История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции
Шрифт:
При изучении источников об Иване Грозном и его эпохе Алексей Толстой обратил внимание и на другую точку зрения, сложившуюся к тому времени. Начиная с Ивана Пересветова в России жил и развивался другой взгляд на Ивана Грозного и его деяния. Герцен, Белинский, а несколько ранее Пушкин и Лермонтов, не обходя отрицательных черт того времени, обращали внимание на борьбу Ивана Грозного за государственную целостность, за укрепление и централизацию Русского государства против удельных устремлений русского боярства.
Иван Грозный не всё успел сделать из задуманного и не всё делал так, как хотелось бы его современникам
Гениальная поэма Лермонтова «Песня про царя Ивана Васильевича» воссоздаёт именно такого Ивана Грозного, каким его донесли русские народные песни. Белинский, разбирая эту поэму, подчеркнул, что Лермонтову удалось «во всей полноте, во всём блеске жизни» воскресить «один из моментов русского быта», одного из представителей Древней Руси. В этом отношении после Бориса Годунова больше всех посчастливилось Иоанну Грозному.
Чернышевский и Добролюбов тоже обращали внимание на Ивана Грозного как на великого трагического деятеля русской истории. Репин в известной картине об убийстве Иваном Грозным сына показал его невероятные страдания, на которые способна только высокая трагическая личность. Салтыков-Щедрин, полемизируя с односторонней трактовкой личности Ивана Грозного в драматической трилогии А.К. Толстого, также отмечал величие государственных замыслов первого русского царя, его неустанную борьбу с удельным боярством за могучее централизованное государство, способное отстоять независимость России в борьбе с иноземными захватчиками, стоявшими на её границах.
В личной библиотеке Толстого до сих пор хранятся с его пометками «История государства Российского» Н.М. Карамзина, «История России с древнейших времён» С.М. Соловьёва, «Курс русской истории» и «Боярская дума Древней Руси» В.О. Ключевского, «Иван Грозный» Р.Ю. Виппера, «Иван Грозный» и «Смутное время» С.Ф. Платонова, «История о великом князе Московском» А.М. Курбского, «О Москве Ивана Грозного» немца-опричника Генриха Штадена, «Сказания» Альберта Шлихтинга, «О государстве русском» Джильса Флетчера, «Псковские летописи», «Юродство о Христе и Христа ради юродивые Восточной и Русской церкви» ключаря собора Василия Блаженного Иоанна Ковалевского.
7 ноября 1941 года одновременно в «Правде», «Известиях» и «Красной звезде» была напечатана статья Алексея Толстого «Родина» – пожалуй, самая глубокая, самая лирическая и задушевная статья, в которой он раскрывает отношение русских людей к своей Родине. Тепло, эмоционально, лирически-трогательно Алексей Толстой признаётся от имени миллионов в своей любви к Родине: «За эти месяцы тяжёлой борьбы, решающей нашу судьбу, мы всё глубже познаём кровную связь с тобой и всё мучительнее любим тебя, Родина…»
Но Толстого ждали другие неотложные практические дела: в середине января 1942 года он вылетел в Куйбышев на заседание Комитета по Государственным премиям.
Как обычно, на соискание премий было выдвинуто много талантливых писателей, композиторов, артистов, художников. Началась работа по отбору наиболее талантливых и созвучных времени. В числе первых Толстой назвал Николая Тихонова. Восемь месяцев прожил поэт в осаждённом Ленинграде, стойко перенёс лишения и невзгоды, пережил горькое томление осады, испытал боль за великий город, за любимую родину. Толстой знал, что в последние перед войной годы Тихонов почти ничего не писал, ограничиваясь переводами, преимущественно с грузинского. И вот в ноябре 1941 года он создал прекрасную поэму «Киров с нами».
Домов затемнённых громадыВ зловещем подобии сна,В железных ночах ЛенинградаОсадной поры тишина,Но тишь разрывается боем,Сирены зовут на посты…Читая эту поэму, Толстой чувствовал, что её вдохновение сурово и возвышенно, как суров и нравственно возвышен великий город на Неве, который основал и построил его любимый Пётр. И как точно Тихонов угадал ритмику стиха – они звучат как поступь колонн, идущих в бой, как «отзвук грозных ударов копыт о скалу Медного всадника». Стих хрестоматийно ясен и чёток. Это песнь сквозь стиснутые зубы. Полчища варваров должны отпрянуть, как ночные тени, при звуке железных шагов Кирова по ленинградским проспектам.
Творческую радость он испытал также, слушая Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича, выдвинутую на соискание Государственной премии. Композитор создал её в голодном осаждённом Ленинграде. Эту вдохновенную музыку нельзя было слушать без волнения.
16 февраля 1942 года в «Правде» была опубликована статья Толстого «На репетиции Седьмой симфонии Шoстаковича». «За красоту мира льётся кровь, – писал Толстой. – Красота – это не забава, не услада и не праздничные одежды, – красота – это пересоздание и устроение дикой природы руками и гением человека. Симфония как будто прикасается лёгкими дуновениями к великому наследию человеческого пути, и оно оживает. Средняя часть симфонии – это ренессанс, возрождение красоты из праха и пепла. Как будто перед глазами нового Данте силой сурового и лирического раздумья вызваны тени великого искусства, великого добра.
Заключительная часть симфонии летит в будущее. Перед слушателями… раскрывается величественный мир идей и страстей. Ради этого стоит жить и стоит бороться. Не о счастьице, но о счастье теперь рассказывает могущественная тема человека. Вот – вы подхвачены светом, вы словно в вихре его… И снова покачиваетесь на лазурных волнах океана будущего. С возрастающим напряжением вы ожидаете финала, завершения огромного музыкального переживания. Вас подхватывают скрипки, вам нечем дышать, как на горных высотах, и вместе с гармонической бурей оркестра, в немыслимом напряжении вы устремляетесь в прорыв, в будущее…»