История русской армии. Том первый
Шрифт:
Еще до рассвета Край (Суворов, пуская его в направлении ложного удара, писал: «Совершенно полагаюсь на моего друга-героя.») повел удар, но, несмотря на смерть в пять часов ночи Жубера, еще к восьми утра успеха не достиг. Край несколько раз просил Багратиона начать выступление, но тот не трогался с места, ссылаясь на неполучение приказаний. Около девяти часов утра Суворов приказал Багратиону брать Нови, Милорадовичу поддерживать его, Краю возобновить удар на западное крыло неприятеля [51] .
51
Получая
Нови был занят тремя батальонами Гардана, а к западу от города стояла еще полубригада; в качестве поддержки выступали четыре батальона и шесть эскадронов.
Блестящими действиями — заставляя нас разбиваться о Нови, а затем делая вылазки — Гардан сдерживал Багратиона. Одно время грозила даже громадная опасность от вышедшего ему в бок Ватреня. Суворов ввел тогда третий уступ Дерфельдена. Но полного успеха все еще не было. Край вновь был потеснен с высот.
К часу дня оба противника, после 9-часового боя, были совершенно изнурены и нуждались в отдыхе. Затишье это, однако, было перед грозой, и от зоркого взгляда Суворова не ускользнуло, что победа уже у него в руках.
Он убедился, что у Нови находятся все силы французов, что теперь уже нечего опасаться за Тортону, и приказал Меласу обрушиться на восточное крыло неприятеля, а Розенбергу прибыть к Ривальте, т. е. вводился четвертый уступ, а пятый подводился к полю сражения. Но Мелас еще до приказания вслед за Дерфельденом направился вперед по обоим берегам Скривии. Это усердие Меласа объяснялось, однако, его коварными замыслами: он спешил продемонстрировать, как его тактика способствует развитию успеха, на что имел тайное указание гофкригсрата.
В четыре часа дня вдруг вновь разгорелся ожесточенный бой: Суворов возобновил удар всеми силами. Край по-прежнему шел на западное крыло французов, Дерфельден — на Нови и высоты к западу от него, Мелас — на высоты к востоку: двойной охват и отрез от путей отступления. Розенберг, нетронутый, еще в тылу, стоял уступом с востока.
Около шести часов вечера началось массовое отступление французов. Их западное крыло могло отступать только по дороге на Пастурану, где теснина была загромождена повозками и трупами лошадей, а тем временем австрийцы вышли почти в тыл Пастуране, когда русские неудержимо катились сюда с другой стороны. В это мгновение вся масса французских войск дрогнула, рассыпалась; пехота, артиллерия, кавалерия — все бросились опрометью через поля, овраги, рытвины, каждый искал спасения, как мог. Только часть войск Сен-Сира отступила в относительном порядке к Гави.
Наступление ночи спасло французов. Утомленные 16-часовым кровопролитным боем, союзники заночевали на поле сражения. Лишь Розенберг спешил на соединение: ему, со свежими силами, было приказано преследовать противника.
Победа была крупной, но доставшейся дорогой ценою — 8000 выбывших из строя. У французов — 6500 убитых и раненых, 4500 взяты в плен и до 2 тысяч самовольно бежали с поля боя, захвачены вся артиллерия (39 орудий), четыре знамени, весь обоз и парки.
Ночью Суворов отдал приказ о преследовании противника и движении на Ривьеру.
5-го Розенберг продолжал преследование, но вяло, путей отступления не отрезал. На следующий же день войска были остановлены совсем. Французы не были уничтожены, наши войска кипели негодованием. Что же тому причиной?
На другой день сражения Мелас доложил: продовольствия для горного похода нет, и мулы не заготовлены; гофкригсрат приказал выделить из войск Меласа 9 тысяч человек в Тоскану, и распоряжения об их выступлении уже сделаны, наконец, Кленау, направленному к Генуе, дан приказ идти обратно в Тоскану.
Скрепя сердце, Суворов временно отложил наступление на Ривьеру и собрал войска к северу от Нови, но судьба и на этот раз помешала движению к Генуе. 6-го он получил донесение, что австрийцы в горных проходах в тылу у него разбиты значительными силами и Шампионе готовится к наступлению. Когда же выяснилось, что из Швейцарии опасность не грозит, Суворов сам получил из Вены приказ двинуться в Швейцарию.
Из хода боя видно, что разновременность ударов Края и Багратиона была предумышленной: до часу дня Суворов ведет усиленную разведку, не предполагая еще наносить окончательного удара, но тесня французов на запад от Нови. Когда же соединенные удары Края, Багратиона и Милорадовича убедили Суворова, что перед ним все силы Жубера, он, притянув к себе Меласа, наносит удар противнику с востока и бьет его. Отсутствие же преследования противника — это уже «заслуга» перед Моро австрийского гофкригсрата.
В награду Суворову за Нови приходилось изыскивать что-либо необычайное. Император Павел приказал объявить в высочайшем приказе: «В благодарность подвигов князя Италийского, графа Суворова-Рымникского, гвардии и всем Российским войскам даже и в присутствии государя отдавать ему все воинские почести, подобно отдаваемым особе Его Императорскаго Величества».
Король Сардинский Карл Эмануэль за освобождение Пьемонта наградил Суворова званием фельдмаршала пьемонтских войск, гранда королевства Сардинского, с потомственным титулом принца и «брата» короля.
В Англии чеканили медали с изображением завоевателя Италии; в театрах пели оды в его честь; на торжественных обедах возглашали его здоровье вслед за тостом, адресованным королю.
Во Франции составлялись пари: за сколько времени дойдет он до Парижа.
Одна лишь Австрия держалась холодно, и в изобилии сыпались попреки гофкригсрата и выговоры императора.
Сражением при Нови закончился поход в Италии. Он является образцом высшего воинского искусства и примером проявления небывалой силы человеческого духа. Все задуманное приведено Суворовым в исполнение блистательно: три раза наносит он поражения сильному, искусному противнику и за несколько недель завоевывает обширную страну при условиях самых неблагоприятных. Происки и козни Венского кабинета тормозят все начинания полководца, зачастую расстраивают замыслы его, и надо удивляться, как и при таких условиях Суворов еще достигает содеянного. Невольно рождается вопрос: что мог бы сделать Суворов при полной его свободе?
Герб рода князя Италийского графа Суворова-Рымникского
Припомним еще раз, что Суворову было в то время 69 лет, что он впервые попал в совершенно новую обстановку, что войска на три четверти были иноземными, и что, наконец, даже русские войска были уже сильно тронуты новыми веяниями — Суворову даже приходилось переучивать их вновь. Но он преодолел все — невзирая на тяжести и невзгоды давал всем пример силы воли и телесной выносливости и по праву мог говорить: «Я был счастлив, потому что повелевал счастьем».