История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I
Шрифт:
Свидетельство очевидца
«Вечером 17 октября по улицам (Петербурга. – Отв. ред.) мчался автомобиль. В нём стоял неизвестный, махал шляпой. „Конституция! Царь подписал конституцию!“ – задыхаясь от волнения, кричал он. Проходящий полицейский офицер остановился, снял шапку и перекрестился… Для меня лично, – продолжает барон Врангель, – 17 октября 1905 г. был самым светлым днём моей жизни. То, о чем я мечтал с ранней юности, свершилось… Появилась арена, на которой стала возможной легальная борьба. Казалось, что будущее людей впервые оказалось в их собственных руках». – Н. Е. Врангель. Воспоминания. От крепостного права до большевиков. М.: Новое литературное обозрение, 2003. – С. 322–323.
О сходных своих чувствах вспоминает и Николай Лосский, в то время – приват-доцент Санкт-Петербургского университета: «Вечером 17 октября я отправился в биологическую лабораторию П. Ф. Лесгафта
Но были и иные мнения:
Свидетельство очевидца
«Выбор лежал между удовлетворением всех требований революционеров или же объявлением им беспощадной войны, – размышлял другой современник 17 октября, шурин Государя Великий князь Александр Михайлович. – Было два исхода: или белый флаг капитуляции, или же победный взлёт императорского штандарта… Николай II отказался удовлетворить силы революции – крестьян и рабочих, но перестал быть самодержцем, который поклялся в свое время в Успенском соборе свято соблюдать права и обычаи предков. Интеллигенция получила, наконец, долгожданный парламент, а Русский Царь стал пародией на английского короля… Сын Императора Александра III соглашался разделить свою власть с бандой заговорщиков, политических убийц и тайных агентов департамента полиции. Это был конец! Конец династии, конец Империи! Прыжок через пропасть, сделанный тогда, освободил бы нас от агонии последующих двенадцати лет!» – Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. М.: Захаров, 1999. – С. 216–217.
Значение Манифеста было огромно: бесправные относительно государственной власти подданные Русского Царя превращались Манифестом в полноправных граждан, в согласии с которыми Император теперь только и может управлять Россией. Объективной же слабостью Манифеста была форма его принятия. Он не был дарован по доброй воле, по долгом и трезвом размышлении о нуждах страны и благе народа. Он тем более не сопровождался ни одним вздохом покаяния за все те тяготы и несчастия, которые и в последнее царствование и в предшествующие были совершены абсолютной монаршей властью, от ее имени. Напротив, до последней минуты Император Николай Александрович колебался – устроить ли небывалое кровопускание или «позволить» конституцию. И только мужество и порядочность Великого князя Николая Николаевича окончательно склонила весы монаршей воли к дарованию манифеста. Поэтому Манифест 17 октября был, как говорят юристы, ab initio vitiosum – «от начала порочен» – он был вырван силой, а проявивший безволие и бессилие монарх потерял последние остатки уважения в русском народе.
Государь же Николай Александрович не желал расставаться с абсолютной властью не из-за маниакальной любви к власти как таковой. Царским венцом он тяготился, но считал несение шапки Мономаха своим долгом перед Господом, отечеством и предками. А с момента рождения долгожданного сына Алексея (30 июля 1904 г.) не переставал мечтать видеть его своим преемником на престоле самодержцев Всероссийских. Абсолютная монархическая власть была для Николая II ценностью и святыней сама по себе.
Документ
«Ведь я придерживаюсь самодержавия не для своего удовольствия, я действую в этом духе только потому, что я убежден, что это нужно для России, а если бы для себя, я бы с удовольствием от всего этого отделался», – признался Николай II князю Петру Святополк-Мирскому 9 октября 1904 г.
Литература:
Российское законодательство X–XX веков. Т. 9. М., 1994.
О. Г. Малышева. Думская монархия. М., 2001.
1.2.6. Министерство графа С. Ю. Витте
После обнародования Манифеста 17 октября 1905 г. была начата
Воодушевленные уступками правительства, либералы, рассчитывая на массовые революционные выступления в стране, посчитали возможным говорить с новым премьером «с позиции силы». Их лидер П. Н. Милюков после обнародования Манифеста заявил: «Ничего не изменилось, борьба продолжается». На учредительном съезде Конституционно-демократической партии была сформирована делегация в составе Ф. Ф. Кокошкина, Ф. А. Головина и князя Г. Е. Львова для переговоров с Витте. Не отвергая просьбу премьера о поддержке, кадетская делегация поставила предварительным условием принятие правительством решения о созыве Учредительного собрания для выработки новой Конституции. Витте отклонил это требование. В результате ни один из крупных «общественников» не согласился войти в новый кабинет. Исключение составили князь Сергей Дмитриевич Урусов и Николай Николаевич Кутлер, получившие соответственно посты товарищей (заместителей) министра внутренних дел и земледелия. Сам Витте комментировал неудачу в переговорах с общественными деятелями так: «По-видимому, в то время перспектива получить бомбу или пулю никого не прельщала быть министром».
Не обращая внимания на отказ либеральной общественности от сотрудничества, Витте приступил к широким реформам: 22 октября восстановлена конституция Финляндии, 27 октября учреждено Министерство торговли и промышленности, 3 ноября отменены выкупные платежи за землю, которые крестьяне платили казне с Великой Реформы 1861 г., 24 ноября отменена предварительная цензура, 2 декабря разрешены забастовки «в предприятиях, имеющих общественное или государственное значение», 11 декабря утвержден новый избирательный закон, 4 марта 1906 г. – временные правила об обществах, союзах и публичных собраниях, разрешавшие общественно-политическую деятельность без предварительного одобрения властями.
С. Ю. Витте предложил Н. Н. Кутлеру разработать проект закона о принудительном выкупе части крупных землевладельческих имений с последующей раздачей земли крестьянам. Таким образом Витте думал осуществить вековую надежду крестьян, что Царь отдаст им помещичьи земли, и в результате заручиться поддержкой депутатов от крестьян в будущей Думе. Но сама возможность появления такого законопроекта вызвала ярость придворных вельмож, среди которых было немало крупных землевладельцев. Проект Кутлера даже не обсуждался официально, а в результате крестьянское большинство I Думы оказалось настроенным антиправительственно.
Кадеты не оставляли попыток повлиять на С. Ю. Витте: в ноябре очередной общероссийский съезд земских и городских деятелей сформировал для переговоров с премьером делегацию в составе С. А. Муромцева, И. И. Петрункевича и Ф. Ф. Кокошкина. Однако на этот раз Витте вообще отказался их принять.
Поскольку Манифест вырван был у Царя силой, а народ ещё не успокоился, революционеры продолжали давить на власть – вдруг еще что-нибудь да упадет в руки. После 17 октября волнения в стране не пошли на убыль, и ради воплощения принципов Манифеста и водворения гражданского спокойствия Витте пришлось расправиться с революционерами твердой рукой. 14 ноября вспыхнул матросский бунт в Севастополе, а затем восстали матросы 12 кораблей Черноморского флота во главе с «внепартийным социалистом» отставным капитаном второго ранга Петром Петровичем Шмидтом, объявившим себя командующим Черноморским флотом и поднявшим свой флаг на крейсере «Очаков». Через несколько часов восстание было подавлено верными правительству кораблями, зачинщики отправлены в штрафные роты, а четверо, в том числе и Шмидт, судимы и расстреляны 6 марта 1906 г. 26 ноября был арестован председатель Петербургского совета рабочих депутатов Носарь, а 3 декабря в здании Вольного экономического общества и весь Совет в составе 267 членов. Оставшиеся на свободе призвали рабочих к вооруженному восстанию и избрали новым председателем Льва Давыдовича Бронштейна (Троцкого). Он издал «финансовый манифест»: предлагал изымать деньги из банков и не платить налоги. Но на следующий день и новый состав Совета был арестован. Рабочие Петербурга на призыв к забастовкам ответили вяло, вклады брали немногие. Очевидна была усталость от смуты, желание вернуться к спокойной жизни.