История русской армии. Том первый

Михневич Николай Петрович

Около полудня показалась за рекой колонна войск Багратиона. Вначале Багратион хотел переправиться у Катани, где навел было и мост, но, узнав, что Наполеон уже миновал Корытню, снял мост и быстро двинулся по правому берегу Днепра к Смоленску. С высокого берега реки были видны все поле сражения и действия Раевского против французов; несмотря на утомительный ночной переход в 30 верст, войска просто бежали на помощь героям-товарищам. Наполеон, завидя наши войска, уже предвкушал давно желанный день — дать генеральное сражение русским — и радостно воскликнул: «Наконец русские в моих руках!»

Первой прибыла на подкрепление Раевскому 2-я кирасирская дивизия, которую он просил прислать, предполагая вести бой

на равнине; теперь же ей не было дела на поле сражения, и она была остановлена на правом берегу Днепра. В седьмом часу подошла 2-я гренадерская дивизия, но и она была задержана у моста, так как бой начинал затихать. Теперь Наполеон уже не торопился с развитием боя, а подтягивал к полю сражения свои войска, чтобы на следующий день нанести нам громовой удар.

Второй день — 5 (17) августа. Весь вечер 4 августа и в ночь на 5-е подходили французские корпуса, и к утру 5-го обнаружилось развертывание для боя всей армии Наполеона: на левом крыле у Днепра был 3-й корпус Нея; правее его, на дорогах Красненской и Мстиславской — 1-й корпус Даву; далее вправо — 5-й корпус Понятовского, а на самом правом крыле — кавалерия Мюрата. Гвардия составляла резерв за корпусом Даву. 4-й корпус вице-короля Евгения остался на Красненской дороге, между Корытней и Любной, на случай попытки русских переправиться через Днепр и атаковать французскую армию с тыла. 8-й корпусом Жюно, назначенный примкнуть к правому флангу, сбился с дороги и прибыл на поле сражения около 5 часов пополудни.

Армия французов развернулась полукружьем, упершись обоими флангами в Днепр.

К ночи с 4 на 5 августа обе наши армии тоже собрались у Петербургского предместья, под Смоленском. Все радовались, что избежали катастрофы, и поздравляли Раевского и Паскевича с одержанной ими победой и спасением Смоленска.

Причина успеха нашего 4 августа, конечно, зависела и от Наполеона, рассчитывавшего, как и под Витебском 16 июля, разгромить русских в генеральном сражении на следующий день, и в обоих случаях выпустившего наши армии из-под ударов. Гоняясь за предполагаемым огромным успехом, он упускал малый, но верный, подтвердив поговорку, что «лучшее есть враг хорошего».

После сосредоточения обеих наших армий под Смоленском предстояло решить: дать ли сражение Наполеону или же продолжать отступление внутрь страны. С болью в душе Багратион уступил Барклаю-де-Толли, настаивавшему на необходимости отступления, так как, по его мнению, сосредоточение всех сил Наполеона под Смоленском обрисовывает его намерение опередить нас в окрестностях Дорогобужа, дабы завладеть Московской дорогой. Поэтому было решено: 1) армии Багратиона отступить к Соловьевой переправе, оставив под Смоленском, за р. Колодней, арьергард князя Горчакова; 2) для прикрытия этого отступления армии Барклая занять одним корпусом Смоленском, а прочим оставаться на правом берегу Днепра, подле города.

Из письма Багратиона к Аракчееву мы увидим, что Барклай-де-Толли обманул своего товарища обещанием не уходить без нужды из-под Смоленска; сам же только об этом и думал.

Ночью с 4 на 5 августа начали приводить план Барклая в исполнение. В Смоленск назначили корпус Дохтурова, который в полночь сменил Раевского и усилен был дивизиями Неверовского и Коновницына, а также бригадой дивизии Колюбакина. Поутру 5 августа 1-я армия заняла высоты на правом берегу Днепра, а 2-я отошла за 12 верст по Московской дороге, отправив вперед разведку во все стороны.

Выступая, князь Багратион доносил государю: «Надеюсь, что военный министр, имея перед Смоленском всю 1-ю армию, удержит Смоленск, а я, в случае покушения неприятеля пройти далее, на Московскую дорогу, буду отражать его».

Корпус Дохтурова занял те же позиции, на которых накануне вел бой корпус Раевского: 24-я дивизия Лихачева стала на правом; 7-я Капцевича, на левом крыле; 3-я Коновницына в резерве; 27-я Неверовского в Раченском предместье. На правом берегу Днепра были выставлены сильные батареи для обстреливания во фланг неприятеля, когда он будет штурмовать город.

На заре Наполеон выехал в поле, ожидая выхода русской армии для генерального сражения, но со стороны Смоленска не было никакого движения, поэтому он разослал приказания для атаки города.

^{План сражения при Смоленске 5 августа}

С восьми часов утра послышались первые выстрелы, а к десяти слились в общую канонаду по всему фронту; передовая пехотная линия противника завязала живой стрелковый бой, и некоторые части даже врывались в предместья, но были опрокинуты назад; к двум часам неприятель даже отошел на пушечный выстрел; огонь затих.

Наполеон все еще льстил себя странной надеждой на то, что русские выйдут из Смоленска и примут сражение впереди города. Надежды его были разрушены донесением с правого фланга, что русские отступают по Московской дороге. Наполеон поскакал к Шеину-Острову. Здесь он сам убедился в движении князя Багратиона, и первой его мыслью было отрезать 2-ю армию от 1-й, для чего он приказал отыскать на Днепре поблизости брод для переправы войск; но найти брод не удалось, и тогда Наполеон решил овладеть Смоленском посредством фронтальной атаки.

В 4 часа пополудни все колонны одновременно двинулись в атаку: Ней — на Красненское предместье, Даву — на Мстиславское и Молоховские ворота, Понятовский атаковал Раченку и выставил батареи для обстреливания моста через Днепр. Часа два Дохтуров выдерживал натиск втрое сильнейшего противника в предместьях, но наконец был вынужден отойти в город; пехота заняла стены, артиллерия — бастионы; вне стены оставалось небольшое число стрелков. Батареи, выставленные нами на правом берегу Днепра, энергично обстреливали атакующего противника, который нес огромные потери. Наши, прикрытые стенами, несли меньший урон. Недаром в старину называли смоленские стены дорогим ожерельем России.

Главный натиск вел корпус Даву на Молоховские ворота, защищаемые дивизией Коновницына. Четырежды пришлось заменять наши четыре орудия, стоявшие у ворот. Сам Коновницын, раненный в руку, не перевязав раны, не выходил из боя. Барклай-де-Толли, следивший с противоположного берега за ходом ожесточенного боя, послал на подкрепление сражавшимся 2-ю дивизию принца Евгения Вюртембергского. Два полка были направлены к Раченке, а с четырьмя остальными принц пошел к Молоховским воротам. Здесь была крайняя нужда в поддержке; передовые части, бывшие впереди стены, в большом расстройстве отступали в город; протискиваясь сквозь толпы отступавших и массы раненых, под ядрами французов принц устремился вперед. Дохтуров, чтобы облегчить отступление, приказал принцу произвести вылазку и прогнать неприятеля, засевшего в ближайших к стене домах. Принц повел тотчас же 4-й егерский полк. Встреченный жестоким огнем, полк было заколебался, но увлеченный примером своего доблестного начальника, бросившегося вперед, полк ворвался в прикрытый путь и сильным батальным огнем остановил покушения неприятеля на ворота. На левом фланге, у Раченки, Неверовский со своей славной 27-й пехотной дивизией блестяще отбил все атаки поляков Понятовского. Ему много содействовала артиллерия 1-й армии, под управлением графа Кутайсова, и присланные на поддержку гвардейские егеря. Неоднократно кидались поляки к стенам, даже врывались в ворота небольшими группами, но уже не возвращались назад.