддизм. Если бы к тому моменту буддизм упрочился в Тибете, тибетцы бы почитали, а не разоряли хотанские монастыри.
Переняв хотанский стиль толкования буддийских технических терминов через этимологию каждого слога, тибетцы начали выборочно ввозить и переводить хотанские буддийские тексты. Культурный контакт осуществлялся в обе стороны, поскольку ученые также переводили на хотанский индийские медицинские тексты, которые ранее были переведены на тибетский с санскрита. Из-за того что императорский двор устанавливал настолько серьезные связи с иноземцами, опасения ксенофобски настроенной оппозиции в очередной раз стали расти.
Борьба за власть между следующим тибетским императором Три Дусонгом Мангдже (Khri 'Dus-srong mang-rje, годы правления 677 – 704) и кланом предыдущего министра серьезно ослабила двор Ярлунга. Тибет потерял военную и политическую власть над государствами Таримской впадины, хотя и поддерживал свое культурное присутствие в южных государствах. Однако тибетский император по-прежнему был амбициозен. В 703 году Тибет заключил союз с восточными тюрками против Китая династии Тан.
Правление императриц
В этот период китайская императрица У (Wu, годы правления 684 – 705), объявив себя Майтрейей, грядущим Буддой, возглавила переворот, результатом которого стало свержение династии Тан. Тибетская царица-мать Трима Ло (Khri-ma Lod), мать императора Три Дусонга Мангдже, происходила из могущественного клана с северо-востока Тибета, который не только симпатизировал хотанскому буддизму благодаря влиянию Тогона, но также имел близкие связи с Китаем династии Тан. Она вела переписку с императрицей У, и когда в 704 году умер ее сын – тибетский император, свергла своего собственного внука и правила в качестве вдовствующей императрицы до своей смерти в 712 году. Она условилась с императрицей У, что принцесса из ханьского Китая, Джинченг (Chinch'eng), приедет в Тибет в качестве невесты для ее великого внука Ме Агцома (Mes ag-tshoms), также известного как Три Децугтен (Khri lDe-gtsug-brtan), который в то время был еще младенцем. Принцесса Джинченг искренне следовала буддизму и привезла с собой в Тибет монаха из ханьского Китая, чтобы тот учил ее придворных дам.