История религии (Том 4)
Шрифт:
Тюремщики, исполнявшие свою должность по избранию, сняли с осужденного цепи. Сократ довольно улыбнулся и стал растирать затекшие ноги. Подавленные ученики молчали. Они никак не могли заставить себя поверить, что это конец. "Сидя подле него,- говорит очевидец казни,- я испытывал удивительное чувство. Я был свидетелем кончины близкого друга, а между тем жалости к нему не ощущал - он казался мне счастливцем... я видел поступки и слышал речи счастливого человека! До того бесстрашно и благородно он умирал, что у меня даже являлась мысль, будто и в Аид он отходит не без божественного предопределения и там, в Аиде, будет блаженнее, чем кто-либо иной".
Последние часы Сократа скрасила привычная дружеская беседа. Разговор, разумеется, касался посмертной судьбы человека, но то, что мы находим в "Федоне", скорее уже выражает воззрения Платона.
Несомненно одно: вера в Провидение не покидала Сократа, и в эти предсмертные минуты она восторжествовала над естественным человеческим страхом смерти.
Тюремный сторож пытался заставить мудреца молчать: он знал, что возбуждение может помешать яду и его придется приниматъ несколько раз. Но Сократ отмахнулся; он готов два и три раза пить яд, но не откажет себе в удовольствии еще раз поговорить с друзьями.
Незаметно пролетели часы. Наконец Критон робко спросил:
– А как нам тебя похоронить?
– Как угодно, если, конечно, сумеете меня схватить и я не убегу от вас.
Он засмеялся: неужели Критон может думать, что окоченелый труп, который они скоро увидят, будет тем самьм Сократом, который учил их мыслить? Не следует так легкомысленно бросаться неточными выражениями.
Потом Сократ вышел, чтобы совершить омовение: ему хотелось избавить от хлопот тех, кто будет его хоронить.
"И мы ждали,- вспоминает его ученик,- переговариваясь и раздумывая о том, что услышали, но все снова возвращались к мысли, какая постигла нас беда: мы словно лишались отца и на всю жизнь оставались сиротами".
По возвращении Сократа к нему еще раз пустили Ксантиппу, но он, простившись с ней, пожелал остаться только в окружении друзей.
Наступил вечер. Перед заходом солнца в камеру вошел служитель, смущенный и печальный. Он сказал, что никогда не видел такого кроткого и спокойного узника, и выразил надежду, что Сократ не винит его: "Итак, прощай и постарайся как можно легче перенести неизбежное". Заливаясь слезами, он пошел к выходу. "Прощай и ты,- ответил тронутый сочувствием Сократ, а потом добавил, обращаясь к ученикам:- Какой обходительный человек! Он все это время навещал меня, а иногда и беседовал со мною, просто замечательный человек! Вот и теперь, как искренне он меня оплакивает. Однако ж, Критон, послушаемся его - пусть принесут яд, если уже стерли. А если нет, пусть сотрут".
Но Критон цеплялся за каждую минуту, словно смерть ждала его самого. Видя замешательство, Сократ твердо сказал, что эти отсрочки смешны: "Не спорь со мною и делай, как я говорю".
Принесли чашу с цикутой. Деловым тоном Сократ обратился к палачу:
– Вот и прекрасно, любезный. Ты со всем этим знаком - что же мне надо делать?
– Да ничего,- ответил тот,- просто выпей и ходи до тех пор, пока не появится тяжесть в ногах, а тогда ляг. Оно подействует само.
Было что-то отвратительное в этих прозаических советах исполнителя казни, но старец, не дрогнув, не изменившись в лице, принял из его рук чашу. Можно совершить этим питьем возлияние богам? Нет? Яда приготовлено лишь необходимое количество? Но помолиться, конечно, можно, чтобы "переселение" совершилось благополучно...
И со словами: "Об этом я и молю, и да будет так",- Сократ неторопливо осушил кубок.
Тут ученики уже не в силах были сдержаться и заплакали, а один из юношей так громко рыдал, что Сократ воскликнул: "Ну что вы, что вы, чудаки! Я для того главным образом и отослал отсюда женщин, чтобы они не устроили подобного бесчинства,- ведь меня учили, что умирать должно в благоговейном молчании. Тише, сдержите себя!"
Все постарались взять себя в руки, а Сократ стал прохаживаться по камере. Когда ноги отяжелели, он лег и покрылся плащом. Тело его постепенно теряло чувствительность, но он по-прежнему оставался невозмутимым. Вдруг он откинул плащ и обернулся к Критону: "Критон, мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте"...
Это были последние слова Сократа.
Петуха приносили в дар богу Асклепию по выздоровлении; очевидно, умирающий хотел сказать этим, что считает свою гибель выздоровлением для лучшей жизни в вечности.
Так закончил свой долгий жизненный путь этот удивительный человек, неутомимый искатель истины. Он уверовал в разум, но с улыбкой встретить смерть помогло ему нечто более глубокое, нежели логика,- его доверие к благости высшего Начала. Принимая яд, он не знал, что ожидает его за гробом, но до конца предался небесной воле. Это и было источником его мужества и спокойной радости, которые так поразили учеников. Не случайно Отцы Церкви причислили Сократа к "христианам до Христа" (22).
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава восемнадцатая
СМЕРТЬ МУДРЕЦА
1. Платон. Апология, 24 b, с.
2. К характеристике Анита см.: Платон. Менон, 91 cл.
3. Ксенофонт. Воспоминания, 4, 8, 5.
4. Там же, 4, 8, 9.
5. Платон. Алология, 17 а.
6. Там же, 18 с, d.
7. Там же, 19 а.
8. Там же, 19 d.
9. Там же, 20 с.
10. Там же, 23 с, d.
11. Там же, 24-25.
12. Тамже, 26 с, е.
13. Там же, 28 е.
14. Там же, 29 d - 30 с.
15. Там же, 30 d.
16. Там же, 36, b, с, d.
17. Там же, 39 b, с.
18. Там же, 41 d - 42.
19. Ксенофонт. Апология, 28-29.
20. Платон. Критон, 43,54. Женщина, которую видел во сне Сократ, произнесла строку из "Илиады": "В третий день, без сомнения, Фтии достигнешь холмистой" (Илиада, IX, 363), где Гомер разумеет Фтию, родину Ахилла.
21. Описание смерти Сократа основано на диалоге Платона "Федон".
22. См.: А. Гарнак. Взгляд на Сократа церковных писателей первых веков.
– "Вера и Разум", 1905, Э 18, с. 209.
Часть V
ПЛАТОН
Глава девятнадцатая
"ГОДЫ СТРАНСТВИЙ" ПЛАТОНА
Афины, Мегары, Египет, Сицилия, 399-387 гг.
Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами
Только тени, только отблеск
От незримого очами?
Вл. Соловьев
Подобно Акрополю, царящему над Афинами, возвышается над миром античной мысли здание философии Платона. Значение ее выходит далеко за пределы древности. Современный философ Альфред Уайтхед даже утверждал, будто все значительные идеи Запада являются лишь "рядом подстрочных примечаний к Платону". Сказано, конечно, слишком сильно, но известной правоты этих слов отрицать нельзя. Трудно перечислить всех мыслителей от Аристотеля, Плотина и Отцов Церкви вплоть до наших дней, которые так или иначе испытали на себе влияние Платона. Даже материалисты не могут не ценить его "конструктивно-логические принципы, проповедь самоотверженного служения идее, пафос мировой гармонии, принципиальный антисистематизм и антидогматизм, беспокойный драматический диалог" (1). Они даже причисляют Платона к "учителям человечества" (2).