История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008). Том III
Шрифт:
Образовались очень популярные и профессиональные группы, такие как «Песняры», «Самоцветы», «Синяя птица», «Поющие гитары», «Цветы», «Машина времени» и ряд других, творчество которых и по сей день вызывает восторг у слушателей. Однако коммунистическая идеология не раз добиралась и до эстрады. Так, например, певцу Валерию Ободзинскому было запрещено петь в РСФСР, и он вынужден был гастролировать по союзным республикам. Такая же судьба постигла и Юрия Антонова, внезапно «исчезнувшего» с эстрады в середине 80-х гг. из-за конфликта на концерте с нагло ведущими себя партийными функционерами. Но, несмотря ни на что, именно в те годы были заложены основы современной эстрады.
Оживление происходит даже и на том фронте, на котором, казалось бы, власть одерживала свою победу – на фронте философии. Пятый том Философской энциклопедии (1970 г.) невозможно было купить, настолько свежими, яркими и точными формулировками описывалось философское наследие русских мыслителей, чьи фамилии пришлись на последние буквы русского алфавита – Владимир Соловьев, князья Сергей и Евгений Трубецкие, Семен Франк, Николай Федоров, священник Павел Флоренский и др.
Если в середине 1960-х гг. том дореволюционного издания Владимира Соловьева стоил у букинистов копейки, то к середине 1970-х гг. книгу Флоренского «Столп и Утверждение Истины» можно было купить с рук не дешевле чем за месячную зарплату инженера. Появился спрос, а значит и предложение. Теперь уже не для единиц, как в начале 1960-х, а для многих и многих самым ценным подарком, привезенным из-за рубежа, становятся не тряпки и не бутылки с алкоголем, а тайно доставленные издания В. Розанова, Н. Лосского, протоиерея С. Булгакова, Н. Бердяева, протоиерея В. Зеньковского.
Это движение коснулось даже наиболее подцензурной части литературы – изданий Московской патриархии. В издававшихся мизерным тиражом и не поступавших в открытый библиотечный доступ «Богословских трудах» печатаются переводы с английского и французского современных богословов эмиграции – архиепископа Василия Кривошеина, Владимира Николаевича Лосского, архиепископа (позднее – митрополита) Антония Блума, протоиерея Иоанна Мейендорфа. В двух выпусках «Богословских трудов» в начале 70-х гг. печатаются труды отца Павла Флоренского, убитого в ленинградском НКВД в декабре 1937 г. Их произведения также копируются, переписываются и распространяются в сотнях экземпляров среди интеллигентной молодежи, начинающей интересоваться христианством.
На смену пожелтевшим страничкам папиросной бумаги со стихами Ахматовой и Гумилева во многих и многих частных библиотеках появлялись и привезенные из-за рубежа книги запрещенных ранее писателей и мыслителей, и изящно переплетенные ксерокопии их трудов. Понемногу начинала возрождаться и Церковь, разумеется, не административная структура её, по рукам и ногам скованная советской властью, а жизнь прихода. В 1950-е и даже в начале 1960-х гг. столичные храмы заполнялись стариками и пожилыми людьми и немногочисленными детьми, а молодежь и среднее поколение отсутствовали практически полностью. Ситуация начала меняться примерно с 1967–1968 гг., после публикаций стихов из романа Пастернака, «Мастера и Маргариты» Булгакова и не опубликованного в печати, но получившего широкую известность рассказа Солженицына «Пасхальный крестный ход».
Человека тянуло в храм сначала «от противного», от городской суеты, от разгульной жизни, от циничной лжи на собраниях и на работе, от одиночества; его могла захватить красота церковной живописи или музыки, этическое начало веры, но раз попав в храм, он уже оставался в нем, иногда как прихожанин, а порой, пройдя сквозь ряд мытарств и унижений, и как священнослужитель. В стенах храма, в строе древнего богослужения многие русские интеллигенты нашли тогда, казалось бы, потерянную навсегда настоящую Россию. Вне стен шла советская жизнь, внутри храма, как им казалось, продолжается та Россия, в которой жили Пушкин и Толстой, Хомяков и Владимир Соловьев, Нестеров и Васнецов.
В прогремевшем на всю страну письме IV Всесоюзному съезду Союза советских писателей (6 мая 1967 г.) Солженицын отстаивал право писателя «высказывать опережающие суждения о нравственной жизни человека и общества». Год спустя, в 1968 г., вся думающая Россия читала в самиздате трактат академика Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». В начале 1970-х гг. стала известна вызванная этим трактатом статья Солженицына «На возврате дыхания и сознания». И точно – русское общество на родине впервые с 1920-х гг. начинало свободно дышать и сознавать себя.
Статья Сахарова, названная Солженицыным «бесстрашным выступлением» и «крупным событием новейшей русской истории», вызвала огромный резонанс благодаря авторитету создателя водородной бомбы, трижды Героя Социалистического Труда, впервые за десятилетия подвергшего критике многие устои советской жизни, казавшиеся незыблемыми. Но не меньшее значение для формирования национального самосознания русского человека 1970-х гг. имела и работа самого Солженицына. Вдохновляющим и одновременно взывающим к трезвости и ответственности было его «опережающее суждение»: «обратный переход, ожидающий скоро нашу страну, – возврат сознания и дыхания, переход от молчания к свободной речи».
Едва ли не самым «опережающим суждением» Солженицына оказалось то, где он спорил с идеей Сахарова относительно конвергенции двух противостоящих друг другу систем: «В решении нравственных задач человечества перспектива конвергенции довольно безотрадна: два страдающих пороками общества, постепенно приближаясь и превращаясь из одного в другое, что может дать? – общество безнравственное в перекрёст». Разошлись Солженицын и Сахаров и в вопросе о значении тех движущих сил, на которые надеялся Сахаров, – «левые коммунисты-ленинцы» и «левые западники». Солженицын считал: «Были бы мы действительно духовно нищи и обречены, если бы лишь этими силами исчерпывалась сегодняшняя Россия». Сахаров, по мнению Солженицына, явно недооценивал национальное движение в мире, а сам Солженицын считал, что человечество «квантуется нациями не в меньшей степени, чем личностями» и в этом видел одно из «лучших богатств человечества».
Поддерживая призыв к интеллектуальной свободе, в которой Сахаров видел «ключ к прогрессивной перестройке государственной системы в интересах человечества в качестве некоторого идеала», провозглашавший «очень интеллигентное общемировое руководство», Солженицын указывал на недостатки западной демократии и задавал вопрос: «И если Россия веками привычно жила в авторитарных системах, а в демократической за 8 месяцев 1917 г. потерпела такое крушение, то, может быть, – я не утверждаю это, лишь спрашиваю, – может быть, следует признать, что эволюционное развитие нашей страны от одной авторитарной формы к другой будет для неё естественнее, плавней, безболезненней?»
В 1972–1973 гг. Солженицын пишет своё знаменитое воззвания «Жить не по лжи!». Текст его был окончательно готов к сентябрю 1973 г. После публикации «Архипелага ГУЛАГ» (январь 1974) этот текст был заложен в несколько тайных мест с уговором – в случае ареста автора через сутки пускать в печать. Так и сделали. 13 февраля 1974 г. текст был передан в самиздат и на Запад. Впервые воззвание «Жить не по лжи!» было опубликовано в Лондоне (Daily Express от 18 февраля 1974 г.) и вслед за тем многократно перепечатано в разных изданиях, на разных европейских языках. Оно было включено в самиздатовский сборник «Жить не по лжи», который в 1975 г. вышел и в Париже в YMCA-press.