История России в современной зарубежной науке, часть 2

Данная книга представляет собой продолжение, вторую часть, сборника обзоров и рефератов «История России в зарубежной науке». Эта область исторических исследований находится ныне в турбулентном, взвихренном состоянии, порожденном процессами, происходящими и в самой науке, и вне ее.

Наиболее характерная черта такого состояния – своего рода метанойя, стремительное переосмысление многих сложившихся на Западе представлений о российской истории. Трансформации и переоценки прежних теорий и воззрений происходят на основе изучения новых источников и использования современных методов исследования, необычайного расширения тематики работ, обращения ученых практически ко всем периодам российской истории.

Разумеется, в сравнительно небольшой

Развитие современного россиеведения определяется концептом культурной истории. Это отражают и реферативно-аналитические материалы, включенные в первую часть сборника, и в настоящую, вторую его часть.

В открывающей это издание работе о России в европейском контексте 1789–1914 гг. культурно-исторический подход исследователей к изучению прошлого нашей страны также проявляется вполне отчетливо, особенно в новейшей интерпретации С. Рэбоу-Эдлинг славянофильства как течения, синтезирующего российскую и западноевропейскую культуры.

Следующий реферат – об эпохе Наполеона и Александра I – весь, в сущности, о трудностях и успехах в развитии контактов между европейской и российской культурами того времени.

В реферируемом сборнике о проблемах и перспективах поздне-имперской России, даже в статьи, казалось бы, посвященные чисто политическим и социальным проблемам, «вторгается» культурная история, например в работу Д. Муна «Крестьяне в позднеимперский период», не говоря уж о публикации, где эта история властвует безраздельно, – о связи культуры и развития гражданского общества.

И в обзоре о политике России в польском вопросе в 1914– 1917 гг. проблемы войны, мира тесно связаны с решением «национального вопроса», которое в свою очередь не мыслилось поляками без решения комплекса проблем в сфере культуры, образования и языка.

Из реферата о российской периферии – колонизации окраин в истории Евразии – следует, что под влиянием «лингвистического поворота», «новой социальной истории», «новой культурной истории», «новой истории империи» исследования русской колонизации значительно обогатились методологически. В частности, контактная зона «русского фронтира», воспринимавшаяся ранее исключительно одномерно, с точки зрения правительства, в новых зарубежных исследованиях превратилась в мультикультурную зону взаимодействия между русскими и нерусскими, «пришлыми» и «туземцами», а изучение колонизационной политики уступает место интересу к политической культуре колонизации.

В обзоре об этнолого-антропологических проблемах российской истории в современных исследованиях сделан акцент на тех подходах, которые не получили развития в отечественной этнологии: неофрейдистском психоанализе этнического самосознания русских, «психогеографическом» подходе к историческому изучению «ментальных карт», историко-культурологическом исследовании этнических идентичностей, политическом анализе концепции расы. Выделен также переход от «традиций» к «новой» истории России, который прослеживается в исследованиях по сибиреведению, истории российской этнологии.

В обзоре о религии и церкви в жизни русской женщины (X – начало XX в.) показано, что в 1990-е годы в связи с выдвижением в русистике на передний план культурной парадигмы произошел серьезный сдвиг в анализе этой проблематики: идет бурное развитие исследований религии и активно вводится категория гендера, значительно обогатившая социальную историю. В зарубежных работах о женской религиозности гендерная проблематика сплетается с социальной, культурной и политической историей.

Современные тенденции в исследовании религии императорской России отразил и реферат книги о религии и духовности в России Нового времени. Ее авторы рассматривают взаимоотношения религии с современностью. Они ставят под вопрос такие привычные утверждения, как упадок православной церкви в последние десятилетия существования царского режима, пропасть между сакральным и светским, несовместимость религиозности с модерностью. Важными чертами эпохи модерности наряду с индустриализацией, урбанизацией, социальной трансформацией, политической революцией начала XX в. были также интеллектуальные и духовные искания в области религии и веры, массовые религиозные паломничества, борьба за свободу совести, распространение мистицизма в литературе и искусстве, возникновение новой традиции религиозной философии и т.д.

Завершается сборник обзором о культуре императорской России в англоязычной историографии. Хотя русская культура достаточно высоко ценилась на Западе, однако долгое время она считалась чем-то второстепенным, и ведущее место в историографии традиционно занимали политика и экономика. С приходом «новой культурной истории» положение начало меняться. В исторической русистике изучение культуры выдвинулось на первый план. В обзоре показан методологический плюрализм современной зарубежной историографии культуры императорской России и подчеркнуто, что многое в таких исследованиях зависит от профессионализма, эрудиции и творческого потенциала историка.

Авторы сборника выражают надежду, что обе части «Истории России в зарубежной науке» послужат этим достойным качествам исследователей – научным сотрудникам, преподавателям и студентам высшей школы.

Сборник статей «Россия в европейском контексте, 1789– 1914 гг.: Член семьи» под редакцией С. Маккефри (ун-т Северной Каролины, Уилмингтон) и М. Меланкона (Обернский ун-т, США) представляет собою обзор истории русского общества и экономики. Выбор хронологических рамок обусловлен тем, что именно в этот период проблемы национальной идентичности, прогресса, отсталости и ее преодоления приобрели особую остроту – не только в России, но и в других европейских государствах. Сборник состоит из введения и одиннадцати статей, объединенных в две части, посвященные, соответственно, экономическим и социальным вопросам. Российская жизнь в XIX в. рассматривается на фоне истории европейских стран и в сравнении с ними.

Во введении, написанном редакторами сборника, обосновывается общая концепция, которой придерживается авторский коллектив. Маккефри и Меланкон, в частности, критикуют принятое в научной литературе жесткое противопоставление «отсталой» России «передовой» Европе, отмечая, что в действительности ситуация была гораздо сложнее. Сами понятия Западной и Восточной Европы в их современном (т.е. скорее культурном, нежели географическом) значении возникли в период «холодной войны». В XIX в., напротив, общеевропейская идентичность только начинала формироваться. Тогда европейская цивилизация, по мнению авторов, отличалась гораздо большим многообразием своего развития, чем в настоящее время, так что чрезмерные обобщения, основанные на опыте одной-двух стран, лишь затушевывают это обстоятельство. «В европейской истории, – утверждают Маккефри и Меланкон, – уникальность не уникальна» (с. 8). Не были уникальными и рассуждения русских мыслителей XIX в. об особенностях исторического развития России: европейских современников также волновала проблема собственной идентичности. К тому же, для образованных европейцев в те годы многочисленные архаичные явления в жизни их стран были примером отсталости в не меньшей степени, чем аналогичные реалии в России. Образованные русские, со своей стороны, считали свою родину европейским государством, несмотря на разного рода оговорки. Исходя из всего этого, авторы сборника попытались отказаться от традиционного в литературе разделения европейских стран XIX в. (включая Россию) на «передовые» и «отсталые» и взглянуть на историю той эпохи с точки зрения современников, для которых Европа вместе с Россией составляла единое целое. Но при том каждая страна имела свои особенности и развивалась в соответствии с собственным географическим положением и культурными традициями, по-своему преодолевая собственную отсталость.