История Русской Церкви. Том 2. История Русской Церкви в период совершенной зависимости ее от константинопольского патриарха (988-1240)
Шрифт:
Следовательно, не должно подлежать ни малейшему сомнению, что первая, наибольшая часть Кормчей, обнимающая собою законы собственно церковные, вошла в Россию с самого основания Русской Церкви. Пастыри-греки, приходившие к нам из Византии при святом Владимире и Ярославе, конечно, приносили для руководства себе Номоканон Фотиев в подлиннике, как имевший уже самое обширное употребление по всему Востоку. Но тогда же для русских мог перейти к нам из Болгарии вместе с прочими церковными книгами и Номоканон Иоанна Схоластика, переведенный на славянский язык еще святым Мефодием и дополненный из других древних греческих сборников (синодиков), существовавших до Фотия; доказательством тому может служить древнейший рукописный памятник церковного канона в России, по письму относимый к XIII столетию, но по содержанию, составу и языку южнославянскому, несомненно восходящий к самому началу не только Русской, но и Болгарской Церкви (IX-Х вв.). Существование же церковных правил на славянском языке во дни великого князя Ярослава подтверждается прямым свидетельством новгородского инока Зиновия (XVI в.), который сам видел и читал списки этих правил того времени и называет их «правилами древняго перевода, переписанными при Ярославе князе, Владимирове сыне, и при епископе Иоакиме в начале Крещения нашея земли», также «правилами первых переводчиков, которыя прописаны быша в лето великаго Ярослава, сына Владимирова». Да и невероятно, чтобы Ярослав, который, по свидетельству преподобного Нестора, любя церковные уставы, «собра писцы многи и прекладаше от грек на славенское письмо, и списа книги многи, и списка», не позаботился о списании или даже о переводе с греческого церковных правил, необходимых для руководства верующим. По
Совсем другого рода вопрос: принял ли равноапостольный просветитель России вместе с церковными правилами и те гражданские постановления греческих государей на пользу Церкви, которые заимствованы преимущественно из закона Юстинианова и составляли вторую часть Номоканонов Схоластикова и Фотиева? Эти постановления можно подразделить на два класса: одни даны были только для подтверждения со стороны светской власти, охранения и применения к частнейшим случаям жизни канонов церковных и утверждали право внутреннего управления Церкви и суда над духовенством и вообще в ее собственной области; другие касались внешних отношений Церкви к государству и применительно к духу самой Церкви и потребностям граждан предоставляли ей некоторые новые права, не определенные ее канонами, распростирали ее власть в известных случаях и на мирских людей, подчиняя ее наблюдению и суду некоторые дела всех членов общества. Без сомнения, все эти законы правительства греческого, хотя утверждались как бы на одном и том же основании с канонами Церкви и выводились из самого духа ее, не могли быть обязательными для великого князя русского; он вправе был принять их и не принять, а заменить своими подобными, принять все или только некоторые. Но, во всяком случае, Владимиру необходимо было сказать что-нибудь определенное касательно настоящего предмета. Необходимо это было и для духовенства, для тех иерархов, которые, приходя к нам из Греции, должны же были знать, пользоваться ли им здесь своими прежними преимуществами, какие предоставлены были им законодательством греко-римским, и заведовать ли теми самыми делами и в России, какими заведовали они в Греции. Не менее необходимо это было и для судей наших гражданских, чтобы они научились, как смотреть на вновь явившееся в России сословие служителей веры Христовой, и не вмешивались в круг действий, принадлежавших новому ведомству церковному. Равноапостольный Владимир сам сознавал эту потребность и часто, по свидетельству почти современника, собираясь с епископами, советовался с ними, как установить закон среди людей, недавно познавших Бога. Мудрые советники, надобно полагать, объяснили князю, что греко-римские законы на пользу Церкви как примененные к состоянию совсем другого общества было бы бесполезно принять во всей целости для России, а что лучше на основании Номоканона сделать из них только извлечение и отчасти дополнить это извлечение соответственно потребностям вновь просвещенного святою верою народа русского. Так Владимир и поступил. На основании Номоканона по примеру греческих императоров он дал для Русской Церкви собственный устав, который можно назвать, с одной стороны, первым приложением к условиям жизни русской общего церковного, и в частности византийского законоположения, а с другой – первым опытом местного, самобытного церковного законодательства в России. Чтобы познакомиться ближе с этим драгоценным памятником священной старины, мы скажем I) предварительно о разных списках и содержании церковного устава Владимирова, II) потом о подлинности устава и III) наконец о значении его по отношению к древнему церковно-византийскому законодательству и к русской жизни.
1. Церковный устав Владимиров дошел до нас в многочисленных списках, которые, начинаясь с XIII, продолжаются до XVIII в. и весьма разнообразны, так что нельзя почти указать двух совершенно сходных между собою. Впрочем, при всем разнообразии этих списков, обращать внимание на самое существо устава, определяющее большее или меньшее пространство церковной власти и преимуществ, а не на предисловия, послесловия и вообще мысли вносные, все списки можно разделить на три фамилии, или редакции: краткую, среднюю и обширную.
Краткой нам известны три списка: № 1 по летописи, составленной, как догадываются, в начале XIII в.; № 2 по Кормчей 1493 г.; № 3 по Кормчей XV или XVI в. Все эти три списка имеют между собою небольшое различие.
Средней известны четыре списка: № 1 по Кормчей, скопированной с Кормчей XIII в. (1286); № 2 по приписке, сделанной к той же Кормчей в XVI в.: оба сходны между собою, кроме некоторых выражений и того, что в последнем недостает нескольких начальных строк ; № 3 по Кормчей XV или XVI в.; № 4 по Кормчей XVI или XVII в.: довольно различаясь от двух первых, сходны между собою почти до буквы.
Наконец, обширной редакции известны семь списков: № 1 по Кормчей XIII в. (ок. 1280 г.); № 2 по Кормчей XVI в.; № 3 по летописи XV в.; №4 по Сборнику XVI в.; №5 по Кормчей XVI в.; № 6 и № 7 по Кормчим XVII в. Все эти списки различаются между собою небольшими разноречиями, кроме второго.
Известен, правда, еще один список, который составляет собою четвертую, обширнейшую редакцию устава Владимирова, но так как этот список, по свидетельству его слога и содержания, несомненно составлен вновь в XVII в. при патриархах и есть не более как произвольное, витиеватое и по местам уродливое распространение того, что содержится в списках обширной редакции, то, не останавливаясь на нем, мы ограничимся рассмотрением только трех первых редакций, из которых каждая, по крайней мере одним из списков своих, восходит к XIII столетию, и покажем их общий состав и содержание, потом их особенности и отличия, наконец выразим свое мнение об их относительном достоинстве.
По всем трем редакциям устав Владимиров состоит из трех существенных частей: первая определяет княжеское жалованье для (соборной) церкви, вторая – пространство церковного суда по отношению ко всем христианам, третья – круг церковного ведомства, или церковных людей. В первой части великий князь Владимир говорит, что он создал церковь святой Богородицы в Киеве и дал этой церкви десятину по всей земле Русской («от всего княжа суда десятую векшю, из торгу десятую неделю, из домов на всяко лето от всякаго стада и от всякаго жита»). Во второй продолжает, что он на основании Номоканона «сгадал с своею княгинею Анною и с детьми, яко не подобает ни князю, ни боярам, ни судиям, ни детям его, ни всему роду судити судов церковных и вступатися в церковныя люди», что он «дал те суды митрополиту и епископу по всей земле Русской, где ни суть христиане», и действительно исчисляет самые суды церковные, или те преступления, в которых суду Церкви должны подлежать все христиане земли Русской. К таким преступлениям отнесены дела двоякого рода: 1) дела против веры и православной Церкви, именно: еретичество, волшебство и колдовство или уреканье (укоризна) в них; 2) дела семейные в обширном смысле, противные чистоте нравов: похищение жен, вступление в брак в запрещенных степенях родства и свойства, драка между мужем и женою об имении, обличенное прелюбодеяние, развод, укушение и побои родителям от детей и тяжбы о наследстве между детьми или братьями умершего. Наконец, в третьей части великий князь исчисляет церковных людей, составляющих круг церковного ведомства. Тут поименованы: 1) лица, служащие Церкви и принадлежащие к духовному сословию: игумен, поп, диакон, попадья и кто в клиросе (т. е. дьячок и пономарь), попович, чернец, черница (монастыри) и просвирница ; 2) лица, предоставленные только покровительству Церкви или получающие от нее содержание: слепец, хромец (больницы), задушный человек, т. е. раб, отпущенный господином на волю по духовному завещанию, и сторонник (гостиницы, странноприимницы). Об этих церковных людях замечено, что они во всех своих винах подлежат только суду митрополита или епископа. Вот общая, так сказать, основа всех известных списков устава Владимирова, то, в чем все они сходны между собою!
Обращаясь к особенностям каждой редакции, составляющим как бы отступления их от этой общей основы, мы должны сказать, что в списках краткой
В списках средней редакции в одних (№ 3 и 4) предисловия вовсе нет, а в других (№ 1 и 2) есть, и очень обширное. В нем после слов: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа» – великий князь излагает, что он отправлял послов во все страны для испытания вер, рассматривал разные законы вместе со своими боярами, обрел единую веру правдивую – христианскую, во время крещения своего внезапно исцелился от болезни, взял первого митрополита Михаила от патриарха (без имени) и от всего Собора, получил от этого митрополита подробное наставление в вере и благословение создать Десятинную церковь в Киеве. В первой части устава по одним спискам (№ 3 и 4) особенностей также нет, а по другим (№ 1 и2) есть: подробнее исчисляются виды десятины вместе с другими пожертвованиями великого князя Владимира на церкви и излагается вносная мысль о назначении десятин или вообще церковного богатства для нищих, больных, странников, вдовиц и проч. Во второй части уже по всем спискам есть особенности, и одни и те же: а) между преступлениями против веры и Церкви упоминаются еще святотатство, ограбление мертвых тел, повреждение могил, повреждение стен церковных, введение или внесение животных в церковь без большой нужды и другие неподобные дела в церкви; б) между преступлениями против семейных отношений и чистоты нравов: укоризна или обвинение в незаконном сожительстве, – и в) вся эта часть оканчивается словами Владимира: «Тии вси суди церкви дани суть; князю, и бояром, и судиам во те суды не уступатись: то все дал есмь по первых царех ряжению, по Вселенских великих святых седми Събор великих святитель; аще кто преобидит наш устав, какож уставиша святыи отцы, таковым непрощенем быта от закона Божиа, горе собе наследуют». Непосредственно после сего, как бы при переходе от второй части устава к третьей, по всем спискам предоставляется ведомству Церкви новый, особый род дел в следующих словах: «Еже искони уставлено ест и поручено ест святым епископом: городскии торговыи веси и всякиа мерила (№ 3 и 4: и спуды, и свесы, и ставила), – от Бога искони тако уставлено ест, епископу блюсти без пакости, ни умножити, ни умалити; за все то дати ему ответ в день суда, яко и о душах человеческих». Вслед за тем в третьей части а) в числе людей церковных стоят лечец, или врач, и прощеник, и б) после слов, что все эти люди подлежат в своих делах суду митрополита или епископа, прибавлено: «Аже будет обида (№3 и 4: речь) иному человеку с ним, то обчий суд», т. е., если церковные люди будут по какому-либо делу судиться с мирскими, то суд должен быть общий, совместный у начальства духовного и гражданского.
Наконец, списки обширной редакции имеют особенности или прибавления к общей основе устава и в предисловии, и в составных частях, и в послесловии. Особенности предисловия в этих списках почти те же самые, что и в списках краткой редакции, только вместо Михаила первым русским митрополитом называется здесь Леон, или Леонт, за исключением одного списка (№2). В первой части выражается мысль, что десятина пожалована великим князем Владимиром из всего княжения не на одну только церковь Десятинную в Киеве, но и вообще на соборные церкви по всей земле Русской. Во второй а) пред подробным исчислением церковных судов сделано замечание: «И своим тиуном приказываю церковнаго суда не обидити, ни судити без владычня наместника», и б) при исчислении самых судов к тем особенностям, какие мы видели в списках средней редакции, прибавлены еще другие, именно: аа) между делами против веры и Церкви подробнее означены виды волшебства и вновь помещены разные виды отправления языческих богослужебных обрядов; бб) между делами против семейных отношений и чистоты нравов поименованы: нанесение побоев снохою свекрови, защита мужа женою во время драки его с другим человеком, сопровождающаяся причинением вреда последнему, покинутие материю незаконнорожденного своего дитяти, противоестественные пороки; в) в заключении этой части не только повторено сказанное в списках средней редакции, но и присовокуплено: «А своим тиуном приказываю суда церковнаго не обидети и с суда давати 9 части князю, а десятая святей Церкви» – и подробно изображена за обиду суда церковного ответственность и в сей жизни, и в будущей. На переходе от второй части к третьей и здесь стоит статья о мерах и весах, поручаемых наблюдению епископов, как в списках средней редакции, выраженная почти теми же словами. В третьей части повторяются особенности средней редакции при исчислении людей церковных и отчасти краткой; отнесен только к ним здесь еще паломник (странник для богомолья); повторяется также замечание о суде общем, или сместном. Наконец, после третьей части в списках обширной редакции помещено еще следующее общее заключение устава: «Кто приступит си правила, якоже есмы управили по святых отец правилом и по первых царев управленью, кто имет переступити правила си, или дети мои, или правнучата, или в котором городе наместник, или тиун, или судья, а пообидят суд церковный, или кто иный, да будут проклята в сий век и в будущий семию Зборов святых отец Вселенских».
Если сравним теперь между собою списки всех трех редакций по их особенностям, то окажется, что краткая редакция имеет сходство только с обширною в предисловии и в третьей части, а с среднею не имеет никакого; средняя, отличаясь совершенно от краткой, имеет сходство с обширною в составных частях устава; наконец, обширная, сходствуя в разных отношениях и с краткою, и с среднею, отличается, однако ж, от них и в предисловии, и в составных частях, и по своему общему заключению. Если сравним между собою самые особенности, то их можно разделить на два класса: на существенные и несущественные. Существенные – те, которые касаются самого существа или составных частей устава о церковных судах и людях и прибавляют к общей основе нечто новое, чего не могло быть из нее выведено посредством умозаключения, расширяют пространство церковного ведомства и суда. Таковы в списках краткой редакции и в некоторых – обширной: а) причисление к церковным людям вдовицы и прикладника; в списках средней и обширной – б) целый ряд дел против Церкви: святотатство, ограбление мертвых тел, повреждение могил, повреждение стен церковных, введение животных в церковь и под.; в) статья о мерах и весах; г) закон о суде общем, или сместном; в списках одной обширной редакции: д) подчинение суду церковному тайного языческого богослужения; е) дела о неблагопристойной защите мужа женою, о покинутии материю незаконнорожденного младенца, о противоестественных пороках; ж) приказ тиунам давать с суда девять частей князю, а десятую – святой Церкви и з) причисление к церковным людям паломника. Несущественными особенностями можно назвать те, которые не касаются самих составных частей устава, не расширяют пределов церковного суда, не прибавляют к общей основе этих частей ничего нового, а только а) подробнее развивают то, что в ней находится, например подробнее исчисляют дела волшебства, виды семейных преступлений, людей церковных, принадлежащих к духовному сословию, и б) касаются предисловия устава, приложений или примечаний после той или другой части и заключения. Все такого рода особенности могли быть помещаемы или опускаемы в разных списках устава без всякого ущерба для самого устава как законодательного акта.