История русской литературы XIX века. В 3 ч. Ч. 1 (1795—1830)
Шрифт:
Поскольку Крылов понимал историю как деятельность всего народа и русское государство как социальный итог истории, то само движение общества, по его мнению, совершается усилиями всех людей, независимо от их сословной принадлежности, имущественного достатка или профессии. Каждый, будь то царь или крестьянин, должен лишь умело и честно делать свое дело, и тогда великие и малые частные труды сольются вместе и совпадут с общим ходом жизни, преследующим не какую-то заранее навязанную умозрительную цель, а вполне реальную — упразднение зла и пороков ради полноты живой жизни и естественности ее проявлений. В басне «Пруд и Река» персонажи принадлежат к разным сословным группам — Пруд «не знатен», Река названа «великой», ее восхваляют «гуслисты», но именно Пруд
Крылов отверг абсолютное значение Разума в жизни, какое придали ему просветители. Он отверг и то пренебрежительное отношение к обыкновенной, эмпирической действительности, которое было у просветителей, противопоставивших ей разумный идеал. Если просветители считали, что история движется противоречием, возникающим из антитезы просвещения непросвещенности, то, с точки зрения Крылова, это насквозь умозрительное, субъективное представление, поскольку в мире есть противостояние живой, естественной жизни и жизни ложной, искусственной, в которой господствуют не филантропическая доброжелательность и альтруизм, а эгоистические интересы. Оно-то и есть пружина исторического развития.
Крылов отказался от изображения возможного, заранее посчитав всякое предположение, «мечтание», как тогда говорили, плодом идеальных рассуждений, которые, по его мнению, всегда опровергаются жизнью. Его интересовали реальные социальные отношения, принявшие отвердевшую, итоговую форму, а не процесс их изменения и преобразования. Чтобы двинуться дальше, нужно понять уже свершившееся и оценить его нравственно, прилагая не устаревшие и не будущие мерки, а прочно закрепленные в житейской практике. Как положительные, так и отрицательные нравственные итоги взяты из самой действительности. Когда Крылов пишет: «У сильного всегда бессильный виноват», то это горький, но освященный историческим опытом народа моральный вывод. Но в такой же степени итогом выступает и положительный вывод: «Беда, коль пироги начнет печи сапожник, А сапоги тачать пирожник».
Если нельзя понять смысл истории, то можно оценить ее результаты. Для понимания результатов социально-историческо-го развития нужны общая нравственная мера, общий моральный критерий, приложимый ко всем без исключения жизненным явлениям. Все русские баснописцы XVIII в., в качестве такого критерия избирали идеи, рождавшиеся в умах просвещенного дворянства, и налагали их на бытовую повседневность. Они были убеждены, что в непросвещенной среде не могут возникнуть разумные понятия и, стало быть, их необходимо туда привнести. Крылов, отказавшись от высокомерного и снисходительного взгляда на обыденную жизнь, обратился к опыту народа, к тем нравственным понятиям, которые сложились в народной гуще и выразились в языке, в пословицах, поговорках, в образных речениях. Эти нравственные понятия неотделимы от деятельности народа, от труда, от естественной жизни, а всякая деятельность может быть оценена с точки зрения пользы и вреда, плодоносности и бесплодия. Меру оценки Крылов нашел в морали народа, которая необязательно явлена в баснях, но всегда подразумевается и присутствует.
Нравственный, практический опыт народа был для Крылова большей частью выше философских и иных учений. Он стал почвой, на которой, по убеждению баснописца, произрастали и культура, и наука, на которой держался весь социальный порядок. В этом легко убедиться, сравнив басню «Верхушка и Корень» М.Н. Муравьева и басню «Листья и Корни» Крылова.
В басне «Верхушка и Корень» Муравьев подразумевал под Верхушкой правительство, а под Корнем — народ. Корень взбунтовался
Приблекло деревцо, свернулись ветки вдруг,
И наконец Верхушка — бух;
И Корень мой с тех пор стал превращен в колоду.
Муравьев — сторонник того взгляда, что социальный организм целен и потому каждое сословие должно выполнять положенную ему работу, но при этом благополучие Корня зависит от Верхушки, от ее умственной деятельности. Крылов нисколько не возражает против иерархии сословий и их места под солнцем. Он не осуждает Листы за то, что они красивы, пышны и величавы. Корни говорят им: «Красуйтесь в добрый час!» Но баснописец высмеивает хвастовство и надменность Листов, недальновидно и безумно отвергающих тех, кто «питает» их и дает им возможность «цвести»:
А если Корень иссушится, —
Не станет дерева, ни вас, —
отвечают Корни Листам. Здесь речь уже идет не о сентиментальном сочувствии к смиренным и незаметным труженикам, а о самых основах социального порядка. В басне Крылова, по сравнению с басней Муравьева, вносится поправка: процветание государства зависит не только от Листов, но и от смиренных Корней, которые, «роясь в темноте», питают вознесшихся над ними. Мысль Крылова ясна: если «дерево» обозначает цельный государственный организм, то важны все его части, в забвение хотя бы тех же невидимых Корней пагубно для его благополучия. Тут Крылов снова не приемлет характерные «крайности», сопоставляя в яркой антитезе красоту Листов и смиренную долю Корней, живущих «в темноте». При этом он вовсе не отвергает величия дворянской культуры, ее красоту и ценность. У него нет дилеммы — либо Листы, либо Корни. Он настаивает на единстве общества и культуры — и Листы, и Корни.
В другой басне, «Конь и Всадник», его привлечет противоположная мысль, баснописец выскажется в пользу Всадника.
Именно жизнь народа — простая и безыскусная — становится для Крылова источником нравственных оценок. Простые, естественные и разумные законы, по Крылову, — норма социальных отношений. Применяемая к ним, она позволяет безошибочно распознавать всякие, даже тщательно укрываемые и прячущиеся от глаз, искусственность, фальшь, своекорыстие. Произведя оценку нравственного опыта, отделив в нем случайное от закономерного, верное от неверного, баснописец возвращает народу его собственную мораль, но уже очищенную от всяких наносных примесей, афористически — в виде пословиц и поговорок — проясняя и обобщая общенациональные этические нормы и способствуя самосознанию нации 64 . Вернувшиеся в народную среду пословицы и поговорки, созданные Крыловым, были приняты народом как его собственные. Это и стало лучшим доказательством величайших заслуг Крылова перед русской нацией.
Итак, Крылов — враг всяких крайностей, которые он понял как ограниченность, смешную попытку встать над многообразной и богатой действительностью, навязать ей свою грубую и плоскую оценку, втиснуть ее в круг сугубо личных эгоистических понятий. Все крайности мыслятся и умозрительными и субъективными идеями, а всякое преувеличение неприемлемо, потому что оно односторонне. Так он понимает мужицкий «здравый смысл», «золотую середину». Это касается и социальных отношений, и государственной политики, и бытовой среды, и литературы.
Еще в «Почте духов» Крылов восставал против лиц, склонных безудержно восхвалять достоинства и преимущества своих профессий. Судья выше всех ставил судей, военный — военных, купец — купцов и т. д. Но за этой «похвальбой» писатель уже тогда разглядел эгоистические вожделения и корысть. Теперь, в баснях, тема «профессионального» хвастовства разрешается Крыловым в несколько ином свете. Преувеличение одного рода деятельности за счет другого свидетельствует о неблагополучии всего государственного организма и связывается с нарушением его единства и целостности. После долгого перерыва (с 1823 по 1827 г.) в одной из лучших басен «Пушки и Паруса» Крылов снова обратил внимание на этот предмет.