История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции
Шрифт:
В очерках – живые зарисовки, конкретные картинки. В них нет развёрнутого показа всей полноты жизненных явлений. Но ряд набросков, эскизов, ярких и колоритных, нарисованных рукой большого мастера, создаёт общее целостное представление о поведении русского человека в первые дни войны.
Шолохов, как всегда, в гуще народа. Внимательно всматриваясь в жизнь, беседуя с отдельными людьми, он отчётливо увидел, что все их поступки, мысли, чувства определяются одним и тем же общим для всех устремлением: «Всё для армии делается. И все помыслы там, на фронте. И одно желание у всех в сердцах: поскорее переломить хребет проклятой фашистской гадюке».
В годину тягостных бедствий в сердце народа жило одно стремление – отстоять свободу и независимость Родины. Все трудятся с полной отдачей сил, каждый понимает,
В целом ряде мастерски нарисованных характеров Шолохов раскрывает благородные свойства и качества людей, нравственную чистоту и духовную мощь народа. Писатель глубоко понимает причину такой самоотверженности. Сила её – в народном патриотизме. Патриотизм объединил всех, сблизил, заставил отбросить всё личное и руководствоваться во всех поступках, во всех мыслях и чувствах бескорыстным служением Родине.
Напротив, с первых дней войны раскрылась звериная сущность немецких солдат, взращённых фашизмом. В очерках «Военнопленные», «Гнусность» и «На смоленском направлении» Шолохов всему миру поведал правду о гитлеровских солдатах, вторгшихся в нашу землю. Там, где проходят немцы, остаются дотла сожжённые деревни и сёла, ничем не оправданные, бессмысленные разрушения, «вытоптанная, тоскливо ощетинившаяся рожь», всюду видны мрачные, безрадостные картины. Мир ещё не предвидел ни Майданека, ни Освенцима, ни Бухенвальда. Война только началась, а немцы уже не брезговали никакими средствами: как только под Ельней русские перешли в наступление, немцы упорно отстреливались, спрятавшись за спины женщин, стариков и детей, расположив их перед своими окопами. Фашистское радио много говорило о мужестве и благородстве немецкого солдата, а в этом маленьком эпизоде Шолохов увидел, что немецкий солдат лишён всяких человеческих чувств, что он способен на дикие и бесчеловечные дела. «И все, кто узнает об этом очередном проявлении фашистской гнусности, испытывают чувство жгучего стыда за немецкий народ и омерзение и ненависть к тем, кто на войне, позабыв стыд, прячется за спины безоружных мирных жителей». Это Шолохов писал до встречи с военнопленными. А когда он столкнулся с ними, то первое, что отметил, – это опять страх за собственную жизнь, стремление во что бы то ни стало её сберечь. Они не знали этого страха, когда шли по странам Западной Европы. В их флягах плескалось французское вино, они громко распевали похабные песни, и жизнь им казалась привлекательной до тех пор, пока не переступили границу России. Здесь всё изменилось. Ни днём ни ночью не давали им покоя партизаны. Смерть подстерегала их за каждым углом. И от наигранной молодцеватости немецкого солдата не осталось и следа: единственное чувство, которое сохранилось в нём, – это страх за собственную жизнь.
Цепкий глаз Шолохова подмечал решительно всё: и то, что касается внешних примет войны, и то, что касается поведения человека на войне, его переживаний, настроения, размышлений. Евгений Петров, близко познакомившийся с Шолоховым на фронте, так говорил о нём:
– Это редчайший художник! Подметит деталь, как никто другой, скажет одно только слово – и возникает целая картина.
Сам Шолохов скупо и неохотно рассказывает о своём пребывании на фронте. Журналист И. Жуков в очерке «Шолохов ская высота» рассказывает об одном из таких немногочисленных разговоров:
«…кинохроника тех лет запечатлела приезд Михаила Шолохова, Александра Фадеева, Евгения Петрова в действующую армию… Уже в ту поездку Шолохову пришлось побывать в самом пекле, на полюсе мужества – в солдатском окопе.
– Вот такой эпизод… Нужно было перебраться на командный пункт полка. А немец вёл огонь по площадям, всё усиливая его. И место вроде неприметное, но «рама» надыбала наше движение… Наше движение заметили – накрыли огнём. Залегли…» (Жуков И. Вёшенские вёсны. Ростов-на-Дону, 1980).
В сентябре 1941 года перед поездкой на фронт Шолохов остановился на несколько дней в Москве. Пришедший к нему в гостиницу критик И. Лежнев сразу заметил в его облике какую-то перемену. Те же самые гимнастёрка, галифе, сапоги, какие он носил и в мирное время. Но сам он был решительно другой – по-военному серьёзен и подтянут.
– А позволит ли вам командование фронта, – спросил И. Лежнев, – находиться в самых опасных местах, как всё это представляете сейчас?
– То есть как это так? – возмущённо воскликнул Шолохов. – Бойцы будут воевать, а я лишь издали, из штабной квартиры, поглядывать? Как же я смогу писать о народе на войне и сегодня, и потом, после нашей победы?!
«По пути к фронту», «Первые встречи», «Люди Красной армии» – эти и другие очерки М. Шолохова точно передают не только обстановку первых месяцев войны, но и настроение бойцов и командиров Красной армии. М. Шолохов рассказывает о том, как группа писателей и журналистов, вооружённых карандашами, записными книжками, ручными пулемётами, направилась к линии фронта, которая усилиями Красной армии под Смоленском откатилась на запад. По пути к фронту Шолохов обратил внимание на множество обгоняющих их машин с боеприпасами, продовольствием, красноармейцами.
За четыре года войны было написано и опубликовано более полутораста повестей и романов. Иной раз это были скороспелые произведения, написанные словно под диктовку цековских работников, изобилующие характерными для того времени клише: немцы тупые и глуповатые, русские солдаты – удачливые богатыри непомерной силы, которым всё удаётся. Во многом писатели следовали Уставу советских писателей – изображать и трагическую войну в её революционном развитии и в оптимистических тонах. Но появились и произведения, идущие от реальной действительности: «Морская душа» и «Душа корабля» Л. Соболева, «Мать» А. Довженко, «Чайная роза» Б. Лавренева, «Одушевлённые люди» А. Платонова, писали рассказы о войне В. Каверин, К. Паустовский, Н. Тихонов, М. Пришвин. Выделялись своим мастерством повести «Волоколамское шоссе» А. Бека, «Дни и ночи» К. Симонова, «Командир дивизии» Г. Берёзко. Случались и просчёты: командир дивизии Богданов из повести Г. Берёзко, тяжело раненный, произносит пафосные речи прямо в угоду методу социалистического реализма; образ героя повести «Дни и ночи» капитана Сабурова выписан очерково, а личная жизнь ему совсем не удалась. То ли это спешка, то ли желание просто ответствовать жёстким правилам метода социалистического реализма – трудно сейчас в этом разобраться.
После всех склок и обид, которые возникли в процессе военной перестройки, в марте 1942 года Президиум ССП обсудил положение в журналах «Новый мир», «Знамя» и «Красная новь». На совещании Президиума присутствовали ответственные сотрудники ЦК ВКП(б) П. Федосеев и А. Еголин.
2 июня 1942 года Г.Ф. Александров, начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), писал секретарю ЦК ВКП(б) А.С. Щербакову об исправлении ошибок, допущенных в газете «Литература и искусство» № 21: дважды собирали редколлегию газеты, говорили об ошибках и мерах их исправления; уволен с работы заведующий редакцией газеты Письманик; проведено партийное собрание Управления пропаганды, и наказаны Лебедев, Еголин, Орлова за безответственное отношение к газете.
Как видим, и журналы, и газета находятся под строгим контролем работников Управления пропаганды ЦК ВКП(б), и за малейшие ошибки и неточности тут же следует наказание.
Весной 1942 года К. Симонов обратился в издательство «Молодая гвардия» с просьбой выпустить сборник его стихотворений. Редактор, готовя сборник к изданию, без разрешения автора снял большую часть лирических произведений. Автор не согласился с варварским отношением к сборнику. В апреле весть о конфликте писателя с издательством дошла до А. Фадеева, а затем до А.С. Щербакова, который пригласил Симонова для беседы: «Мы стали листать рукопись. Стихотворение за стихотворением, останавливаясь на каждом, против которого возражали в редакции… Мы поговорим с издательством, – сказал Щербаков. – Я думаю, они согласятся с нами, что всё это можно напечатать. Таким образом, вопрос исчерпан». Одно из стихотворений К. Симонов сам снял из сборника, но и его восстановили: «Стихотворение вовсе не воспевает лёгкую любовь, оно просто рассказывает о том, как бывает в жизни, но при этом в нём есть тоска по настоящей любви» (Симонов К.М. Разные дни войны. М., 1974–1977. С. 105–108).